Читать онлайн «Семен Дежнев». Страница 17

Поярковцы спустились вниз по реке и зазимовали на нижнем Амуре. Следующим летом они вошли в Охотское море и шли вдоль побережья на север, до устья реки Ульи, где уже побывал Москвитинов. Это было первое плавание русских по Ламскому (Охотскому) морю. О своем путешествии Поярков составил «чертеж и роспись». С Ульи экспедиция возвратилась в Якутск. Поярков докладывал якутскому воеводе, что на Амуре живут независимые племена, не признающие ничьей чужеземной власти.

Экспедиция Пояркова положила начало русским исследователям и освоению Приамурья. Последующие экспедиции Ерофея Хабарова и Онуфрия Степанова привели к приведению приамурского населения в русское подданство. На Амуре создаются первые русские поселения и укрепленные пункты. Ни Поярков, ни Хабаров, ни Степанов никаких иноземцев из соседних стран здесь не встретили и убедились в том, что различные приамурские народы были независимы и никому не платили дани. Походы этих землепроходцев имели огромное историческое значение — южный поток русских на Восток достиг Амура и Тихого океана.

По пути, уже пройденному Москвитиным, прошел около 1646 года отряд казачьего десятника С.А. Шелковникова. Он вышел на Охотское побережье к устью реки Охоты. Оттуда он послал часть отряда во главе с А. Филипповым на кочах вдоль побережья. Филиппов за одни сутки прошел до «Каменного мысу» (полуострова Лисянского), у которого обнаружил большие моржовые лежбища. Затем он шел еще в течение нескольких суток до устья реки Мотыклеи, где, по словам местных эвенов, на прибрежных островах было много всякого зверя. В 1649 году он вернулся с Охотского побережья в Якутск. Наиболее ценным результатом этого путешествия была составленная с его слов лоция или «Роспись от Охоты реки морем итти подле земли до Ины и до Мотыклея реки и каковы те места, и сколько где ходу и где каковы реки и ручьи пали в море, и где морской зверь ложится и на которых островах» Поморские мореходы с давних пор составляли подобные лоции содержавшие описания берегов, приметных ориентиров и расстоянии между ними. Лоциями пользовались при отсутствии карт для ориентировки во время плавания.

Пытались русские достичь Охотского побережья и другим путем — через верхнюю Индигирку и Оймякон. В 1642 году этим путем ходил Андрей Горелый, но немного не дошел до цели, собрав интересные сведения о природе и жителях края.

Еще Семен Шелковников поставил близ общего устья Охоты и Кухтуя зимовье. В 1649 году рядом с уже существующим зимовьем был поставлен острог. Так было положено начало Охотску, который сыграл важную роль для морских путешествий по Охотскому морю, к берегам Камчатки и Курил.

Второй поток был устремлен на северо-восток — на Яну, Индигирку, Колыму, Анадырь, Чукотку и Камчатку. С этим потоком была связана деятельность Федота Алексеева, Семена Дежнева, Михаила Стадухина и других. О них пойдет речь в нашем дальнейшем повествовании.

В 1639 году в Ленском крае было учреждено воеводство. О задачах, которые ставились перед воеводами, можно судить по специальным инструкциям-наказам, которые выдавались именем царя Сибирским приказом. Воеводам предписывалось обеспечить оборону вверенного им города, наладить бесперебойный сбор ясака и исправное его поступление в казну, содействовать торговле, промыслам, контролировать деятельность таможенных голов, выполнять судебные функции как в отношении русского населения, так и туземного. Это был широкий круг полномочий и обязанностей, детально расписанных в наказах.

В чиновно-бюрократической иерархии Московского государства воеводы занимали видное место. Воеводами, как правило, назначались представители знатных и родовитых фамилий, боярских и княжеских. Воеводская должность считалась почетной и престижной, а главное, прибыльной, дававшей возможность обогащаться. В представлении тогдашнего русского общества образ воеводы неизменно связывался с образом безудержного корыстолюбца и казнокрада. Чем дальше от столицы находился центр воеводства, тем, естественно, слабее был контроль центральной власти, тем безнаказаннее чувствовали себя воеводы. Поэтому лица, назначавшиеся на воеводские должности в Сибирь, ехали туда охотно в надежде обогатиться. В Якутии они располагали неограниченной и бесконтрольной властью над населением края. Приезжали новые воеводы с пышной и многолюдной свитой, десятками слуг и приближенных. Так, например, второй якутский воевода Василий Пушкин (1644–1649) привез с собой свиту в пятьдесят человек. Воеводы вели образ жизни удельных князей, окружали себя полчищами слуг, устраивали многолюдные пиршества, от участия в которых не избавлялись все дети боярские, сотники, пятидесятники, торговые люди. Для развлечения воеводского устраивались всякие потешные зрелища, кулачные бои, медвежьи травли и т. п.

