Читать онлайн «Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939–1953». Страница 7

Ранее отмеченная патриотическая перемена позиции коммунистической партии и его самого приведена в неоднократно цитируемой речи Сталина от февраля 1931 года о срочной необходимости индустриализации, и модернизации, речи, которая показывает его ловкую манипуляцию, и жонглирование классово-политической, и патриотической темой:

«История царской России состояла, кроме прочих вещей, из непрерывных поражений, вследствие её отсталости. Она была бита монгольскими ханами. Она была бита турецкими беями. Она была бита шведскими феодальными правителями. Она была бита польско-литовскими князьями. Она была бита англо-французскими капиталистами. Она была бита японскими баронами. Всё из-за её отсталости. Военной отсталости, культурной отсталости, государственной отсталости, индустриальной отсталости, сельскохозяйственной отсталости. Они били её потому, что это было выгодно и безнаказанно. Вы помните слова предреволюционного поэта: „Ты и могучая, ты и бессильная… матушка Русь…“. Таков закон эксплуататоров: бить отсталых. Ты слаб — значит ты не прав и поэтому ты будешь бит, и порабощён… Мы отстали на 50-100 лет. Мы должны преодолеть это отставание за 10 лет. Либо мы сделаем это, либо будем раздавлены. Это наша обязанность, это велят нам сделать рабочие и крестьяне СССР».

Вместе с Лениным, Сталин был архитектором советской национальной политики. До 1917 года Сталин написал главный большевистский аналитический труд по так называемому национальному вопросу и после революции занимал пост народного комиссара по национальностям. Как революционеры-интернационалисты, Ленин и Сталин верили в рабочий союз без границ и национального сепаратизма. Однако они оба признавали возможность продолжать призывы к национальным чувствам и возможность использования национальных культур, и традиций в политической борьбе против царизма, и в создании социалистического государства. Большевистская идеология была приспособлена для использования в проекте воспитания культурного и лингвистического национализма среди национальных, и этнических групп СССР, в то время, как шла борьба за политическое единство всех советских народов на классовой основе. Первая конституция СССР, принятая в 1922 году, была конституцией высокоцентрализованного государства, но также, теоретически, федеративного и основанного на добровольном союзе национальных республик.

В 1920-м большевистская национальная политика имела два главных направления: первое(«nativisation») — назначение представителей этнических меньшинств на официальные должности в их районах; второе — воспитание культурного и лингвистического национализма среди народов СССР, включая те, которые не различались по национальной идентичности до советской эры. Но одна часть населения осталась свободной от политики «национализации» и культурного национализма: русские. Русское население было бОльшим, чем все другие советские национальности вместе взятые. Ленин и Сталин боялись этого, так как численность и культурный уровень позволяли русским доминировать над другими национальностями. Боялись того, что поощрение русского национального самосознания разовьёт шовинистические тенденции. В 30-х годах, однако, сталинская позиция по отношению к русским претерпела радикальное изменение. Русский патриотизм был реабилитирован, и русские герои-патриоты дореволюционных времён были допущены в большевистский героический пантеон. Русские были теперь обозначены, как основная группа исторически сложившегося советского многонационального государства. В культурной области русские были названы первыми среди равных советских наций — цементом, скрепляющим «дружбу народов» СССР. Политически русские выглядели, как группа, наиболее преданная коммунизму и лояльная к советскому государству.

До революции большевики проводили кампанию против русификаторской политики царизма. В конце тридцатых годов русскому языку вернули статус доминирующего языка в образовании, вооружённых силах и гос. аппарате. Русская музыка, литература и фольклор стали становым хребтом новообразованной культурной традиции. Среди многих причин для этого «русского переворота» в сталинской национальной политике было то, что с приближением войны русификация вновь стала необходима для связи сотни, или более, национальностей в единый СССР. Призыв к патриотизму был также использован. В совокупности это означало политическую мобилизацию народа для проведения модернизации и индустриализации страны. Как Сталин выразился в тосте на вечеринке на ворошиловской даче в ноябре 1937 года:

«Русские цари не считали, что это плохо. Они грабили и угнетали народ. Они воевали и захватывали территории в интересах землевладельцев. Но они сделали одну хорошую вещь — они создали Великую Власть… Мы унаследовали эту Великую Власть. Мы, большевики, первыми объединили и усилили эту Великую Власть не в интересах капиталистов, но для трудящихся, и для всех великих людей, которые осуществляют эту Великую Власть».

