Читать онлайн «Саламина». Страница 28

Спокойной ночи, дорогие друзья!

XX. СЛЕЗЫ

Что ж, возьмем наши вечеринки: кто их устраивал? Благодаря чему я мог спокойно сидеть вот так, как сидел? Стоило мне постучать костяшками пальцев по длинному самодельному дощатому столу и крикнуть: "Столик, накройся!", как он действительно, будто чудом, оказывался покрытым едой? А затем, поев и угостив гостей, крикнуть: "Столик, приберись!", как столик тотчас же оказывался прибранным, мусор подметенным, комната превращенной в зал для танцев? Кто следил за тем, чтобы наши стаканы всегда были наполнены? Кто подавал сигары, прислуживал гостям, опорожнял пепельницы, смотрел за порядком, делал до последней мелочи все, что нужно было делать? Кто же, как не Саламина. Все хлопоты, связанные с приемом гостей, начиная от подготовки к их приему и кончая уборкой после их ухода, все, от мытья полов утром до мытья их на следующий день, - все лежало на ней. И как она все делала! С какой точностью и ловкостью, с какой неослабной энергией, с каким совершенством! Не как служанка, а как хозяйка дома, не поглощенная целиком работой, а умудряясь как-то и работать, и обедать, и танцевать. Спасибо за эти дни веселья и пиву, и еде, и тому, и сему, но главное спасибо Саламине. Абрахам, выражая мысли всех жителей Игдлорсуита, обращаясь от их имени к виновнику счастливых дней, сказал, пожимая мне руку:

- Спасибо, Кинте, за то, что вы привезли в Игдлорсуит Саламину.

Да, работать она, умела. Взгляните на нее: прямая, как тростник, сильная, как бык, гибкая, как кошка. Руки у нее были шероховатые, загрубевшие. Когда она сгибала руку, то мускулы вздувались, как бейсбольные мячи, круглые, крепкие. Эскимоски скроены для работы, во всяком случае некоторые из них. Для таких женщин в работе вся жизнь. О них не думаешь как о слабом поле, кажется, им не должно быть свойственно понимание тонкостей. Трудно судить об этом.

Однажды, не помню по какому делу, к нам в дом пришла эта несчастная Карен, и я отругал ее за одну из ее мелких, низких, тайных проделок, за какое-то жульничество, ставшее возможным благодаря моему хорошему отношению к ее мужу Давиду. Как следует отчитав ее, отправил домой. Саламина почувствовала, насколько отвратительна эта сцена. Она накрыла стол, мы поели. Она была очень молчалива. После ужина Саламина перешла на мою сторону, села рядом и положила руку мне на плечо. Немного спустя заговорила:

- В двадцать седьмом году умер мой муж. Это было ужасно. И двадцать восьмой был плох, а двадцать девятый немногим лучше. В тысяча девятьсот тридцатом я жила спокойно, и в моей жизни не было мужчины. В тридцать первом приехал в Уманак Кинте, попросил Саламину поехать в Игдлорсуит и жить в его доме. В тридцать втором Кинте уедет в Америку и никогда не вернется в Гренландию. И я не перенесу этого, потому что больше ничего не будет в моей жизни.

Я прижал голову Саламины к своей груди, и слезы ее потекли по моим рукам.

XXI. САЛАМИНА

Тридцатью милями дальше, за Уманаком, в глубине Уманак-фьорда стоит маленький поселок Икерасак. Как бульшая часть поселков в округе, Икерасак расположен на острове и, подобно Уманаку, лежит в тени горного пика, вроде Уманакского, но поменьше. Маленький поселок, маленький пик; здесь правил, как король, маленький человек. Королем может быть совсем маленький человек, потому что преклонение вызывает королевский титул - всем американцам это известно, так как они отводят газетные шапки самым незначительным величествам.

Этот маленький человек благодаря своему острому уму, охотничьей ловкости и умению править собаками, благодаря власти, которой он пользовался как начальник отдаленного торгового пункта, своему королевскому гостеприимству, дружелюбному обращению с людьми и щедрости и благодаря собственному убеждению, что играло не последнюю роль, в своем происхождении от викингов - этот человек был почти настоящим королем. Происхождение его, от кого бы он ни происходил, имело значение. Мужчины из этой династии стояли у власти, девушки благодаря красоте и душевным качествам вступали в связи с видными датчанами. Их остролицые потомки сейчас составляют местную аристократию округа. Мы говорим, кровь много значит, но убеждение, что она много значит, имеет большее значение. И это убеждение маленького короля-полукровки наконец в старости окрепло так, что он поднял норвежский флаг над крепостными валами своего замка со стенами из дерна. Сумасшедший? Да, немножко. Но как ни суди, это было очаровательное безумие. И хотя реквизиция властью короля королевских складов (складов датского короля) привела в конце концов к потере трона, он продолжал жить, окруженный до самой смерти любовью и почетом. Память о дяде Енсе будет жить долго.

