Читать онлайн «Норманны. От завоеваний к достижениям. 10501–100 гг.». Страница 34

Жизненный путь Роберта де Грантмесниля и вправду примечателен, но не менее важны и подвиги его брата Хью. Однако эти подвиги носили скорее светский, нежели церковный характер и были направлены скорее на север, нежели на юг. Хью І де Грантмесниль и в самом деле был человеком известным в англо-норманнской истории. Родился он в 1014 году, в 1059, как и его брат, не угодил герцогу Вильгельму, но еще до 1066 года с герцогом примирился. Будучи одним из самых выдающихся членов новой феодальной аристократии в Нормандии, он присоединился к Вильгельму в его экспедициях, воевал при Гастингсе, в 1067 году стал смотрителем Винчестера и в конце концов обосновался в Лестере. Позже он стал одним из ближайших советников Вильгельма Завоевателя и заполучил для своего дома колоссальную часть завоеванных трофеев. В итоге он стал одним из самых богатых людей среди новых землевладельцев Англии: в Лестершире, например, ему принадлежало не менее шестидесяти семи маноров, а в Ноттингемшире — двадцать. Имея власть по обе стороны Канала, он всегда принимал активное участие в политике англо-норманнского королевства. Умер в 1094 году и до последних дней жизни был бодр и энергичен[329].

Таким образом, Хью I и Роберт II де Грантмесниль привнесли влияние Нормандии как в феодальную структуру Англии, так и в церковную структуру Калабрии и Сицилии. Следующее поколение семьи продолжило их дело. После смерти Хью I семейные земли унаследовал его старший сын Роберт III, а его второй сын, Вильгельм, еще в юности отправился в Италию, где женился на дочери Роберта Гвискара Мабель и захватил очень большие земельные владения, причем центром его земель была старинная византийская цитадель Россано на юге Калабрии, неподалеку от Ионических островов. В 1081 году Вильгельм Грантмесниль сопровождал Гвискара при осаде Дураццо, а на определенном этапе жизненного пути побывал при императорском дворе в Константинополе с официальным титулом. Он принимал активное участие в волнениях, последовавших за смертью Роберта Гвискара, а в 1094 году у Кастровиллари близ Козенцы встретился с герцогом Рожером Сицилийским и его сарацинским войском. Но Вильгельм надежно обосновался в Калабрии, где и процветал. А тем временем его младший брат Ив, получив земли отца в Англии, заложил их, чтобы принять участие в первом крестовом походе. Последнее, что касается истории этой семьи и что необходимо упомянуть здесь, это тот факт, что Ив, его старший брат Вильгельм и его младший брат Обри, вместе принимали участие (хотя и не очень отличились) в осаде Антиохии в 1099 году[330]. Повествование об истории семьи Грантмесниль в последние четыре десятилетия XI века можно привести в качестве примера, иллюстрирующего характер норманнских действий в тот период. Хью I пришел к власти при Вильгельме Завоевателе, Роберт I и Вильгельм сотрудничали с Робертом Гвискаром, но и здесь интересы семьи представляли собой нечто целое, неделимое, и их постоянно отстаивали[331]. Надежно закрепившись в Нормандии, они действовали на территории Англии, Италии и Сицилии, а затем добрались и до Сирии.

Письменные упоминания об этих семьях свидетельствуют о связях между различными сферами действий норманнов в тот период, возможно, даже более наглядно, чем любые литературные обобщения. Рожер І де Тосни и Рожер Криспин в Испании; Вильгельм де Грантмесниль и его братья в Италии, на Сицилии и в Сирии; Хью де Грантмесниль в Англии; Роберт II Руддлан в Уэльсе; Роберт II де Грантмесниль и Жильбер Криспин в двух далеких друг от друга провинциях западной Церкви — все они были вовлечены в общее дело, результатом которого стало создание власти, по охвату сравнимой разве что с той, которую принес легендарному императору Карлу Дюрандаль меч Роланда:

И действительно, дух, вдохнувший жизнь в усилия норманнов в XI веке, был близок тому, с которым мы встречаемся в «Песни о Роланде», и вскоре некоторые из этих сходств получили дальнейшее подтверждение. Ничто, например, не иллюстрирует особую природу норманнского патриотизма лучше, чем хвалебная речь Айлреда из Риво, биографа Эдуарда Исповедника, которую он вложил в уста престарелого Уолтера Эспека, командующего английской армией в битве с шотландцами при Стандарде в 1138 году. Успехи норманнов в Англии, Апулии, Калабрии и на Сицилии не только следуют одни за другими, они рассматриваются как части единой, смелой затеи[332]. В том же духе и схожим образом, через одного из своих героев, говорит и Генрих Хантингдонский[333], он вспоминает «магнатов Англии и прославленных сынов Нормандии» и говорит, что благодаря доблести отцов «пала свирепая Англия, и вновь стала расцветать великолепная Апулия, а прославленный Иерусалим и благородная Антиохия были вынуждены сдаться». Похвала эта расточительна и неприятна своим хвастовством. Но наверняка ожидали, что это красноречие найдет широкий отклик.

