Читать онлайн «Детство в царском доме. Как растили наследников русского престола». Страница 41

Преподавали детям и музыку — девочкам, как правило, игру на фортепьяно; мальчики могли выбрать любой инструмент. Цесаревич Николай Александрович, к при- меру, учился играть на корнет-а-пистоне, а великий князь Константин Николаевич хорошо играл на виолончели и впоследствии иногда даже концертировал вместе с оркестром под управлением Направника.

В некоторых семьях дети изучали еще и древние языки — латынь и древнегреческий, которые со второй половины XIX века преподавались во всех гимназиях.

К этому добавлялось у мальчиков обращение с огнестрельным оружием, строевая подготовка, верховая езда, другие военные дисциплины в соответствии с военной специализацией, а у девочек — рукоделие и некоторые начатки домоводства (заварить чай или сварить себе яйцо на завтрак должна была уметь и принцесса).

Великий князь Александр Михайлович вспоминал: «Учение не было трудным ни для меня, ни для моих братьев, но излишняя строгость наставников оставила в нас всех осадок горечи». Эта строгость была прямым следствием родительских установок. Тот же Александр Михайлович писал: «Однажды, когда мы были доведены до слез какой-то несправедливостью педагогов и попробовали протестовать, последовал рапорт отцу с именами зачинщиков, и мы были сурово наказаны».

К наказанию розгами в императорской семье, по-видимому, все же не прибегали (во всяком случае, об этом нигде не упоминается), но наказывали часто — и не только за шалости, но и за плохую учебу. Ошибка в иностранном словоупотреблении или переводе каралась лишением сладкого, а неправильно решенная задача — часовым стоянием на коленях лицом к стене (хорошо хоть без гороха). Среди других наказаний в ходу было лишение прогулки, развлечений или удовольствий, а также переписывание по многу раз каких-нибудь учебных текстов.

Впрочем, наказания, как и их отсутствие, зависели от общей атмосферы в семье и степени либеральности родителей. К некоторым детям, любимчикам, высокородные родители проявляли снисходительность. В семье Николая I многое сходило с рук Марии Николаевне, в семье Александра III — очаровательному Джорджи (рано умершему Георгию Александровичу), которого обожала и особенно баловала мать.

В девять часов вечера следовал отбой: дети уходили в спальню, надевали ночные рубашки, немедленно ложились и должны были спать. Дежурный воспитатель бодрствовал всю ночь, каждые два часа входил в спальню и бдительно проверял, все ли в порядке.

Иногда глубокой ночью мальчиков навещал отец — так водилось в семье великого князя Михаила Николаевича. По словам сына, Александра Михайловича, на просьбы жены не будить детей по ночам великий князь отвечал, что будущие солдаты должны приучаться спать, несмотря ни на какой шум. «Что они будут делать потом, — говорил он, — когда им придется урывать несколько часов для отдыха под звуки канонады?»

А потом, благословив широким крестом всех мальчиков, отец долго молился перед иконами, прося Всевышнего помочь ему сделать из детей добрых христиан и верных подданных государя и России.

Будущее мальчиков из императорского дома могло быть только военным. Выбор происходил лишь между различными родами войск. Александр Михайлович не без горечи вспоминал: «Когда какая-нибудь дама с приторно сладкой улыбкой на губах спрашивала меня о том, кем бы я хотел быть, то она сама прекрасно знала, что великий князь Александр не может желать быть ни пожарным, ни машинистом, чтобы не навлечь на себя неудовольствия великого князя-отца… Брат Георгий как-то робко высказал желание сделаться художником-портретистом. Его слова были встречены зловещим молчанием всех присутствующих, и Георгий понял свою ошибку только тогда, когда

камер-лакей, обносивший гостей десертом, прошел с малиновым мороженым мимо его прибора».

Очень многие дети из императорской семьи страдали от ощущения одиночества и недостатка ласки. «Наше особое положение отдаляло нас от детей нашего возраста, — вспоминал Александр Михайлович. — Нам не с кем было поговорить, и каждый из нас был слишком горд, чтобы делиться своими мыслями с другими братьями».

Наставники были строги; родители, сами получившие спартанское воспитание, часто считали нужным глубоко прятать нежность к детям и «держали дистанцию». Ласка или жалость прислуги считались не вполне приличными; детям внушалось, что «великий князь не должен проявлять ни малейшей слабости в присутствии посторонних (в том числе и прислуги. — В. Б.). Он должен выглядеть всегда довольным, скрывая свои чувства под маской официальной холодности».

