Читать онлайн «История Румынии». Страница 18

Разнообразие религиозных верований жителей Дакии и их ментальность отражали, хотя и не в точных пропорциях, пестроту состава колонистов. Можно даже говорить об их религиозном космополитизме. Имели место явления interpretatio Romana (римского истолкования) и синкретизма. Ко всему этому нужно добавить многочисленные оккультные и магические обряды, складывавшиеся в яркую мозаику «народных» верований, в меньшей степени отраженные в письменных и художественных источниках. Следовательно, жителям Дакии не было свойственно единообразие ни в понимании религии, ни в отправлении религиозных культов. В процессе интеграции населения Дакии в римский мир важную роль наряду с латынью играла греко-римская религия, получившая наибольшее распространение в городах. Религии отводилась еще более «наступательная» роль, чем латыни. Большое значение имели «политические» божества, воспитывавшие верность империи и императору: Victoria,[86] Virtus /80/ Romana,[87] Genius Imperatoris,[88] и в особенности культы, непосредственно связанные с императорским домом: Domus Divina,[89] культ Ромы или Августа. Поклонение таким божествам или, напротив, отказ от их почитания могли как способствовать продвижению человека по социальной лестнице, так и лишить его милости и обречь на маргинализацию. Культ императора в Траяновой Ульпии Сармизегетузе отправлял concilium Daciarum trium (Совет трех Дакий).{47} Во главе совета стоял sacerdos arae Augusti (coronatus Daciarum trium),[90] существовавший во время Александра Севера (чему есть точное свидетельство), а быть может, и раньше. Основной задачей этого учреждения было отправление культа императора от имени всех поселений провинции. Такой ритуал был элементом религиозной и политической жизни провинции. Очевидно, наряду с латинским языком он являлся одним из важных рычагов формирования единого общества из групп, имевших разные традиции и в различной степени романизированных.

С возникновением римской городской цивилизации в Дакии распространяется латынь, греко-римская религия, формируется ментальность римского типа. Это не означает отсутствия особенностей их усвоения и различий в восприятии римской цивилизации в разных частях Дакии. В Дакии переплетались традиции восточных и западных провинций, что привело к замечательному культурному многообразию, хотя налицо было преобладание западных черт. Благодаря географическому положению она служила мостом между Западом и Востоком. В силу приграничного расположения ее культурные, художественные и технические достижения были незначительны и не отличались большой оригинальностью. Единственным исключением, которое можно было бы причислить к лучшим творениям империи, являлся мост через Дунай в Дробете, построенный Аполлодором Дамасским в эпоху Траяна.

Такое культурное своеобразие Дакии по сравнению с другими провинциями обусловило заметное лингвистическое единообразие. А поскольку распространение латыни проходило гладко и без отторжения, завершилось оно очень быстро. /81/

Dacia amissa. Политический и военный кризис Римской империи достиг апогея во второй половине III в. при императоре Галлиене. Приграничные дунайские провинции оказались в тяжелом экономическом положении, поскольку постоянно подвергались грабительским набегам племен, проживавших за лимесом. Ситуация усугублялась тем, что в борьбе за власть в империи принимали активное участие римские войска, устанавливавшие, по всей вероятности, кнутом и пряником, собственные порядки в провинциях. К тому же интерес императоров к этим территориям постепенно угасал. Города и сельские поселения приходили в упадок под бременем непомерных обязанностей и из-за безразличия властей.

История Дакии в силу неизменной позиции империи повторится на других римских территориях, находившихся вне естественных границ раннего принципата по Рейну и Дунаю – таких, как север Ретии и agri decumates[92] в Верхней Германии. Так, в Панегирике Констанцию Хлору (297 г.){48} говорится: «…sub principe Gallieno… amissa Raetia».[93] Отдельные авторы IV в. утверждали, что то же самое произошло и с Дакией: «Dacia… amissa est»,{49} «…sed sub Gallieno imperatore amissa est».[94]{50} Эти два аналогичных высказывания в отношении Ретии и Дакии, связанные с именем одного императора, должны были бы иметь одинаковый смысл. Однако на основании археологических и эпиграфических материалов о двух «потерях» Галлиена высказывались разные версии. Найденная не так давно в Аугсбурге надпись показала, что, по крайней мере, Ретия действительно была «потеряна» Галлиеном и уступлена им узурпатору Постуму, правившему «Галльской империей». Римская администрация продолжала существовать, но власть Галлиена в Ретии более не признавали. Следовательно, нападения и опустошительные набеги из-за лимеса не означали, что римляне перестали охранять границы и оставили их /82/ вместе с самой провинцией. Даже разрушительные вторжения, которые совершались с территории Нижней Паннонии, и последовавшие за ними воцарения узурпаторов – Ингена, а затем Регалиана – не привели к потере провинции. «Потеря» Дакии в правление Галлиена возможна с точки зрения логики, но время этих событий установить трудно. Не найдено никаких археологических свидетельств или иных источников в подтверждение идеи отдельных историков, что Галлиен отказался от какой-то части Дакии. Напротив, на северной границе Дакии Поролисской в это время проводились работы по ремонту лагерных укреплений, датированные приблизительно 260 г.

