Читать онлайн «Сочинения. Том 3». Страница 65

Неммих, видевший Италию в 1810 г., констатирует, что итальянский рынок отнят у английской, немецкой и швейцарской промышленности в пользу монопольного владычества французов[18]. Правда, и итальянские товары должны были при ввозе во Францию пользоваться теми же милостями, но реального значения для Италии эти милости не имели, по крайней мере для мануфактурной промышленности (виноторговля Италии воспользовалась этим больше).

Но французские фабриканты (даже после издания благоприятного для них торгового договора с Италией) признавались, что они не могут выдержать на итальянском рынке конкуренции с саксонскими и богемскими простыми сортами сукон, потому что саксонские и богемские сукна на 45% дешевле французских; дешевле же они потому, что и рабочие руки в Саксонии и Богемии дешевле, чем во Франции, и шерсть — туземная, а французы для этих простых сортов должны выписывать ее же, саксонскую и богемскую шерсть. Конечно, им она обходится дороже. А если так, то можно сколько угодно воспрещать ввоз в Италию иностранных (нефранцузских) сукон, все равно «слишком велика приманка для контрабанды»[19].

26 августа 1810 г. Наполеон выражает неудовольствие вице-королю Евгению Богарне по тому поводу, что, во-первых, турецкие корабли в итальянских портах не были арестованы, а во-вторых, потому еще, что Италия «наводнена швейцарскими ситцами и бумажными материями». Немецкие и швейцарские материи должны в Италию идти не иначе, как через Францию. И он грозит Италии участью Голландии: если таможни не будут в Италии действовать так, как во Франции, — Италия будет присоединена[20].

В частности, особым покровительством воспользовалась именно хлопчатобумажная промышленность. Декретом от 10 октября 1810 г. Наполеон запретил ввозить в Италию бумажные материи откуда бы то ни было, кроме как из Империи. По сообщению министра мануфактур и торговли де Сюсси Наполеону, декрет от 10 октября 1810 г. имел самые благие результаты для французской промышленности (особенно городов Руана, Амьена, Сен-Кантена, Тарар, Рубе и Туркуена). Мы не знаем, много ли это помогло данным городам в 1811 г., в эпоху кризиса. Но в 1812 г., к осени которого относится доклад министра, правительство считает Италию рынком, отбитым у Англии и дающим Франции ежегодно на покупке бумажных материй около 19 миллионов валового дохода[21].

Мало того. Не разрешая ввоза бумажных материй в Италию из неимперских стран, Наполеон подозрительным оком смотрел и на ввоз туда простой бумажной пряжи.

Когда (в ноябре 1810 г.) он узнал, что миланские мануфактуры нуждаются в бумажной пряже и белых бумажных материях (для дальнейшей обработки) и что за неимением этого они бездействуют, он приказал министру внутренних дел озаботиться, чтобы все нужное было послано в Италию из Франции; по его мнению, это нужно сделать, чтобы итальянские мануфактуры не обратились к швейцарцам[22]. А Евгению Богарне, который писал императору, что итальянские ситцевые мануфактуры нуждаются в таких сортах материй, которые не выделываются во Франции, Наполеон одновременно сообщил, что во Франции всякие сорта выделываются и что обращаться в Швейцарию и Германию представило бы «много неудобств».

И он даже внушительно рекомендовал и не помышлять о других странах, кроме Франции[23].

Почему нельзя в Италию (не говоря уже об Империи) допускать ни единой штуки бумажной материи ниоткуда, кроме как из Франции? Потому, что, во-первых, явится от Балтийского побережья английская контрабанда, а, во-вторых, если даже это будут материи, изготовляемые не у врагов, а у «союзников», то союзники «плохо охраняют свои границы» от ввоза английского хлопка и из-за этой своей «оплошности» имеют лучший по качеству и более дешевый хлопок для выделки, нежели французы[24].

Правительство, со своей стороны, поддерживало французских промышленников, не только делая их почти монополистами по некоторым статьям итальянского ввоза, но и прибегая к вывозным премиям. Вывозная премия давалась правительством за вывоз из Франции в королевство Италийское: 1) рафинадного сахара, 2) мыла, 3) хлопчатобумажных материй[25].