Сталинское понимание советского государства, как наследника Русской власти, которая защитит народ, очевидно использовалось в лихорадочной атмосфере заговора, международного кризиса и приближающейся войны. Когда война пришла в 1941 году, Сталин смог мобилизовать Советский Союз, особенно его русское население, на патриотическую войну по национальной обороне против последнего в длинной череде иностранных агрессоров. Как Сталин говорил Гарриману в сентябре 1941 года: «Мы знаем, что народ не хочет сражаться за мировую революцию и не хочет сражаться за советскую власть, но возможно он будет сражаться за Россию». В такой войне, как советско-немецкая, сталинская способность разбудить национальные и патриотические чувства, также, как и политическую верность советской системе, имела решающее значение. В это время огромные усилия были предприняты для продвижения в массы идеи советского патриотизма, которая должна была объединить все нации и народы СССР. Русский национализм и советский патриотизм были дополнены концепцией братской славянской солидарности, и идентичности. Сталин стремился создать союз славянских государств для отражения любой будущей немецкой угрозы.

Новая патриотическая идентичность сталинской России имела прямое отношение к тому, что произошло после войны. Одержав великую победу, Сталин ожидал заслуженной награды в виде экспансии советской власти и влияния, включая приобретение такой традиционной цели царской внешней политики, как контроль над черноморскими проливами, и незамерзающие порты с выходом в океан. Но сталинские амбиции были разрушены Британией и США — его партнёрами по Великому Альянсу, разгромившему Гитлера. Они видели в советском экспансионизме на Чёрном и Средиземном море, и Тихом океане угрозу своим собственным стратегическим и политическим интересам. В декабре 1945 года Сталин жаловался Эрнесту Бевину, британскому секретарю по иностранным делам, что «как он видит ситуацию, Соединённое королевство имеет Индию и владения в Индийском океане в сфере интересов; Соединённые Штаты имеют Китай и Японию, но Советский Союз не имеет ничего».

Однако, сталинский главный стратегический интерес был в советской экспансии в Центральной и Восточной Европе. Сталин хотел избежать конфронтации с западом на периферийных территориях. Он отказался поддерживать коммунистических повстанцев в Греции после войны. Прекратил требовать контроля над Черноморскими проливами и перестал добиваться части итальянских северо-африканских колоний у Британии и Америки. Но явный ксенофобский разворот в сталинской внешней и внутренней политике нанёс ущерб советскому престижу после войны.

Публичным первым проявлением нового направления в сталинской послевоенной политике была речь А.А. Жданова, «отвечавшего» за идеологию, в августе 1946 года с критикой журналов и писателей за их преклонение перед западной литературой, и культурой. Этой речью начался процесс, известный, как «ждановщина» — идеологическая кампания против западного влияния, которая превозносила уникальные достижения советской науки и культуры. Ждановская речь была значительно отредактирована Сталиным, и кампания началась по его повелению. Частным образом Сталин уже бранил свой ближний круг за их «либерализм» и «преклонение» перед западом, и побуждал своего министра иностранных дел В.М. Молотова не уступать ничего в дипломатических отношениях с США и Великобританией. В 1947 году Сталин говорил Сергею Эйзенштейну о фильме «Иван Грозный» и разъяснял ему, что «царь Иван был великий и мудрый правитель… Мудрость Ивана Грозного заключается в том факте, что он исходил из национальных интересов и не допускал иноземцев в страну, защищал страну от иностранного влияния… Пётр Первый также был великим правителем, но он относился к иностранцам либерально, широко открыл ворота для иностранного влияния и допустил онемечивание страны. Екатерина сделала ещё больше. После этого двор Александра Первого был ли действительно русским двором? Был ли двор Николая Первого действительно русским двором? Нет, они были немецкими дворами».