Читать онлайн «Московские общины сестер милосердия в XIX – начале ХХ века». Страница 14

Таким образом, единственным источником денежных средств оставались взносы благотворителей. Игуменья Митрофания активно их привлекала, используя вышедшее в 1871 г. разрешение представлять крупных жертвователей к орденам[278]. К сожалению, многие из жертвователей оказались далеко не бескорыстными людьми. Как вспоминала Е. И. Козлинина, лица, знавшие о связях игуменьи Митрофании и искавшие ее покровительства, «сначала являлись к ней смиренными жертвователями на добрые дела, а затем уже, когда она считала себя до некоторой степени им обязанной, они начинали обращаться к ней с просьбами об услугах, которые она, как сердечный человек, и оказывала охотно»[279].

Но дело не ограничилось взаимными услугами. В начале 1873 г. сразу несколько жертвователей обвинили игуменью в финансовых махинациях. Было возбуждено три уголовных дела, процесс по которым, проходивший в Московском окружном суде в октябре 1874 г., вызвал широкий общественный резонанс. Игуменью обвиняли в подлоге векселей купцов М. Г. Солодовникова и Д. Н. Лебедева и выманивании обманным путем векселей у почетной гражданки П. И. Медынцевой. Суд присяжных признал игуменью по всем пунктам обвинения виновной, но заслуживающей снисхождения. Окончательный приговор гласил: «…лишив всех лично и по состоянию ей присвоенных прав и преимуществ, сослать в Енисейскую губернию с запрещением выезда в течение 3 лет из места ссылки и в течение 11 лет в другие губернии»[280].

В дальнейшем, благодаря хлопотам родной сестры игуменьи – Софьи Григорьевны Аладьиной, местом ссылки был определен Кавказский Ставропольский Иоанно-Мариинский женский монастырь[281]. А в 1879 г. Св. Синод разрешил ей проживать в разных губерниях России. Матушка Митрофания активно пользовалась этим разрешением и в течение 1880–1896 гг. жила в разных монастырях Одесской, Нижегородской и Тамбовской губерний. Император Николай II по вступлении на престол разрешил ей поездку в Иерусалим и пожаловал пособие на эту поездку[282].

Несмотря на кажущуюся мягкость приговора, делу церковной благотворительности был нанесен сильный удар. Сам по себе факт суда над игуменьей Митрофанией возбудил в обществе ожесточенную полемику. Мнения, которые тогда высказывались, ставили под сомнение целесообразность существования не только Владычне-Покровской общины сестер милосердия, но и вообще подобного рода благотворительных учреждений.

По признанию прокурора Петербургского окружного суда А. Ф. Кони, возбудившего первое дело против игуменьи, сам он ждал, что последуют многочисленные ходатайства ее высокопоставленных покровителей[283], однако заступников у матушки Митрофании не оказалось. «Никто не двинул для нее пальцем, никто не замолвил за нее слово, не высказал сомнения в ее преступности, не пожелал узнать об условиях и обстановке, в которых она содержится. От нее сразу с черствой холодностью и поспешной верой в известие о ее изобличенности отреклись все сторонники и недавние покровители»[284].

Московские духовные власти сделали попытку вступиться за игуменью. В мае 1873 г. дело рассмотрела Московская духовная консистория, которая вынесла следующее постановление: «1. Игуменью Митрофанию, за непредставлением точных и явных доказательств и улик к обвинению ее в подлоге или в участии в подлоге векселей, немедленно от ареста освободить; 2. Напротив того виновных, которые неосновательным объявлением и производством следствия о подлоге векселей от имени Лебедева, подвергли игуменью Митрофанию преследованию и аресту, а через то тяжкому нареканию и бесчестию, подвергнуть ответственности по законам»[285]. Митр. Иннокентий (Вениаминов) и его викарий епископ Дмитровский Леонид (Краснопевков) дополнили второй пункт словами: «…если того пожелает игуменья Митрофания, ибо монашествующим свойственно не искать отмщения обидевшим»[286].

Консистория в первую очередь подчеркивала нравственные достоинства игуменьи Митрофании: в деле приводятся и подробный рассказ о благотворительной деятельности, и перечень ее наград. Из этого делается вывод, что, для того чтобы игуменья Митрофания могла сделать подлог, просто «не представляется нравственных причин»[287]. Немало внимания уделено и раскрытию «несомненной пользы» основанных ею общин сестер милосердия, их благотворного влияния и огромного значения для общества[288].