Удаленность Якутска от центральных районов страны, специфические условия края сводили на нет всякие попытки правительственного контроля над воеводами, которые и всячески пользовались своей бесконтрольностью, занимались казнокрадством, чинили произвол, злоупотребляли властью. Правительство отдавало себе отчет в том, чего можно ждать от своенравных и корыстолюбивых воевод. Заинтересованные в бесперебойном поступлении из Сибири мягкой рухляди, руководители Сибирского приказа посылали воеводам предписания не притеснять ясачных людей, своевременно и сполна выплачивать служилым людям жалованье. Правительство предлагало собирать ясак «с великим радением всякими мерами, ласкою, а не жесточью». Это важное требование преследовало цель не ожесточать ясачных люден, обеспечить нормальные условия для регулярного и бесперебойного поступления в казну мягкой рухляди.

Как видно из наказа воеводе Ивану Большому Голенищеву-Кутузову об отправлении им воеводской должности (1658), правительство требовало проявления максимального терпения и гибкости и в отношении немирных, необъясаченных аборигенов, воздействуя на них прежде всего уговорами — «и велети их прежде уговаривати всякими мерами ласкою, чтобы они в внах своих государю добили челом, и были под государевою высокою рукою и ясак с себя платили». И лишь в том случае, когда уговоры и увещания не могли достичь цели, допускалась «война небольшим разорением».

В наказах делалась попытка уберечь служилых людей от воеводского произвола, гарантировать их интересы. В том же наказе Голенищеву-Кутузову читаем: «Государь царь и великий князь Алексей Михайлович… их пожаловал, велел им давати свое государство жалованье по окладом их сполна, и велел их служилых и жилецких людей беречь и нуж их розсматривати, чтоб им ни от кого ни в чем нужи, и тесноты, и убытков, и продажи и налогов не было, и они б служилые и всякие люди, его царским милостивым призреньем и жалованьем, жили в тишине и покое безо всяки нужи, и промыслы своими всякими промышляли без опасенья». Давая подобное предписание воеводе, правительство надеялось удержать служилых людей от злоупотреблений.

Все эти наказы и предписания мало возымели действия. Служилые люди годами не получали установленного им жалованья и были вынуждены промышлять всякими дозволенными и недозволенными методами, чтобы как-то прокормиться и кое-что отложить себе на черный день. Воеводы облагали ясачных людей не только государевым ясаком, но и всяческими поборами в свою пользу, а сборщиков ясака принуждали привозить подарки — ценную пушнину.

На первых порах правительство придерживалось практики посылать в Якутск одновременно двух воевод. Расчет был на то, что двоевластие предотвратит неумеренную концентрацию власти в одних руках, ограничит возможность злоупотреблений и произвола, позволит использовать двоевластие как инструмент взаимного контроля. Такая практика применялась временами и в других воеводствах, а в Тобольске одно время было сразу несколько воевод. В Якутск в 1639 году наряду с воеводой стольником Петром Головиным был назначен еще и второй воевода, стольник Богдан Глебов. Вместо них в 1644 году были назначены Василий Пушкин и Кирилл Супонев.

Но при неопределенном разграничении обязанностей старшего и второго воевод между ними возникали постоянные конфликты, ссоры, а вокруг них складывались противоборствующие, соперничающие партии. Это нарушало нормальный ход жизни в воеводстве, парализовывало всю его административную систему. Нередко случались и драки между противниками в съезжей избе. Все это сполна испытал на себе Якутск. А бывало и другое. Воеводы находили общий язык и становились сообщниками в злоупотреблениях властью, покрывая друг друга. Все это заставило правительство в дальнейшем отказаться от практики одновременной посылки двух воевод. В 1649 году в Якутск был направлен из Москвы уже только один воевода, Дмитрий Андреевич Францбеков.

Ближайшими помощниками воевод были дьяки, государственные чиновники высокого ранга. Делопроизводством воеводства ведала приказная изба с довольно большим штатом подьячих. На основании документов известно, что в 1675 году она состояла из трех главных отделений, или «столов», — казначейского, ясачного и хлебного. Казначейский ведал казной и выдачей денежного жалованья, ясачный — сбором ясака и хранением пушнины, а хлебный — пополнением хлебных запасов и выдачей служилым людям хлебного жалованья. Кроме того, имелся еще разрядный стол, ведавший пополнением личного состава и его перемещениями. Был еще в составе штата приказной избы особый таможенный подьячий. Общее число чиновников этого ранга к началу 80-х годов достигало восьми. Во времена Дежнева их было, вероятно, меньше. Подьячий получал денежное жалованье от 6 до 15 рублей в год, а также хлебное (рожью и овсом) и соляное жалованье. Для сношения с аборигенными народами имелись штатные толмачи, число которых не было постоянным. Общаясь с коренным населением Восточной Сибири, многие русские служилые и промышленные люди усваивали языки якутов, эвенков, других народов. Этому способствовали и частые смешанные браки. Поэтому подобрать хороших толмачей не составляло труда. Общение с коренными народами давало возможность получать от них разнообразную географическую информацию, которая использовалась первопроходцами при определении последующих маршрутов.