Читать онлайн «Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов». Страница 15

Так начались переходы: православных князей Великого княжест­ва на сторону Москвы, сильно облегчившие Ивану III и его сыну Ва­силию III борьбу с западным соседом. Вслед за князьями Вельскими на московской службе оказались владельцы: других окраинных земель Великого княжества — князья Белевские, Воротынские, Мезецкие, Вяземские, Новосильские, Одоевские, Трубецкие. В 1500 г. перешли к Москве вместе со своими «волостями» потомок Дмитрия Шемяки, князь Василий Иванович Шемячич, и князь Семен Иванович Мо­жайский, сын сторонника Шемяки Ивана Андреевича Можайского. В результате двух больших войн 1487—1494 гг. и 1500—1503 гг. Ве­ликое княжество Литовское потеряло треть территории; великий князь Александр признал за Иваном III титул «государя всея Руси». К России были присоединены Вязьма, черниговские и новгород-северские земли (Чернигов, Новгород-Северский, Брянск, Стародуб, Го­мель) . После трех походов в 1514 г. был отвоеван Смоленск, который на 200 с лишним лет стал главной крепостью и «воротами» на запад­ной границе России. Во время этих войн московские государи умело использовали недовольство части православных князей Литвы — в дальнейшем такая политика станет традиционной по отношению к польско-литовскому государству и в конце концов послужит одним из факторов его крушения.

Но уже во время третьей (1512—1522) и четвертой (1534—1537) по счету войн силы противников оказались примерно равными, а на­селение Великого княжества больше не изъявляло желания присоеди­няться к Москве. По территории Восточной Европы пролегла грани­ца, по обе стороны которой сложились глубокие различия в общест­венно-политическом строе двух восточнославянских государств. При этом православные славяне в границах держав Ягеллонов называли себя «русскими» или «русинами», а свой язык «русской мовой» — но при этом отличали себя от «Москвы». В Москве же на соседей смотре­ли как на «литвинов», и после бедствий Смуты даже православных «литовских людей» встречали подозрительно, а «ляхов»-католиков представляли уже как главных врагов, по сравнению с которыми да­же немец-«лютор» выглядел симпатичнее. Правда, это не мешало вполне православным русским мужикам и в XVII и в XVIII вв. бежать за границу к тем же «ляхам». Крепостничество там было такое же, но барин мог быть и добрым, а вот злое государство с его чиновниками, податями и рекрутчиной — намного слабее.

Политическая элита Литвы и Москвы выработала свои историчес­кие традиции и мифы о собственном прошлом. В литовских хрониках помещался рассказ о князе Палемоне, который с пятьюстами шлях­тичами бежал от тирании Нерона на берега Балтики и покорил быв­шие княжества Киевской державы. В сочинениях Ивана Грозного и московских дипломатических актах появилась теория о происхожде­нии Рюриковичей от римского императора Августа. Гедимина же мос­ковское «Сказание о князьях Владимирских» называет бывшим кня­жеским конюхом, женившимся на вдове своего господина и захватив­шим власть над Западной Русью.

Осознавались и принципиальные различия в характере полити­ческой культуры: в источниках XVI в. появляется противопоставле­ние «жестокой тирании» московских князей правам и «вольностям» шляхты и мещанства Великого княжества Литовского. Во времена Ивана Грозного уже московские служилые люди бежали в Литву.

Князь и боярин Андрей Михайлович Курбский становится одним из первых политических эмигрантов. Знаменитая переписка царя Ивана и беглого боярина стала самым известным памятником рус­ской политической мысли XVI в., споры вокруг которого продолжа­ются и поныне. Князь-диссидент обличал царя в безвинных гонениях против московской знати, но в то же время его жизнь в Литве пока­зала несовместимость московского боярина с чуждой общественной средой. Курбский до самой смерти не выходил из-под суда и искренне не понимал, почему он, «княжа на Ковлю», не может «чинить бой морды» своей жене — знатной панне Голыпанской, раздавать слугам данные ему в держание короной земли или посадить евреев-заимодав­цев в пруд с пиявками.

Ливонская война (1558—1583) была попыткой разом решить две важнейшие для России внешнеполитические проблемы: утвердиться в Прибалтике и объединить русские земли, оказавшиеся в составе польско-литовского государства. К 1560 г. Ливонский орден был разг­ромлен. Россия овладела восточной Эстонией и впервые получила порт на Балтике — Нарву. В 1561 г. часть рыцарей и город Ревель пе­решли под власть Швеции, а последний магистр Ордена передал его владения польскому королю. В 1562 г. Россия начала войну против