Однако гражданские власти не придали мнению консистории никакого значения. Обвинители, среди которых был и знаменитый юрист Ф. Н. Плевако, действовали очень активно. Они превратили этот процесс из заурядного бытового дела в «характеристическое обличение общественных язв»[289] того времени. Е. П. Забелина, составившая подробный стенографический отчет всего дела, заключила, что «настоящий процесс дает указку, с которою надо читать о большинстве благотворительных подвигов»[290]. А Ф. Н. Плевако со свойственной ему эмоциональностью восклицал: «Выше, выше стройте стены вверенных вам общин, чтобы миру было не видно дел, которые вы творите под покровом рясы и обители!»[291]

Немногочисленные защитники игуменьи Митрофании пытались не столько доказать ее невиновность, сколько показать, что если она и сделала что-то не совсем законное, то только из благих намерений[292]. Их главный довод: она ни копейки не положила в свой карман, все средства предназначались на богоугодное заведение – общину сестер милосердия.

Тем временем сама Покровская община, которую возглавила монахиня Зинаида, оказалась в катастрофическом положении. Узнав о возбуждении одного уголовного дела, все кредиторы общины подали свои иски[293]. Это объяснялось их вполне понятным страхом так никогда и не получить причитавшиеся им деньги. Такой неожиданный поворот событий окончательно разорил общину. Общая сумма предъявленных ей исков была колоссальной – 160 145 руб. 10 коп.[294] А с учетом процентов и штрафов долг общины вылился в 644 712 руб.[295] Разумеется, община была не в состоянии выплатить такую сумму, проценты продолжали начисляться, и к 1878 г. долг доходил уже до 1 367 740 руб. 74 коп.[296]

Неблагоприятный исход дела игуменьи Митрофании еще больше настроил общественное мнение против общины. Например, корреспондент «Отечественных записок» считал Покровскую общину уже погибшей, так как она устроена была с таким размахом, что никаких средств на ее содержание не могло хватить, а благодаря «азартной игре своей основательницы» оказалась в совсем плачевном положении[297]. Но община, как известно, выжила и еще много лет продолжала свою работу. Несомненная заслуга в этом принадлежит митрополиту Иннокентию (Вениаминову), который не жалел средств Московской кафедры на поддержание епархиальной общины. Так, например, в 1874 г. он выделил на содержание общины 20 400 руб., то есть большую часть ее годового бюджета, который составил 26 877 руб. 41 коп.[298] Благодаря такой поддержке материальное положение Покровской общины стало постепенно выправляться. В 1877 г. субсидия митрополита сократилась до 13 750 руб. при годовом бюджете 26 818 руб., так как половину необходимых средств община уже могла привлечь самостоятельно[299].

Перед митрополитом Иннокентием стояла трудная задача повышения пошатнувшегося авторитета самого института общин сестер милосердия. Не найдя возможности защитить игуменью Митрофанию, митр. Иннокентий постарался отделить в общественном сознании ее имя от основанной ею общины. Возможно, именно с этими соображениями связаны его слова в письме к епископу Дмитровскому Никодиму (Белокурову): «В ответе нашем не надо сваливать вину ни на кого, кроме самой Митрофании, и не подать ни малейшего повода к обвинению епархиального начальства»[300].

В марте 1879 г. умер митрополит Иннокентий, и для Покровской общины вновь наступило трудное время. Уже в следующем году новый митрополит Московский Макарий (Булгаков) решительно отказал ей в материальной помощи от кафедры. На этот раз уже несколько оправившуюся общину поддержали городские власти. С 1882 г. по ходатайству генерал-губернатора князя В. А. Долгорукова Московская городская дума назначила общине годовую субсидию 6000 руб.[301] Это дало ей возможность продолжить свою работу вплоть до революции 1917 г.

Община «Утоли моя печали», согласно ее первому уставу, должна была содержаться на средства Московского Дамского комитета Общества попечения о раненых и больных воинах. Поступающим в пользу общины пожертвованиям и плате за работу сестер отводилась второстепенная, вспомогательная роль[302].