Когда Наполеон (в 1811 г.) решил было прекратить вывозные премии для произведений бумагопрядильной индустрии, сбываемых в Италию, на том основании, что и без того в Италию воспрещено ввозить бумажные материи откуда бы то ни было, кроме Франции, то Амьенская торговая палата всеподданнейше ходатайствовала перед императором о сохранении премий, и при этом основание приводилось вполне ясное и вполне откровенно: если не поощрять французский ввоз, то итальянцы сами заведут у себя промышленность и «перестанут быть данниками» французов[26].

Тон Наполеона относительно таможенных дел зависимых от него государств прекрасно характеризуется его приказом Мюрату отменить пошлину, которую уплачивают французские сукна, ввозимые в Италию. Это — письмо в две строчки: «А Joachim Napoléon, roi des Deux-Siciles, à Naples, Schönbrunn, 14 octobre 1809. Les draps de France payent un droit. Rendre un décret pour exempter de ce droit les marchandises françaises et surtout les draps»[27]. Эта команда в неопределенном наклонении весьма характерна.

Следует заметить, что подвластные Наполеону правительства на полуострове шли иногда еще дальше и ставили в монопольное положение не всю Империю, а именно старофранцузские департаменты по преимуществу. Тарифом от 24 февраля 1810 г. Мюрат обложил французские сукна сравнительно очень незначительными пошлинами, но Бельгию не включил при этом в число французских земель, хотя она и de facto, и de jure была вполне инкорпорирована[28]. Таким образом, Мюрат делал в угоду Наполеону в Неаполитанском королевстве то, что самому Наполеону казалось неудобным делать в непосредственно ему принадлежавшем королевстве Италии: приравнивать свои бельгийские департаменты к иностранным державам император в данном случае не решился.

А когда тот же Мюрат (опять исключительно во имя интересов неаполитанского фиска) вздумал в очень скромных размерах повысить кое-какие пошлины, то получил выговор. 2 апреля 1811 г. Наполеон — в гневе на неаполитанского короля Мюрата за недостаточно усердное исполнение правил блокады и за повышение пошлины на французские сукна. «Скажите ему (посланному Мюрата. — Е. Т.), что король ошибается, если он думает царствовать в Неаполе иначе, как согласно моей воле и для блага Империи. Скажите ему положительно, что если он не изменит систему, то я завладею королевством и буду управлять им посредством вице-короля, как Италией… Скажите неаполитанскому министру, что король на дурном пути; что, когда кто удалился от континентальной системы, то я не пощадил даже своих братьев и еще менее пощажу его»[29].

Но все равно значение неаполитанского рынка для сбыта французских мануфактурных фабрикатов всегда было невелико: французы (в XVIII в.) сбывали там преимущественно продукты колоний. Пока Франция имела возможность сообщаться со своими колониями, она широко сбывала их произведения в Неаполитанском королевстве: эти товары сбывались французами на ярмарках в Салерно и Синигаллии. Конечно, эта торговля уничтожилась вполне именно ко времени французского вторжения в королевство[30].

Столь же ничтожное значение имела в этом смысле и Церковная область, захваченная Наполеоном окончательно в 1810 г. Эта область производила очень мало, но и покупала чрезвычайно немного. Вообще говоря, единственной сколько-нибудь заметной отраслью промышленности в Риме и окружающей его области были шерстяное производство да отчасти выделка мыла. Существовавшее шелкопрядение и фабрикация некоторых сортов шелковой материи (погрубее) имели чрезвычайно ограниченное распространение и значение[31]. Распространение прядильной промышленности не удалось, — попытка, сделанная в этом направлении, потерпела фиаско.

Любопытно, что не министр внутренних дел и не министр торговли и мануфактур, а именно министр полиции обыкновенно ходатайствует о выдаче субсидии бедствующим промышленным предприятиям в присоединенных, нестарофранцузских департаментах. Это вмешательство мотивируется вполне определенно: в конце 1811 г. затеянная было страсбургским промышленником Бухером бумагопрядильня в г. Риме находится накануне банкротства; вместо недавних еще 600 рабочих она дает работу (в ноябре 1811 г.) лишь 150, и если ей не помочь, она скоро погибнет. Герцог Ровиго, министр полиции, горячо ходатайствует о помощи. Почему? Потому, что Рим и его народ в «глухом волнении», и нужно это волнение прекратить[32], иначе рабочие, лишенные средств к жизни, «сделаются предметом беспокойства для полиции»[33].