Читать онлайн «Народы и личности в истории. Том 3». Страница 112

«Капиталистический тип» соединил в себе черты разбойника, ганзейского купца и еврейского менялы. В работе «Буржуа» (этюды из истории духовного развития современного экономического человека) В. Зомбарт писал: «Без сомнения, все формы проявления капиталистического духа, как и все состояния души и психические процессы вообще, коренятся в определенных «предрасположениях», т. е. в первоначальных унаследованных свойствах организма… они в этот исторический момент были у него в «крови», т. е. сделались наследственными». Что же представляет собой это наследство? Историк и философ Б. Кроче (1866–1952) не без горечи заметил по поводу идеи эволюции народов: «Душа жаждет увидеть в истории картину благородных войн, а в ответ получает животно-механическую фантасмагорию о происхождении человечества, с огорчением, разочарованием и даже стыдом мы убеждаемся в своем неистребимом варварстве». Писатель Доде хотел создать книгу о «новой породе мелких хищников, которые воспользовались законом Дарвина… для оправдания всевозможных низостей…» Он писал: «Я работал над этим уже несколько месяцев, но тут во Франции вышел перевод замечательного романа Достоевского «Преступление и наказание», и оказалось, что это именно та книга, которую я собирался написать, да еще принадлежащая перу гения…».[441]

Простой народ для подобных господ ничего не значит. Он для них – «моральный нуль». Ход мировой истории – с выбиванием, вырезанием, вымиранием миллионов – убеждает нас в этом! Пастер был абсолютно прав, сказав: «В мире борются два противоположных закона: один – закон крови и смерти, который каждый день придумывает все новые способы войны… и второй закон – закон мира, труда и благоденствия, который ставит себе целью избавить человечество от преследующих его несчастий». Австрийский зоолог К. Лоренц, основатель этнологии и Нобелевский лауреат, придавал исключительное значение контролю за агрессией и конкурентным поведением.

Преступница Г. Бомпар, совершившая вместе с любовником убийство

Он подчеркивал, что самым важным в понимании законов жизни, да и будущего всего человечества стала парадигма сотрудничества, дружественности и кооперации. Без этого ни одно общество, ни один индивид не смогли бы просуществовать и дня, не говоря уже о тысячелетиях. На схожих позициях стояли известные русские ученые: Данилевский, Тимирязев, Кропоткин, Новиков. Тимирязев полагал, что на смену зоологической борьбе людей с таким трагическим исходом как взаимное истребление сторон должно прийти мирное решение всех споров. Выступая сторонником формулы Дж. Милля – «наибольшее благо для большего числа людей», он ратует за то, чтобы народы решили споры голосованием, а не пулеметами. Его не очень-то пугает глас «непросвещенного большинства», ибо во стократ хуже и страшнее «господство непросвещенного меньшинства». Их голос вряд ли когда-либо «станет голосом разума». Может ли осуществиться движение «от зверя к человеку» демократией, голосованием? Увы, это лишь благое пожелание, мечта, являющиеся фикцией. Тимирязев признает: все это имело бы смысл лишь при готовности правящего класса поделиться плодами прогресса и культуры с народом. Отрезая ему путь к свету и заслуженному благу, власть толкает массы к насилию. А «пулемета словом не перешибешь».[442]

Поэтому можно понять Герцена, охарактеризовавшего буржуазную цивилизацию, как цивилизацию людоедов, питающихся человеческим мясом и кровью. Это подтверждали и бесчисленные войны… В. И. Ленин, подразделявший войны на национальные, революционные, империалистические и гражданские, сделал вывод: «При капитализме, и особенно в его империалистической стадии, войны неизбежны». В его реферате от 1 октября 1914 г. (опубликован в Швейцарии, когда Первая мировая война бушевала) находим такие строки: «Для торжества современной цивилизации, для полного расцвета капитализма, для вовлечения всего народа, всех наций в капитализм – вот для чего послужили национальные войны, войны начала капитализма». Здесь же отмечено, что «из всех воюющих стран одни сербы борются еще за национальное существование».[443]

Империализм с колониализмом будут запускать механизмы различных войн (во имя «торжества цивилизации»), втягивая в мясорубки сотни тысяч, десятки миллионов невинных людей, лишая их жизни, а их семьи кормильца. Жертвами военных действий станут и гражданские люди. Отчего возникали войны? К началу XX в. в капиталистическом мире были созданы невиданные по своим размахам и мощи военные производства. Из чудовищной пасти заводов рождались все новые горы оружия. Это требовало новых природных ресурсов и людских усилий. В число новых империалистических хищников вошли США, Германия, Япония, Италия. За столом мировых яств им становилось тесно, а самые прожорливые страны не желали делиться ни с кем. Война не является слепым актом страсти, но «в ней господствует политическая цель», включающая в себя подчинение стран и народов, против которых ведутся войны, воле победителя. Для запуска механизма войны всегда найдутся предлоги и веские основания. Война является хамелеоном, в каждом конкретном случае меняющим обличье. Клаузевиц пишет: «Итак, мы видим, что ни при каких условиях мы не должны мыслить войну как нечто самостоятельное, (но) как орудие политики; только при этом представлении возможно избежать противоречия со всей военной историей. Только при этом представлении эта великая книга становится доступной разумному пониманию».[444]

