Читать онлайн «Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов». Страница 46

Именно Прасковья Салтыкова была послана ночью 24 февраля известить Анну, что наутро ей поднесут челобитную от недовольного действиями Верховного тайного совета дворянства.

25 февраля 1730 г. наступила развязка — во дворец явилась депу­тация дворян во главе с «оппозиционерами» в генеральских чинах — Г.П. Чернышевым, Г.Д. Юсуповым, А.М. Черкасским. Но вначале императрице подали не то, что она надеялась увидеть. Мы не знаем, кто был автором нового документа («первой челобитной») и как имен­но он появился на свет; большинство исследователей считает его де­лом рук В.Н. Татищева. В нем императрице предлагалось не восста­новить самодержавие, а «соизволить собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два от фамилий, рассмот­реть и все обстоятельства исследовать, согласно мнениям по большим голосам форму правления государственного сочинить».

Интересно не столько содержание этого прошения — оно повто­ряло то, что уже было высказано в проектах, — сколько подписи под ним. Почти три четверти из них принадлежало офицерам и кавалер­гардам, кто не участвовал прежде в составлении каких-либо проек­тов. Почему они подписали текст, призывавший не к восстановле­нию самодержавия, а к учреждению нового «собрания» для состав­ления будущей «формы правления»? Виной тому была ночная спешка — или убежденность в том, что бумага направлена против ненавистных «верховников»? Если это так, то Татищев, вольно или невольно, повторил ошибку своих оппонентов-«верховников»: выс­казался от имени тех, кто не разбирался в замысле или далеко не во всем его разделял.

Анна подписала поданную ей бумагу, противоречившую поздней­шей официальной позиции, согласно которой подданные единодуш­но желали именно самодержавия. Потом этот документ таинствен­ным образом исчез и известен нам только по неведомо кем и когда сделанной копии. Видимо, подписавшие его высокопоставленные лица уж очень не хотели сохранять такое свидетельство их нелояль­ности. Тогда, наверное, дело верховников не было окончательно про­играно — все-таки Анна еще неуверенно себя чувствовала в качестве императрицы. Но оказавшиеся во дворце гвардейцы (а вместе с ни­ми, надо полагать, и те, кто, не думая, подписывал прошение) пот­ребовали возвращения императрице ее законных прав: «Государыня, мы верные рабы вашего величества, верно служили вашим предше­ственникам и готовы пожертвовать жизнью на службе вашему вели­честву, но мы не потерпим ваших злодеев! Повелите, и мы сложим к вашим ногам их головы!» Под крики офицеров испуганное шляхет­ство подало вторую челобитную с просьбой «всемилостивейше при­нять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвальные предки имели».

В зале присутствовали старшие обер-офицеры Преображенского полка — капитаны, капитан-поручики и поручики; полковые адъю­танты и самый младший по чину — только что произведенный Анной прапорщик Обухов. Одни из них подписали прошение Татищева, но, похоже, не ожидали, что императрице опять предложат какие-то ус­ловия — и сорвали весь его план. Другие ни в какой «политике» заме­чены прежде не были и явились защитить свою «полковницу» от про­исков «бояр». Угрозы группы гвардейских офицеров (37 человек с майорами) и кавалергардов (36 человек) заставили собравшихся принять решение о вручении Анне «самодержавства».

Вслед за тем Анна потребовала подать «кондиции», которые «всемилостивейше изволила изодрать»... Последним днем заседаний Вер­ховного тайного совета стало 28 февраля. В этот день правители сами составили манифест о «принятии самодержавства», который отнесли на подпись к императрице вместе с черновиками «кондиций». «Верховники» — как бы ни расценивать их политические взгляды и цели — не сумели ни выдвинуть приемлемый для «шляхетства» план государ­ственного устройства, ни пойти на компромисс с другими представи­телями генералитета.

«Оппозиция» не смогла объединиться. Смелые «прожектеры»; вельможи, недовольные выбором «благодетельницы»; полковники и капитаны, сравнивавшие достоинства «кандидатов» в императоры; наконец, просто захваченные политическими спорами провинциаль­ные служивые — как же трудно было им найти общий язык для того, чтобы совместно выработать новое государственное устройство стра­ны! А если добавить давление «фамильных», корпоративных и карь­ерных интересов, открывшуюся возможность смелой интригой обес­печить себе счастливый «случай» или вьпгужденную оглядку на жела­ние влиятельного и чиновного родственника-«милостивца»...