В тот период писатели Англии и Нормандии прилагали все усилия к тому, чтобы изучить доступные им хроники о норманнах в бассейне Средиземного моря, чтобы снабдить своих собственных соотечественников информацией о приключениях, на участие в которых они претендовали. А их собственные комментарии по поводу этих событий часто проливают на эти события свет. Так, через 40 лет после самого события Ордерик Виталий заставил умирающего Роберта Гвискара обратиться к своим последователям со следующими словами:

«Мы, дети бедных и ничем не прославившихся родителей, жившие на неплодородных полях Котантена в нищих домах и без средств к существованию, отправились в Рим. С огромными трудностями достигли мы этого места, но потом, с Божьей помощью, мы овладели многими городами. Но мы не должны приписывать этот успех нашей собственной доблести, но лишь Божьему провидению. Вспомните, какие великие дела свершили норманны и как часто наши отцы противостояли французам, бретонцам и людям из провинции Мэн. Вспомните те великие подвиги, которые вы свершили со мной в Италии и на Сицилии, когда вы захватили Салерно и Бари, Бриндизи и Таранто, Бизиньяно и Реджо, Сиракузы и Палермо»[334].

А разве им не сдался «богатый Болгарский регион»? И, однако, все это было исполнением цели Божественной. Конечно, все это очень высокопарно, но частично это хвастовство оправдывается фактами. Весь смысл этой речи напоминает Карла из «Песни о Роланде»: «Апулию с Калабрией он занял» и (в отличие от своего исторического прототипа) также «Смирил он за соленым морем англов»{55}.

Энтузиазм по поводу норманнских достижений, озвученный, например, Ордериком Виталием и Уильямом Мальмсберийским, можно рассматривать как ретроспективное выражение духа, который в период норманнских завоеваний охватил весь норманнский мир. Недаром Руан вскоре провозгласили имперским городом и отдавали ему честь как второму Риму[335]. Норманны двигались вперед, чтобы подчинить себе многие земли. Так были покорены Бретань и Англия, Шотландия и Уэльс, и так еще один сын Руана стал господином «Италии, Сицилии, Африки, Греции и Сирии». Интересным самим по себе может быть и последнее упоминание завоеваний Рожера II в Африке, так как (ввиду столь настойчиво приписываемого норманнским войнам XI века религиозного характера) в том, что вернуть христианскому миру диоцез Хиппо и родину св. Августина надлежало усилиями внука Танкреда Готвилльского, было что-то символичное.

С уверенностью можно сказать, что к концу XI века норманнский мир реально существовал, гордясь своей христианской миссией, а также своей военной мощью, которая к 1100 году простиралась от Абернети до Сиракуз и от Бретани до Антиохии. На огромных территориях, где к власти пришли норманны, распространилась определенная общность настроений, в основе которой лежала частично собственная корысть, а частично искренние политические и религиозные чувства. Более того, дальнейшему укреплению этих связей служило подчинение разрозненных земель ограниченному количеству норманнских семей, члены которых постоянно поддерживали друг с другом связь и чьим общим интересам далее содействовали частые браки. Так появились особый тип норманнской гордости и норманнская цель, которые внесли существенный вклад в успех норманнов, а также способствовали тому особому влиянию, которое в период с 1050 по 1100 год норманны оказали на политику христианского мира.

Масштаб влияния норманнов на политику христианского мира в период с 1050 по 1100 год несоизмерим с их численностью. Все крупные деяния норманнов той эпохи повлекли за собой последствия как в светской, так и в церковной сфере, и к успеху они пришли одновременно с решающими переменами в Церкви в целом, когда коренным образом модифицировалась сама политика папского престола. Как известно, XI век был великой эпохой церковных реформ, направленных против таких явлений, как безнравственность духовенства, незаконная торговля церковными должностями и чрезмерное влияние корыстных магнатов на дела Церкви. Но на ранних стадиях этих реформ папство почти не принимало в них участия. Они осуществлялись монастырями, например Клюнийским, или прелатами в определенных провинциях, например в провинции Лотарингия, или просвещенными светскими правителями, например императорами Генрихом II и Генрихом III[336]. Должную роль в реформистском движении Рим начал играть только после того, как папство выбралось из политического кризиса X века[337].