Еще важнее происхождения дяди Енса было то, что он играл на скрипке и играл хорошо, что он исполнял песни Шумана и немецкие народные песни и менуэт Бетховена, что у него дома стоял хороший старый кабинетный рояль, и дядя Енс немного играл и на нем, что он был тонким ценителем искусства. Это чувствовалось сразу, когда вы встречались с ним, разговаривали с ним, бывали у него дома в гостях. Короче говоря, он был джентльменом в самом настоящем смысле этого слова. И когда маленькая племянница его жены, Саламина, приехала к нему в гости из Караяка, поселка в глубине фьорда, она попала в более совершенную обстановку, чем ее домашняя - в общем хорошая, но бедная.

Маленькая Саламина сама происходила из семьи, какая даже в Гренландии считается хорошей. Она была дальней родственницей дяди Енса, дочерью человека, бывшего одновременно хорошим охотником и помощником пастора (редкое явление). Семья ее принадлежала к той счастливой части населения, которая, живя в отдаленных пунктах, смогла усвоить некоторые хорошие стороны датской культуры, не став жертвой пороков метрополии. Все это действительно много значит. Еще большее значение имело то, что у отца Саламины ненадежные средства к жизни, добываемые охотой, подкреплялись небольшим, но твердым окладом школьного учителя: Саламина ела досыта. Крепкая и сильная девочка переходила от игры в домашнее хозяйство с изготовлением пирогов из песка к беготне с мальчишками и командованию ими. Она была настоящим сорванцом, стреляла из лука в северных овсянок, подползая к ним, когда они перелетали с одного валуна на другой, стреляла, промахивалась и снова стреляла. Саламина лазала по скалам и бродила по горам. Как и другие гренландские дети, она вела свободную, ничем не стесненную жизнь. Случалось, набивала себе шишки, но не плакала. Так полагается в спартанской Гренландии. Она работала. Зимним утром, холодным и темным, мать расталкивала ее и, прерывая сны, будила:

- Вставай, вставай, растапливай печь!

Саламина встает, босая, позевывает. Ей десять лет.

Одетая как мальчик - в кожаные штаны и анорак, - она сопровождала мать в горы, где собирала в кустарниках хворост, тащила домой вязанки, шатаясь под их тяжестью. Это ежедневная работа в течение всего лета и ранней осени. А когда выпадал снег и белые куропатки в поисках пищи спускались с гор, Саламина брала отцовское ружье и в мужских штанах ходила на холмы охотиться. Да, она умела стрелять: убивала чаек, куропаток. Она даже застрелила нескольких тюленей - только на льду. Однажды Саламина попробовала плавать в каяке: уселась в него, ее оттолкнули от берега. И тут, в панике бросив весло, начала кричать, схватилась за края кокпита и опрокинулась. Она все же была девочкой, хотя и носила брюки. С собаками Саламина управлялась хорошо и в светлые дни в конце зимы правила санями наравне с самыми искусными мужчинами.

Поездки в Икерасак всегда доставляли ей большое удовольствие. Большей частью они ездили туда в зимнее время, бесшумно скользя по гладкой, покрытой снегом поверхности замерзшего фьорда, на запад по слепящей глаза солнечной дорожке. Езда на санях! Весь мир сверкал белизной, небо было такое синее, такое прекрасное! А когда приезжали на место, то попадали в чудесный, просторный пятикомнатный дом из дерна со множеством вещей внутри! И дядя Енс, и Николена! Они обожали ее.

Енс наплодил множество сыновей и дочерей, в доме всегда было полно детей. Саламина, которая была младше их всех, стала общей любимицей. Шоколад дяди Енса, которым ребенок пачкал себе рот, стирала мокрой тряпочкой Николена. Это была ее обязанность - исправлять балованного ребенка. Важная дама! Она следила за тем, чтобы все шло по правилам: работать, ходить в чистом платье; вечером быть дома, не шляться, не флиртовать. Шоколад вытирался не только с губ. Один раз девочка, не довольствуясь тем, что съела, засунула шоколад за высокое голенище камика и побежала играть. День был жаркий, во время игры она совсем забыла про контрабанду в камике. Когда Саламина разделась перед сном, на ее голую ногу стоило посмотреть.

По мере того как Саламина подрастала, переходя от детства к девичеству, она все чаще и дольше жила в этом доме как член семьи, помогая по хозяйству. Их образ жизни стал ее собственным. Сноровка и взгляды Николены, ее требования совершенства во всех хозяйственных делах перешли к девочке и сохранились у нее на всю жизнь.