При этом отношения с прислугой были самыми демократичными. Детям категорически запрещалось не только грубить слугам, но и проявлять малейшие признаки снобизма или высокомерия, повышать голос, требовать неподобающих услуг и т. п.

Многие из слуг принадлежали к профессиональным династиям, несколько поколений которых служили при дворе, и как это всегда бывало в аристократических семьях, между господами и прислугой устанавливалось нечто вроде родственной связи. Члены императорского дома всегда знали своих слуг не только в лицо и по имени, но и в подробностях биографии: были знакомы с их женами (не служившими при дворе) и детьми, осведомлены, кто из них и чем болеет, чему учится и т. п. Слуг поздравляли с праздниками, задаривали подарками, в случае болезни кого-либо из их семей присылали лекарства и лакомства, сами приходили проведать. Слуги передавали дворцовые сплетни, помогали наказанным сноситься с братьями и сестрами и вообще принимали в жизни детей довольно большое участие. Стоит прибавить, что дворцовая прислуга была не только в основном вольной (т. е. не крепостной), но и занимала в обществе довольно высокое положение. К примеру, лейб-кучер его величества по статусу приравнивался к армейскому полковнику.

Вечное чувство одиночества приводило к тому, что довольно часто самыми счастливыми днями детства великим князьям и княжнам запоминались дни болезни. Вот тогда-то дети понимали наконец, как их любят; видели взволнованные и заботливые лица, чувствовали ласку, ощущали себя в центре внимания.

Аскетическая суровость, при самом широком распространении в императорском доме, была все же не единственным стилем взаимоотношений родителей и детей. Александр III вспоминал: «Сколько у нас бывало разговоров самых разнообразных задушевных, когда Мама выслушивала спокойно, давала время все высказать и всегда находила, что ответить, успокоить, побранить, ободрить и всегда с возвышенной христианской точки зрения».

Жизнь внедворцовая, реальная, которой жило российское население, детям была почти неизвестна, а то, что они видели сквозь окошко кареты или вагона царского поезда, а также во время посещения госпиталей, приютов, учебных заведений и других подобных мест, доходило до их сознания в отфильтрованном и приукрашенном виде (все мы знаем, как принимают знатных визитеров). Большинству царских детей знание о реальном мире в общем-то и не было особенно нужно; тем же, кому пришлось после революции с этим миром столкнуться, испытали суровый шок, для преодоления которого требовалась немалая сила воли (вот тут-то и пригодилось суровое воспитание!).

Обязательной частью воспитания великого князя была выработка преданности и лояльности по отношению к императору. «Мы все — верноподданные нашего государя, — приводит в своих „Воспоминаниях“ слова своего отца великого князя Михаила Николаевича великий князь Александр Михайлович. — Мы не имеем права критиковать его решения. Каждый великий князь должен так же исполнять его приказы, как последний рядовой солдат».

И хотя в последнее царствование преданность и дисциплина в великокняжеском «полку» изрядно пошатнулись, на воспитании детей это не сказалось до самого конца.

После завершения общеобразовательного курса следовала подготовка по военной специальности. К примеру, великий князь Александр

Михайлович, готовившийся во флот, четыре года занимался астрономией, теорией кораблестроения, океанографией, военной и морской стратегией и тактикой, теорией кораблевождения, историей флота и тому подобными предметами, регулярно посещал военные суда и портовые сооружения и каждое лето проводил три месяца в плавании на крейсере. Сходным образом учились и на другие специальности.

В двадцать лет великие князья в присутствии императора и императрицы приносили присягу — два текста, в первом из которых клялись в верности основным законам империи, а во втором — в верности лично государю. После этого юноша целовал крест и Библию, подписывал присяжные листы, передавал их министру императорского двора, обнимался с императором и целовал руку императрице. В семье великого князя это был важный праздник.

С этого дня великий князь обретал некоторую самостоятельность — в первую очередь финансовую. Правда, к нему на пять лет приставляли опекуна, назначенного императором, одной из задач которого было научить юношу разумно и осторожно тратить выделяемые ему средства. До шестнадцати лет никто из великих князей не имел на руках никаких денег, а позднее, от шестнадцати до двадцати лет, им выдавали ежемесячно небольшую сумму на карманные расходы — обычно рублей пятьдесят. Великие княжны никаких собственных денег не имели до замужества.