Читать онлайн «Легион «Идель-Урал»». Страница 10

Пункт 1. «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Обязать вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава».

Пункт 2. «Если такой начальник или часть красноармейцев вместо организованного отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, (…) семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи».[64]

Итак, истина для красноармейцев была проста: умирай, но в плен не сдавайся, иначе отвечать будешь не только ты сам, но и твои близкие. Обстоятельства, при которых солдат мог оказаться в плену, как видим, высшее руководство не интересовали вообще.

Чувствуя себя обреченными, военнопленные во многих случаях не выдерживали такого положения и предпочитали смерти очень нелегкую перспективу сотрудничества с врагом, становясь впоследствии основой для создания в составе вермахта и СС военных формирований из народов СССР. Среди них были и представители разных тюркских народов, тем более что в лагерях для военнопленных уже в конце лета — начале осени 1941 г. появились и начали активную работу специальные вербовочные комиссии Восточного министерства.

На первом этапе войны пропаганда против Красной армии носила явственный отпечаток эйфории от развивающегося наступления, она использовала больше словесную мишуру, стремясь в первую очередь психологически раздавить и без того потрясенных красноармейцев и играя при этом прежде всего на эмоциях. Руководство Германии безусловно понимало, что пропаганда — это мощный инструмент для проведения желаемой политики. По замечанию Ортвина Бухбендера, «зависимость от примата политики на Востоке была особенно сильно заметна».[65] Тем самым обусловливалось большое внимание к пропагандистской деятельности на фронте. Но за этим крылось и серьезное противоречие, которое в тех условиях устранить было невозможно: поскольку Гитлер при нападении на Советский Союз исходил лишь из колониальной идеи завоевания, порабощения и уничтожения, немецкая пропаганда часто оказывалась в тупике при выборе своей аргументации — проще говоря, ей приходилось объяснять «недочеловекам», что они и есть «недочеловеки», которые должны безропотно подчиняться «истинным арийцам». И все же действенности и результативности немецкой пропаганды на Восточном фронте полностью отрицать нельзя.

Подготовка войны против Советского Союза одновременно означала и подготовку пропагандистской войны, и началась она также задолго до военных событий. 1 апреля 1939 г. при Высшем командовании вооруженных сил — ОКВ (Oberkommando der Wehrmacht — OKW) было создано подразделение «вермахт-пропаганда». Перед самым нападением на Советский Союз при Министерстве пропаганды был организован «генеральный реферат Восточное пространство» (Generalreferat Ostraum) во главе с Эберхардом Таубертом, часто именуемый также «организацией Винета», который в 1943 г. был преобразован в «отдел Восток» («Abteilung Ost»).[66] Именно эти учреждения и стали основными центрами ведения пропагандистской работы на передовой линии фронта и среди «восточных добровольцев». Я не буду подробнее останавливаться на характеристике всех сторон деятельности этих учреждений. Внимательнее взглянем лишь на результативность немецкой пропаганды, а именно на факты перехода красноармейцев на сторону наступающей немецкой армии.

Воздействие на части Красной армии осуществлялось разными способами — через радио, через громкоговорители, распространение листовок с текстами или изображениями, плакатов, брошюр. Цель в данном случае была одна — морально подавить боевой дух красноармейцев и призвать их к переходу на сторону немцев. За неделю до нападения на СССР, например, на пластинки были записаны подобные обращения, подготовленные на русском, украинском, кавказских и тюркских языках (в подготовке этого мероприятия принимал участие и Алимджан Идриси). Эти обращения многократно зачитывались затем через громкоговорители перед позициями Красной армии.[67]

На различных языках народов СССР распространялись и письменные материалы. Таковых было великое множество. Приведу лишь несколько примеров: плакат с шифром Р 61, форматом 56 × 80 см с текстом «Народы Кавказа! Мы несем вам освобождение от большевистского ига! Приступайте теперь к работе! Вы будете трудиться для себя и для вашей родины!» распространялся на русском, грузинском, армянском, азербайджанском, кумыкском, калмыцком, чеченском и татарском языках.[68]

Кроме листовок разбрасывались и брошюры, например, с грифом В 93 «Жизнь помощника люфтваффе» или же с грифом В 94 «Слова для молодых людей» (обе брошюры были отпечатаны на русском, немецком, украинском, белорусском, литовском, латышском, эстонском и татарском языках).

