Читать онлайн «Россия и русские. Книга 1». Страница 26

Завещания великих князей свидетельствовали о том, что вотчины рассматривались как вверенные Богом наделы, а соответственно влекли за собой и большую ответственность. При составлении волеизъявления князья не забывали получить благословение митрополита, дабы продемонстрировать свою признательность церкви и подчеркнуть ее важность для судьбы родины. Так, Василий II начал свое завещание 1461 или 1462 г. следующим образом: «Во имя Святой Троицы, Отца, Сына и Святаго Духа, с благословения отца нашего Феодосия, митрополита всея Руси, я, грешник, жалкий раб Божий, Василий, в здравии и в трезвом уме, пишу сие завещание». Затем следовал список территорий, которые оставлялись сыновьям и вдове, подчеркивались обязательства всех членов семьи друг перед другом и оговаривались права подчиненных князей на беспрепятственное правление своими территориями. Подобным образом Иван III в завещании 1504 г. особенно подчеркнул, чтобы бояре и князья имели свои вотчинные владения, а его сын Василий не должен был вмешиваться в управление ими16.

В коротком термине «вотчина» заключалось сложное понятие, которое не ограничивалось простым определением полного обладания. Это понятие являлось частью религиозного, морального и традиционного миропорядка, которому недоставало институционального подкрепления, характеризовавшего, например, высшую стадию феодализма во Франции, но имевшего свои собственные, присущие ему ограничения.

Термин «вотчинная монархия» лучше интерпретировать не как крайнюю форму абсолютизма, а скорее как систему, созданную для обеспечения местной элите возможности мобилизации всех ресурсов любыми доступными им средствами. Это было своего рода огосударствление личной власти17. Символы абсолютной власти должны были поддерживать личную власть, даже личную прихоть местного землевладельца или представителя городской элиты. Эти символы позволяли простым людям воспринимать государство или по крайней мере власть в той форме, которая была нужна для эффективного осуществления княжеской власти. Из-за обширности территории и уязвимости границ Московское государство нуждалось в быстрой мобилизации населения, несмотря на недостаточное развитие своих институтов управления по сравнению с другими европейскими странами. Пока же на Руси отсутствовала бюрократическая система, приходилось использовать для управления страной все доступные средства. Огосударствление личной власти и стало одним из таких средств. Но оно по своей сути было явлением догосударственным, сравнимым с национализмом, который, по словам Эрнеста Геллнера, предшествовал появлению самой нации18.

Эта преждевременная форма «построения государства» мешала дальнейшему образованию более зрелой и стабильной властной структуры. Она препятствовала установлению закона и прочных социальных институтов, так же как и возникновению различий между публичной и личной сферами жизни. Центр был силен, сильны были и местные общины, однако требовалось немного больше, чем личное желание властных должностных лиц, чтобы понять их отношения19.

Великий князь Московский безоговорочно полагался на сотрудничество боярских родов, наследников титулов, обязывавших не меньше, чем титул князя. (Термин «боярин» изначально означал «великий человек», «богатый человек» или «воин».)20 Они представляли собой серьезную силу, без поддержки которой князь вряд ли мог достичь каких-то долговременных результатов. По ряду причин он был вынужден приспосабливаться, считаться с боярами. Не в последнюю очередь из-за того, что поколение — два назад их праотцы были свободными воинами, имевшими право служить какому угодно владыке, а затем уйти со службы, податься к другому, если его условия казались более выгодными. Уничтожение этого «права на уход» было постепенным и нерешительным, поскольку ни один князь не желал спровоцировать вооруженное восстание.

И наоборот, бояре нуждались в великом князе, так как из-за обычая разделения земель между наследниками их наделы неизменно сокращались и раздроблялись. Поэтому были необходимы периодические пополнения земельных запасов. К тому же без постоянного и сильного правителя распри между боярскими родами могли выйти из-под контроля, принять угрожающие масштабы и стать причиной раскола государства. Летописи отчасти создавались для напоминания о плачевной судьбе Киевской Руси. В результате к концу XV в. у великого князя и бояр появился общий интерес, заключавшийся в создании мифа об абсолютной монархической власти. В этом кроется ключ к пониманию московской политической системы.