Капиталистическая экспансия раздвинула поле битвы, вовлекла все страны в схватку. О начале войн объявляют политики… Но не только и не столько они являются главными их виновниками и зачинщиками. Ф. Меринг писал: «Чтобы получить правильное понятие о мировой войне восемнадцатого столетия, надо с корнем вырвать представление, что прусский король Фридрих был ее героем». По аналогии с вышесказанным можно сказать: для того чтобы получить верное представление о Первой мировой войне должно с корнем вырвать представление о ней как о некой случайности или роковом qui pro quo (лат. – недоразумении). Эта война была столкновением разных культур, рас и капиталов.[445] Все демагогические речи демократов, пацифистов, либералов не меняли сути взаимоотношений могущественных финансовых, промышленных, деловых и политических кланов. Гильфердинг заметил (1909): «Старые фритредеры верили, что свободная торговля не только наиболее правильная система экономической политики, но и начало эпохи мира. Финансовый капитал давным-давно утратил эту веру. Для него нет гармонии капиталистических интересов, напротив, он знает, что конкурентная борьба все более превращается в борьбу политических сил».[446]

Первая мировая война и стала последним доводом новых королей (финансистов, дельцов, промышленников). С беспрецедентной наглостью они бросили его в лицо человечеству. Им «ненавистен мир и слово мир» (Шекспир). Это признавали фактически все видные участники всемирной трагедии (прямо или косвенно). Руководитель отдела иностранной печати Германии полковник Герварт назвал Первую мировую войну «первой экономической войной в мировой истории». В масштабной и кровавой войне были заинтересованы все правящие круги.[447]

Некоторые пытались описать характер будущей войны. В конце XIX в. появился труд русско-польского промышленника И. С. Блоха «Будущая война в техническом, экономическом и политическом отношениях» (1898). Автор был известен как видный организатор консорциума железных дорог, звезда первой величины среди королей железных дорог. Им, кстати, создан пятитомный труд о влиянии железных дорог на уровень экономического развития России. Блох писал о том, что наблюдающийся повсюду в мире бурный рост вооружений неминуемо вызовет войну, гибельную и для победителей, и для побежденных. Эта война непременно вспыхнет в Европе и народы придут в «страшное замешательство». Правители и сильные мира сего не могут жить без войн. Из примерно 3,4 тысяч лет истории на мирное состояние народов приходилось всего 227 лет (1 год мира на 13 лет войны). Война является, таким образом, обычным состоянием народов. Даже знаменитая энциклопедия «Источник всех знаний» гласит, что войны на Земле будут всегда, ибо в противном случае это была бы не Земля, а Рай. Страны истощают силы, изготовляя горы оружия. Милитаризация изнуряет экономику, озлобляет народы. Но правители ничего не желают слышать – ни возмущения народов, ни горе семей, потерявших кормильцев, ни стоны раненых. Они не понимают и того, что «в среде народов вырабатывается вещество более могучее, чем динамит, способное взорвать уже не только крепости и города, но и само общество». Никто не желает задуматься, что в грядущей большой (мировой) войне крещению огнем подвергнутся не только регулярные войска, но огромные массы мирных граждан. Это вызовет губительные последствия в самой психологии народов. Чудовищные средства истребления ведь могут обрушиться и на самих их создателей и владельцев. При этом Блох подчеркивает тот факт, что лучшие умы человечества – от Бентама, предлагавшего в «Очерках международного права» (1789) прийти к вечному миру путем одновременного уменьшения всеми европейскими государствами военных сил, до квакерских проповедников в США и Англии, от доктора Ворчестера, опубликовавшего в США «Исследования войны» (1815), до такого «могучего апостола мира», как кузнец Беррит, который агитировал в пользу мира, – проделали огромную работу. К сожалению, усилия миротворцев похожи на глас вопиющего в пустыне. Их голоса заглушаются свирепым ревом милитаристов и убийц-реакционеров. С отчаянием Блох восклицает: «Неужто недостаточно того, что в XIX в. война поглотила в Европе 12–15 миллионов человеческих жизней и сотни миллиардов денег?!» О главном он, увы, умолчал. Ведь войны приносят милитаристам, финансистам, политикам огромные прибыли. Поэтому-то и погибают миллионы![448] Империалисты никогда не были откровенны в объяснении мотивов войн. В каждой стране находились могущественные круги, которые жаждали войны, хотя Ллойд-Джордж и уверяет нас, что «среди правителей и государственных деятелей… не было ни одного, кто бы хотел войны». Что же это за таинственные круги? «Было бы глупой и невежественной клеветой называть эту войну войной банкиров… Влиятельнейшие деловые круги Англии стремились избежать войны». В действительности именно они, банкиры и промышленники, более всего заинтересованы в развязывании мировых войн. Как известно, войны не ведутся ради забавы или каких-то мелких амбиций. Вопросы, которые обычно решаются с помощью войн, серьезны. И если экономика стала главным двигателем так называемой цивилизации, то ясно, что ее проблемы порой приходится решать также и военным путем (когда экономические средства не действуют или все же не достаточно эффективны). Эту ситуацию вынужден был признать и Ллойд-Джордж: «В 1910 г. мы стояли перед многими серьезнейшими проблемами, которые день ото дня становились все серьезнее… На горизонте показался грозный признак безработицы. Наши соперники за границей быстро шли вперед и оспаривали у нас первенство на рынках мира. Наблюдался застой в развитии нашей внешней торговли, которая способствовала исключительному благоденствию предшествовавшего полувека… Наш рабочий люд толпился в мрачных и бедных кварталах; рабочие не были уверены в том, что назавтра они не лишатся хлеба вследствие болезни или изменения хозяйственной конъюнктуры; они проявляли все большее недовольство». Коренные интересы Британской империи, которая продолжала носить титул «владычицы мира», остро требовали начала решительной и беспощадной битвы за сохранение ее владений и рынков. Однако все сильнее становилась имперская Германия, объединенная Бисмарком. Поэтому Ллойд-Джордж уже не мог скрыть очевидного: деловые круги Англии только и ждали «часа, когда они могли бы разбить великого соперника в торговле».[449]