Читать онлайн «Норманны. От завоеваний к достижениям. 10501–100 гг.». Страница 37

Комплексное воздействие норманнских завоеваний на введение канонического права в западном христианском мире сравнимо с последствиями этих завоеваний для структуры церковного управления в странах, попавших под норманнское господство. Люди, постепенно занимавшие английские епархии после 1070 года, норманнам не только симпатизировали, они находились под более тщательным, чем их предшественники, контролем со стороны архиепископов, а во времена Ланфранка именно они активно занимались реорганизацией английской Церкви. При них, например, в соборах, позднее известных как соборы «Старой закладки», а именно в соборах в Солсбери, Лондоне, Линкольне, Йорке, Эксетере, Херефорде, Чичестере и Уэльсе, стали служить капитулами и прелатами люди похожие на тех, которые ранее существовали в норманнских соборах[357]. Однако еще более важной стала передача епархиальных престолов тем городам, где они в большинстве случаев существуют и до сих пор. Так, престолы епархий Дорчестера, Личфилда, Сесли и Шербона перешли в Линкольн, Честер, Чичестер и Солсбери соответственно, а Элмхем сначала перевели в Тетфорд, а потом в Норидж. По сути дела, созданная при норманнах епископальная структура Церкви в Англии оставалась почти неизменной до самой Реформации[358].

В Италии и на Сицилии события развивались так же, как и в Англии. Там результатом норманнских завоеваний стало не только появление в Церкви пронорманнски настроенных прелатов, но и коренная реорганизация епархий на завоеванных землях. В Апулии Церковь подверглась обширным изменениям после падения в 1071 году Бари и ослабления власти Византии. В тот же период в Калабрии увеличилось количество епархий и в значительной степени изменилось их расположение внутри провинций[359]. Так, путем объединения двух бывших епархий, Тауринской и Вибонской, статус епархии получил Милето[360], а число подчиняющихся Реджо викарных епархий сократилось с тринадцати до пяти[361]. Но наиболее зримые перемены происходили на Сицилии. Архиепископство Палермо было успешно восстановлено к маю 1073 года, то есть через 18 месяцев после взятия города норманнами[362]. Последующее продвижение норманнов, отмеченное, как мы уже видели, созданием в 1081 году епархии Троинской, а в период с 1087 по 1088 год епархий Агридженто, Мадзары, Мессины, Катании и Сиракуз, в 1095 году завершилось объединением епархий Троинской и Мессинской[363]. Словом, еще до 1100 года завоевание Сицилии норманнами вылилось в образование второй сицилийской Церкви.

Своими завоеваниями во второй половине XI века норманны оказали на западный христианский мир столь обширное комплексное воздействие, что отношения между папством и новоявленными норманнскими правителями стали вопросом первостепенной важности. Всегда, например, признавалась особая значимость отношения Вильгельма Завоевателя к папству в период его правления англичанами. И здесь папство в некотором смысле твердо стояло на позициях норманнов. Завоевания свершались при поддержке Папы, и одним из первых последствий этих завоеваний стала одобренная Папой замена архиепископа Кентерберийского Стиганда на Ланфранка. В 1070 году папские легаты благословили Вильгельма как короля, а чтобы принять законы, разработанные для усиления эффективности реформаторской программы, в защиту которой тогда выступал Рим, с разрешения Вильгельма провели целый ряд советов. В те же годы, в условиях развивающейся борьбы с империей, в поддержке со стороны норманнского короля англичан нуждалось и папство.

Вильгельм в свою очередь мог получить от папства тоже немало. Поддержка папства могла некоторым образом легализовать его королевское положение и сохранить его новое королевство перед лицом направленных на него атак. Более того, многие из одолевавших его проблем имели явно выраженное церковное значение. Так, в спорном вопросе о главенстве Кентерберийской епархии (апогея эта проблема достигла в 1070 году) король был обеспокоен не только тем, чтобы усилить власть Ланфранка внутри церкви. Возможно, он также опасался, что в тех обстоятельствах независимый архиепископ Йорка может короновать его соперника из Скандинавии, который на тот момент имел широкую поддержку на севере. К тому же тот факт, что теперь епископы и аббаты Англии стали частью феодальной структуры королевства, а значит, главными владельцами королевского лена, делало норманнизацию прелатства Англии для Вильгельма вопросом немедленных политических результатов. Но уладить все эти вопросы можно было только с молчаливого согласия Папы. Поэтому с одобрением папы Завоеватель расставался всегда неохотно. Очевидно, что от этой близости выигрывали обе стороны.