На изготовление пропагандистских материалов средств не жалели, они публиковались громадными тиражами в фирме «Войшник» (имевшей монополию на публикацию), специальными поездами доставлялись на фронт и разбрасывались над позициями Красной армии. Например, только за три месяца 1943 г. (с 7 мая до конца июля) самолетами или специальными пушками было разбросано свыше одного миллиарда листовок, а текст приказа ОКВ № 13 от 21 апреля 1943 г., инициирующий переход на сторону немцев и переведенный на разные языки, в том числе и татарский, в июне 1943 г. был распространен тиражом около 200 миллионов экземпляров.[69]

Листовочная пропаганда, конечно, активизировалась при подготовке наступательных операций. При этом темы для пропагандистских материалов продумывались вполне серьезно. О. Бухбендер проанализировал тематику немецких листовок на передовой, взяв за основу определенное время (август 1942 г.) и определенное место (район наступления 6-й армии в направлении Сталинграда). Тогда было распространено листовок тиражом около 45 миллионов, и из них: около 24 % по содержанию было посвящено положению на фронте и успехам германской армии, 17 % — антибольшевистской тематике, 15 % призывали бойцов Красной армии переходить на сторону немцев и 11 % описывали благоприятное отношение немцев к военнопленным. Среди прочих тем: антисемитизм, положение Красной армии, лживость советской пропаганды, международное положение, аграрная реформа, национальный вопрос в СССР.[70] Как видим, значительное число материалов, а именно более четверти, было посвящено такой цели, как разложение Красной армии изнутри. При этом почти каждая листовка снабжалась так называемым «пропуском» для перебежчиков, которые разбрасывались также и отдельно. Они также переводились на различные языки: русский, украинский, белорусский, грузинский, азербайджанский, армянский, узбекский, татарский. Первые официальные «пропуски» на кавказских и тюркских языках, по мнению О. Бухбендера, были отпечатаны в первой половине февраля 1942 г., когда немецкая армия развивала наступление в Крыму, после этого численность отпечатанных листовок на этих языках возросла многократно.[71]

Отмечу, что «пропуск» на татарском языке был выполнен и на арабской графике, и на кириллице. Если на арабской графике орфография текста ошибок почти не имеет, то текст на кириллице вообще не подчинен никаким правилам.

Несмотря на жесточайший контроль со стороны офицеров и политруков, листовки эти явно читались многими солдатами и офицерами Красной армии. По немецким данным военного времени, почти каждый перебежчик или пленный имел при себе несколько пропагандистских листовок. Хотя о доверии к немецким листовкам, брошюрам со стороны советских солдат судить опять-таки очень сложно, она имела и желаемые для немцев последствия, что проявлялось в многочисленных фактах перехода красноармейцев, в особенности в критические моменты германского наступления. Даже жестокие сталинские указания относительно судьбы пленных и их семей при этом отходили на второй план.

Наличие тысяч перебежчиков в рядах вермахта заставляло германское командование выработать определенную линию отношения к ним, так как в начале войны задача была понятна — «разложить изнутри Красную армию», способствовать переходу красноармейцев на сторону немцев, но ясного представления о том, что делать с подобными перебежчиками, каков их правовой статус, вообще не имелось. Поэтому в марте 1942 г. и апреле 1943 г. в целях оптимизации работы с перебежчиками были даны необходимые разъяснения.

7 марта 1942 г. был подписан приказ Высшего командования сухопутных войск — ОКХ (Oberkommando des Heeres — OKH) об обхождении с перебежчиками[72]. В приказе речь шла о следующем. Предполагалось, что в самое ближайшее время активная пропаганда против Красной армии еще больше оживится (вспомним, что это был канун немецкого наступления в кавказском направлении). Было обращено внимание на серьезный недостаток: обещания, которые даются перебежчикам, не выполняются. Катастрофические условия содержания военнопленных советских солдат в лагерях стали известны в Красной армии, что резко подрывало доверие к немецкой пропаганде. Для исправления существующего положения в этом документе прослеживались те правила, которыми должны были руководствоваться немецкие солдаты и офицеры при обхождении с перебежчиками: «Каждый из них должен был получить соответствующее удостоверение, и никакая инстанция отобрать у него этот документ не может. В удостоверении должна быть указана национальная принадлежность. (…) Насколько возможно, перебежчику должен быть обеспечен уход, в любом случае он должен быть отделен от остальных военнопленных, и должен иметь перед ними предпочтение в размещении и обеспечении». Перебежчики после этого доставлялись в специально созданные лагеря — «дулаги» (от немецкого Durchgangslager — проходной, переходный лагерь), где проводилась их проверка «на безопасность» и выяснялась возможность их дальнейшего «использования» (в качестве вспомогательного персонала или же в качестве легионера). Они могли быть сразу использованы на легких трудовых работах или в качестве надсмотрщиков.