Но и Анна понимала, что самодержавием обязана 162 собравшим­ся во дворце дворянам, что немногим отличалось от «выборов» ее «верховниками». Поэтому на следующий день в Кремлевском дворце была положена копия второго прошения и началась процедура ее подпи­сания с привлечением «общественности». Первыми этот документ под­писали главные герои — гвардейские офицеры. Приложились и архие­реи во главе со «смиренным Феофаном». Затем шли подписи офице­ров гарнизона, чиновников центральных учреждений, придворных — от высших чинов до «дозорщиков конюшенного ведомства»; московс­ких купцов, мещан городских слобод и даже случайных приезжих, как «вологжанина посадского человека Дмитрия Сукина». За десять дней к прошению «приложили руки» 2246 человек. Инициаторы этой пропа­гандистской акции умело использовали — в отличие от своих против­ников — тактику «гласности» и традицию «земских» челобитных XVII века. Подписи подданных разного чина должны были демонстриро­вать «всенародную» поддержку самодержавной Анны, чтобы ее «вос­шествие» не выглядело прихотью вельмож или гвардейских капитанов.

Победители и побежденные

В первые дни после победы власти издали манифест, гласивший, что «верные ж наши подданные все единогласно нас просили, дабы мы самодержавство в нашей Российской империи, как издревле наши пра­родители имели, восприять изволили, по которому их всенижайшему прошению мы то самодержавство восприять и соизволили». Но уже через две недели спохватились, ведь манифест допускал зависимость самодержца от воли «общенародия». Новый манифест от 16 марта 1730 г. о венчании Анны на царство уже не допускал и мысли о ка­ком-либо ином источнике власти: «...От единого токмо всевышнего царя славы земнии монархи предержащую и крайне верховную власть имеют».

Далее последовала раздача «пряников» вместе с пока умеренным применением «кнута». По случаю коронации раздавались звания, ор­дена и имения тем, кто помог Анне утвердиться на престоле: Андрею Остерману, Никите Трубецкому, Антиоху Кантемиру, Алексею Чер­касскому. Новыми статс-дамами двора стали деятельно участвовав­шие в борьбе за престол графини Головкина, Лопухина, Салтыкова, баронесса Остерман и княгиня Черкасская.

Применялся принцип «разделяй и властвуй». Молодой Иван Дол­горуков уже 27 февраля был «выключен» из майоров гвардии, а 5 марта его посадили под домашний арест и потребовали вернуть вещи «из казны нашей». Одновременно фельдмаршалы В.В. Долгоруков и М.М. Голицын получили от Анны по семь тысяч рублей. Последнему императрица, кроме того, пожаловала четыре волости в Можайском уезде; жена князя стала первой дамой двора — обер-гофмейстершюй, а сам он — президентом Военной коллегии.

Скорее всего, все эти меры должны были поссорить влиятельные фамилии. Датский посол Вестфален рассказывал, как фельдмаршал Голицын у ног Анны просил ее о прощении и оправдывался тем, что «хотел защитить наше несчастное потомство от такого произвола, наз­начив благоразумные границы их (монархов) непомерной власти и власти фаворитов, которые немилосердно нас мучили». М.М. Голицын скончался в том же 1730 г. при не вполне понятных обстоятельствах; его старший брат прожил еще несколько лет, прежде чем его обвини­ли в покровительстве зятю при получении наследства и заключили в Шлиссельбургскую крепость, где Д.М. Голицын и умер в 1737 г.

После коронационных торжеств Долгоруковых отправили сначала в почетную ссылку — губернаторами и воеводами в Сибирь, Астрахань и Вологду. А затем Василий Лукич был навечно заточен в Соловках, а Алексей и Иван Долгоруковы отправились по следам Меншикова в Березов. Фельдмаршал В.В. Долгоруков угодил в заточение за то, что пос­мел «собственную нашу императорскую персону поносительными сло­вами оскорблять». У опальных были конфискованы вотчины, дома, за­городные дворы и почти 25 тыс. душ «бывших князей». За ними тут же выстроилась очередь, многие владения Долгоруковых перешли в руки новых владельцев; даже знаменитому шуту Анны, отставному прапор­щику Балакиреву, достался дом в Касимове. В 1739 г. на ссыльных об­рушилось новое следствие, на этот раз окончательное. Осенью этого го­да «верховники» Алексей и Василий и фаворит Петра II Иван Долгору­ковы были казнены...

В выигрыше оказался обрадовавшийся было ограничению власти императрицы, но воздержавшийся от подписания проектов капитан-командор Иван Федорович Козлов. При Анне он спокойно выслужил генеральский чин, стал членом Военной коллегии; на одном из ее за­седаний он в числе прочих решал вопрос о содержании когда-то вызы­вавших его с докладом «на ковер», а теперь заточенных фельдмарша­ла В.В. Долгорукова и Д.М. Голицына.