С другой стороны, Вильгельм прибыл из провинции, где Церковь жестко контролировалась герцогом, а в Англии он приобрел королевские права, которые твердо намерен был защищать. А у Ланфранка, воспитанного в Италии в тот момент, когда престиж Папы упал, было обостренное чувство ответственности архиепископа крупной области. Таким образом, король и примас могли договориться о проводимой церковной политике, которая строго соответствовала бы той, что до 1056 года вел император Генрих III. Новый норманнский король англичан, как победитель битвы при Чивитате, питал к папскому престолу самое глубокое уважение и способствовал проведению реформ. Но обеспечение Церкви в своих владениях хорошим управлением, соответствующие этой задаче церковные назначения и необходимость противостоять любым действиям, которые могли посеять смуту среди его подданных, он считал задачей правителя светского. Его позиция по этим вопросам позже нашла свое отражение в установленных им «обычаях»[364]. В спорных случаях на выборах понтифика ни один Папа не мог быть признан таковым в Англии без согласия короля. Ни один проводимый в королевстве церковный совет не мог выступить с законодательными инициативами, не заручившись разрешением короля. Без его ведома ни один феодал не мог получать письма от Папы, и при каждом визите папского легата в королевство было необходимо его косвенное согласие. Вильгельм действительно был искренне заинтересован в благоденствии Церкви в Нормандии и Англии, но себя он считал не посредником Папы, а его партнером.

Разумеется, здесь был повод как для конфликта, так и для сотрудничества, и интересно, что ссоры между Папой и Вильгельмом достигли своей высшей точки в период с 1074 по 1080 год, как раз в тот момент, когда Вильгельма осаждали во Франции, а Григорий VII вел военные действия против норманнов в Италии[365]. Таким образом, после вступления на папский престол Григория VII стало ясно, что Рим не утвердит принятое на совете в Англии главенство Кентерберийской епархии. Следующие семь лет Вильгельм последовательно отклонял требования Папы о регулярных визитах англо-норманнских прелатов в Рим. С такой же твердостью он отверг и странное предложение Папы от 1079 года о переподчинении архиепископства Руанского примасской власти Лиона. Хорошо известно, что Вильгельм не принял выдвинутых (или возобновленных) в 1080 году требований Григория VII о том, что он должен выказывать Папе почтение от имени своего английского королевства[366]. Однако, несмотря на все эти споры, ни одна из сторон не решилась перевести дело в открытый конфликт. Вильгельм бывал как дипломатичен, так и настойчив, а Григорий VII не раз смягчал действия своих легатов. Более того, признав в 1080 году поселение Роберта Гвискара в Чепрано, Папа уже не мог отталкивать норманнского короля Англии. Словом, сотрудничество между Григорием VII и Вильгельмом I имело куда большее значение, чем споры.

Однако начиная с 1087 года ситуация стала быстро меняться в худшую сторону. Вильгельм Рыжий стремился сохранить «обычаи» своего отца, не проявляя при этом такой же заботы о Церкви и бессовестным образом посягая на ее права. Так, после смерти Ланфранка должность епископа Кентерберийского оставалась вакантной в течение 4 лет, и король мог наслаждаться доходами епархии. Далее, когда архиепископом стал Ансельм, он, со своей стороны[367], выказал готовность сделать все возможное, чтобы содействовать внедрению политики Папы, которая сама по себе становилась все более непримиримой. Теперь насущным стал вопрос о введении прелатов в должность светскими лицами, что по сути дела означало право короля осуществлять эти назначения, и расстаться с этим правом не позволил бы себе ни один король XI века. Возможно, это частично и стало одной из причин, по которой Ансельм — скорее мыслитель, нежели государственный деятель — отправился в изгнание в Италию. Там, в 1098 году на совете в Бари, а затем в Риме он впервые услышал доводы Папы по вопросу о светской инвеституре, изложенные самым настойчивым образом. То, что прелаты, чьи руки могут воссоздать Христа на алтаре, при введении в должность оскверняются прикосновением рук светских, «которые знакомы с непристойностями и окровавлены в боях», было объявлено гадким[368]. Если в Риме говорились такие слова, а в Англии правил король, который и в области морали и в области государственной политики воплощал в себе худшие черты светского влияния на Церковь, то можно подумать, что отношения между папством и англо-норманнской монархией неизбежно должны были испортиться. Однако этого не произошло. Вильгельм Рыжий так и не был отлучен от Церкви, хотя он этого и ждал и заслуживал, а Ансельм в некоторых случаях признавал авторитет «обычаев» Завоевателя. За милостивым вмешательством Ансельма в ход совета в Бари в 1098 году, чтобы предотвратить отлучение Урбаном II Вильгельма Рыжего[369], лежали серьезные политические соображения, а единодушие, достигнутое между Папой и Завоевателем, уцелело даже в напряженной обстановке последних десятилетий XI века. Вскоре эти отношения ожидало новое испытание. Возможно, важным является и то, что в Англии к компромиссу по вопросу о светской инвеституре пришли в 1107 году, то есть на 18 лет раньше, чем в Германии. Король отказался от права вручать прелатам кольцо и жезл, но они должны были выказывать почтение светским лицам[370].