Что касается монетного обращения, то оно в Дакии, как и в двух Паннониях, начало оскудевать после 253 г., но резкое падение произошло лишь в 260 г. Несколько иначе выглядит ситуация с кладами монет. Найдено пять кладов, почти все в Апуле, где самые поздние монеты относятся ко временам Галлиена. Накопление монет в годы правления Валериана и Галлиена, вероятнее всего, происходило уже за пределами Дакии. Их владельцами, вероятно, были воины.

Дакийские вексилларии отправились на Восток с Валерианом. После пленения и убийства Валериана персами какие-то военные из легионов Апула, видимо, сумели вернуться домой. Последняя надпись из лагеря другого легиона – Пятого Македонского в Потаиссе датируется 257–258 гг. К 260 г. восходит надпись, поставленная командиром Тринадцатого Сдвоенного легиона в Мехадии, предположительно на новом месте его дислокации или на месте размещения каких-то вексиллариев дакийской армии. После 264 г. упоминания о вексиллариях двух дакийских легионов встречаются в Верхней Паннонии, в Петовионе, а другие надписи содержат свидетельства о воинах этих же легионов на севере Италии. Таким образом, не существует эпиграфических подтверждений размещения этих легионов в их прежних лагерях в Апуле и Потаиссе после 258–260 гг. Впрочем, Галлиен переместил их в другие центры, чтобы обеспечить себя мобильной армией для обороны Италии, а это означает, что он рассчитывал на их лояльность.

Галлиен никогда не терял контроля над Дакией (amissa). Напротив, она была его постоянной опорой. Первые дакийские вексилларии перешли на сторону узурпатора Викторина, преемника Постума, бывшего правителя «Галльской империи», лишь в конце /83/ 269 г. (после смерти Галлиена). Об этом свидетельствуют золотые денарии, отчеканенные в Трире. Дакия во времена Галлиена оставалась римской провинцией. Мысль о «потере» Дакии, видимо, возникла потому, что часть дакийской армии рассеялась во время восточного похода Валериана, а другие войска Галлиен перевел в стратегически более важные области. К этому добавляется ужасное финансовое положение Дакии, безразличие императора к ее городским и сельским поселениям, постоянные вторжения враждебных народов, сопровождавшиеся захватом территорий. Атмосфера нестабильности, в которой панические слухи распространялись с невероятной быстротой, и создала, в конце концов, неясный образ Дакии, который век спустя поздняя латинская историография запечатлела в двусмысленном слове «amissa».

Даже не имея конкретного намерения отодвинуть границу империи на линию Дуная, Галлиен начал этот процесс, ставший необратимым в следующее десятилетие. В годы правления Клавдия II Италия продолжала подвергаться угрозам со стороны аламанов. В Дакии произошло новое катастрофическое падение денежного оборота по сравнению с Мёзией к югу от Дуная. Положение провинции ухудшилось. Отсутствуют подтверждения о стоянке двух старых легионов в лагерях Апула и Потаиссы. Официально провинция Дакия прекратила существование во времена Аврелиана. Последнее свидетельство о провинции появляется на золотых денариях, отчеканенных в Медиолане весной 271 г. с надписью Dacia Felix.[95] Открытие нового монетного двора в 271–272 гг. в Сердике, столице Дакии Средиземной, созданной Аврелианом к югу от Дуная, могло бы означить завершение этого процесса. Из литературных источников известно, что в начале 271 г. Аврелиан выступил с армией в Аквилею в поход против «скифов» (вандалов из Паннонии). О его действиях в отношении Дакии говорится: «…provinciam Daciam… intermisit vastato omni Illirico et Moesia desperans eam posse retinere abductosque Romanos ex urbibus et agris Daciae in Media Moesia collocavit apellavitque eam Daciam, quae nunc duas Moesias dividit et dextra Danubio in mare fluenti, cum antea fuerit in laeva»;[96]{51} /84/ «…per Aurelianum, translatis exinde Romanis, duae Daciae in regionibus Moesiae ac Dardaniae factae sunt»;[97]{52} «Cum vastatum Illyricum ac Moesiam deperditam videret, provinciam Transdanuvianam Daciam a Traiano constitutam sublato exercitu et provincialibus reliquit, desperans earn posse retineri, abdustoque ex ea populus in Moesia conlocavit apellavitque suam Daciam, que nunc duas Moesias dividit»;[98]{53} «Daces autem, post haec, iam sub imperio suo Traianus, Decebalo eorum rege devicto, in terras ultra Danubium, quae habent miile milia spatia, in provincia redegit. Sed Gallienus eos dum regnaret amisit Aurelianusque imperator evocatis exinde legionibus in Mysia conlocavit ibique aliquam partem Daciam mediterraneam Daciamque ripensem constituit…».[99]{54} Филологи и историки много раз тщательно разбирали эти тексты, пытаясь обнаружить там больше информации, чем в них действительно содержится, и объяснить отдельные кажущиеся или реальные противоречия, забывая при этом, что тексты адресованы читателям, хорошо осведомленным о событиях, которых касались древние писатели. Так возникла беспочвенная полемика относительно исторических сведений, переданных нам литературными источниками, повествующими об этих событиях.