Литвы и захватила Полоцк, а в 1570 г. стала воевать и против Шве­ции. Но утвердиться на балтийском побережье и стать равноправным торговым партнером Запада Россия тогда не смогла. Стремление Ива­на Грозного завоевать «мало не вся Германия» втянуло страну в боль­шой европейский конфликт, в котором в итоге ей пришлось одновре­менно воевать против Польско-Литовского государства, Крыма и Шве­ции, да еще и имея в тылу опричнину. К 1577 г. царь Иван овладел почти 2/3 территории Ливонии. Но затем в войне наступил перелом: польско-литовская армия короля Стефана Батория в 1579—1581 гг. отобрала у русских Полоцк, Великие Луки и осадила Псков. Шведы захватили в 1581 г. Нарву. По мирным договорам с Речью Посполитой (Ям-Запольское перемирие 1582 г.) и Швецией (Плюсское пе­ремирие 1583 г.) Россия утратила все завоевания в Прибалтике и сохранила лишь небольшой участок Финского залива с устьем реки Невы.

В начале Ливонской войны вновь обозначился перевес Москвы. На мирных переговорах 1563—1564 гг. Москва объявила целью сво­ей внешней политики возвращение всех бывших древнерусских цент­ров — Киева, Волыни, Полоцка, Витебска и прочих земель. В 1564 г. литовский гетман Николай Радзивилл разбил на р. Уле московское войско князя Петра Ивановича Шуйского, но попытка перейти в нас­тупление на московские владения с юго-запада потерпела неудачу. Ежегодные кампании истощили государственные финансы Литвы; ее паны и шляхта вынуждены были обратиться за помощью к Польше.

Совместный сейм открылся в Люблине в январе 1569 г. Литовс­кие магнаты соглашались на создание единого государства только на условиях отдельного существования литовского сената и сейма. Но большинство шляхты, наоборот, стремилось к объединению, посколь­ку желало получить те права и «вольности», которыми уже обладало польское дворянство. Опираясь на поддержку шляхты, король Сигизмунд II Август передал Польше (из состава Великого княжества) Ук­раину. После этого литовские паны согласились на унию.

Люблинская уния объединила Польшу и Великое княжество Ли­товское в единую Речь Посполитую (КгесгрозроШа — польский пере­вод латинского выражения гез риЬНса) с общими сенатом и сеймом; вводились единые денежная и налоговая системы. Однако Литва сох­ранила автономию: свое право и суд, администрацию, войско, казну и официальный русский язык. В 1572 г. после пресечения династии Ягеллонов король стал избираться на сейме, и Речь Посполитая прев­ратилась в своеобразную республику с выборным королем во главе.

Верховным законодательным органом стал шляхетский сейм: «Отныне и на будущие времена нами, королем, и нашими преемника­ми не может быть установлено без совместного позволения сенаторов и земских послов ничего нового, что было бы в ущерб и тягость Речи Посполитой, а также во вред и в оскорбление кому-либо или же нап­равлено к изменению посполитского права и вольности публичной», — так гласил один из основных законов государства — Радомская конс­титуция 1505 г. («конституцией» в Польше называлось любое постановление сейма). Сейм устанавливал налоги, созывал ополчение — «посполитое рушение», определял направление внешней политики, заключал мирные договоры и союзы. На сейме происходил под председательством короля сеймовый суд по особо важным делам. Сейму принадлежало право помилования и амнистии.

Деятельность короля контролировали сенаторы-резиденты. Сам же король, вступая на престол по воле и выбору шляхты, торжествен­но отказывался от наследственности трона; обязывался не объявлять войну и не заключать мир без сената; не созывать «посполитого руше­ния» (шляхетского ополчения) без согласия сейма. Гарантией и «зе­ницей вольности» считалось право шляхты отказать королю в повино­вении, если. он не будет соблюдать ее права и привилегии. В таком случае недовольные создавали конфедерацию и начинали «законный» мятеж против своего государя.

Конец XVI — первая половина XVII в. стали временем наивысше­го подъема шляхетской республики — на короткое время она стала ве­ликой державой Восточной Европы. Речь Посполитая стала главной житницей Европы. Зерно отправлялось вниз по Висле до Гданьска, а оттуда по Балтийскому морю в Голландию; далее хлеб развозился по всей Западной Европе. Из южных земель громадные стада скота пе­регоняли в Германию и Италию. Вывозивший зерно землевладелец был заинтересован в свободе торговли. Законы снижали экспортные пошлины и одновременно открывали доступ иноземным товарам, хо­тя и в ущерб собственным производителям и купцам. Шляхта доби­лась лишения горожан права голоса в сейме. Самостоятельность горо­дов подрывали принадлежавшие шляхтичам городские дворы и целые кварталы, не подчинявшиеся городским законам и администрации. Кроме того, короли приглашали в города иммигрантов — немцев, евреев, поляков, армян, которые стали составлять большинство насе­ления украинских и белорусских городов, особенно крупных (как Львов).