Бояре обладали правом быть принятыми ко двору. Старшие же из них принимали участие в регулярных совещаниях с великим князем, которые можно назвать Боярской думой (хотя этот термин стали употреблять только в XIX в.). Любой официальный документ принимался согласно следующей формулировке: «Бояре посоветовали, и великий князь решил». Эти слова обозначали, что абсолютная власть монарха основывалась на коллегиальном опыте, опираясь на мнение старейших бояр.

Статус боярина получали только молодые люди, принадлежавшие к существующей боярской семье и являвшиеся следующими в очереди в соответствии с наследственной семейной системой. Право на постоянное участие в заседаниях Боярской думы давалось только боярам, проведшим годы или даже десятилетия в безупречной военной и гражданской службе. До конца XV в. состав думы обычно не превышал пятнадцати человек. Затем он стал быстро расти, что отражало растущее разнообразие административных нужд и военных задач. Символическая важность членства в думе заключалась в том, что бояре не имели своих собственных учреждений: им не даровались титулы, они не обладали щитами с гербами или геральдическими знаками, не прибавляли к своей фамилии названий поместий.

Так как родословная и служба князю нанялись основными критериями для вступления в думу, бояре заботились о том. чтобы их генеалогия и государственное положение отмечались в дворовых записях (родословных и разрядных книгах). Развивающаяся система местничества вела к тому, что официальные посты давались в соответствии со старшинством каждого рода. Она была аналогична системе рангов у ханских воинов, согласно которой для каждого участника удачной военной кампании определялась соответствующая доля награбленного добра. Жесткие условия местничества отражали силу, влияние и власть боярских родов. В соответствии с этой властью и происходило назначение на ту или иную должность (среди военного состава подобная система соблюдалась менее строго). Однако необходимым условием для поддержания хрупкого единства государства являлось сглаживание конфликтов между самими родами. Как и деревенской общине, великокняжескому двору был нужен свой мир21.

Стремясь заменить удельных князей, Иван III и его наследники посылали в провинции своих представителей, выбранных из Московского двора. Наместники несли ответственность за сбор налогов, сохранение общественного порядка, судейство и хорошее состояние коммуникаций. Исполнение возложенных на них обязанностей требовало сотрудничества с местными общинами. Князь устанавливал сферы деятельности наместников и волостей, одной из которых являлась обязанность обеспечивать княжеских представителей кормлением22. У городов не было отдельного статуса, и они подчинялись тем же властям и той же налоговой системе, что и деревни. Кормление стало решающим аспектом в процессе этатизации личной власти: оно позволило князьям наблюдать за местными общинами, не платя при этом жалованья своим официальным представителям, а общинам — самим договариваться с местными держателями власти, частично неофициально23,

Роль мира, или волости, в местном управлении оставалась важнейшей. Отдельные хозяйства арендовали и обрабатывали пахотные земли, но мир регулировал доступ к рыбным ресурсам, лесам, лугам, пастбищам, ручьям и пасекам. Таким образом, он мог обложить налогом своих членов, учитывая использование всех этих ресурсов каждым двором. Мир должен был поддерживать общественный порядок, ловить опасных преступников и вершить правосудие в соответствии с местным обычным правом. Наместник, или волостель, не имел достаточного штата помощников, чтобы исполнять все эти функции. Да и действовать приходилось на огромных территориях. Избранный в волости староста нередко выступал как низший по рангу представитель наместника. Общины были связаны круговой порукой, которая распространялась до уровня дел государственной службы, включая налоги и набор в рекруты. Если какой-то дом не мог платить, остальные добавляли недостающую сумму. Подобным же образом, если какой-то солдат из деревни оказывался негодным или дезертировал, община брала на себя обязательство найти кого-нибудь на его место24.