Читать онлайн «Малоизвестная история Малой Руси». Страница 35

Закономерный финал

Почему погибла УНР? Прежде всего по причине отсутствия народной поддержки. Не была тогда популярна идея самостийной Украины. Но существовала и другая причина — Симон Васильевич Петлюра. Он оказался не на своем месте и знал это. Главный атаман был бездарным полководцем, но в отставку не уходил. Чувствуя, как презирают его профессиональные военные, он с подозрением относился к кадровым офицерам и это сказывалось на боеспособности его войска. Он плохо разбирался в государственных делах. Но вместо того, чтобы набрать себе толковых помощников, тщательно следил, чтоб никто из его окружения не был умнее, чем он сам. В результате, кабинет министров УНР состоял из людей «прямо страшных по своему интеллектуальному убожеству» (таким, по словам Доценко, было общее мнение о тогдашнем украинском правительстве). И не столь важно являлись ли петлюровские министры «законченными идиотами» (как сказал о них Степан Баран, заместитель председателя Национальной Рады — некоего подобия парламента в УНР) или просто деятелями, которым «недоставало государственной мудрости» (так мягко выразится давний друг Симона Васильевича Александр Саликовский). У власти оказались лица не способные управлять страной. Других рядом с Петлюрой быть не могло. И потому его финал закономерен.

На короткий срок главный атаман вернулся на Украину с поляками. Но он уже не был тут хозяином. Даже на белом коне в мае 1920 года в Киев въезжал Пилсудский. Симону Васильевичу разрешили приехать позже. А потом — новое бегство. Злоключения в эмиграции. Трагический конец в Париже. Кто стоял за спиной убийцы? Точного ответа нет до сих пор. Выдвигать версии можно долго. Но о них как-нибудь в другой раз.

Эту страницу малорусской (украинской) истории до сих пор обходят стороной. А если вспоминают, то как-то скупо, не вдаваясь в детали. Может, настало время подробнее поговорить и о ней? Об украинизации…

Вплоть до начала XX века украинский литературный язык был на Украине (за исключением австрийской Галиции) практически неизвестен. «На 15 миллионов нет и 50 человек, которые б дорожили своим родным языком» — возмущался галицкий украинофил Владимир Барвинский. Причина столь скорбной для украинофилов языковой ситуации заключалась, однако, не в массовом языковом отступничестве. Все было проще. Родным для малорусского (украинского) народа являлся другой язык. «Многие украинцы совершенно искренне считали себя русскими и язык свой с некоторыми, скажем, уклонами и особенностями, не большими все же, чем в первой попавшейся другой губернии, русским» — вынужден признать украинский исследователь. И в этом не было ничего странного. Русский литературный язык изначально формировался как язык общерусский, общий для всей исторической Руси, в том числе и для той ее части, которая сегодня называется Украиной. Вклад малорусов в развитие этого языка огромен. Естественно, поэтому, что он воспринимался тут как свой. Разумеется, люди малообразованные употребляли не литературные формы речи, а местные просторечия. Последние не слишком отличались от русского литературного языка. К тому же, лексикон их ограничивался минимумом, необходимым в быту. Если возникала потребность затронуть в разговоре тему, выходящую за рамки обыденности, простолюдины черпали недостающие слова из языка образованного общества, т. е. из того же русского литературного.

Сколько бы ни пытались украинофилы изменить сложившееся положение, им это не удавалось. Ничего не поменялось и после установления советской власти. В революционном запале большевики объявили было войну русскому языку («вчерашнему языку буржуазной культуры», «языку угнетения украинцев»), принявшись украинизировать все и всех. Но вскоре новые правители Украины сообразили, что стараются себе во вред. Октябрьский (1922 г.) пленум ЦК КП(б)У признал необходимым для пропаганды в украинском селе коммунистических идей издавать газету «Селянська правда» не только на украинском, но и на русском языке, поскольку крестьяне «недостаточно привыкли к украинскому литературному языку». Пленум также постановил, что «язык преподавания в школах должен вводиться в соответствии с организованным волеизъявлением населения». Казалось, украинизация закончилась едва начавшись. Однако языковое «перемирие» длилось не долго.

14 марта 1923 года Совет послов стран Антанты принял решение о включении Галиции в состав Польши (поляки оккупировали эти земли еще в 1919 году, но формально их судьба оставалась нерешенной). Развеялись надежды лидеров украинского движения на создание там своего государства. Не получив поддержки от западных стран, они обратились к СССР. Отношения Москвы и Варшавы характеризовались в то время большой напряженностью. В Кремле мечтали о мировой революции, которую собирались начать с Польши. Украинские деятели предложили большевикам содействие в осуществлении этих планов. Взамен они просили установить в УССР диктатуру украинского языка. Дескать, для того, чтобы освобожденная Красной армией Галиция могла присоединиться к действительно украинской советской республике, близкой галичанам в языковом отношении.

Договорились быстро. Интересами внутренней политики ком-партийные вожди пожертвовали ради мировой революции. В результате — появилось постановление Всеукраинского ЦИК и Совета народных комиссаров УССР «О мерах по обеспечению равноправия языков и о содействии развитию украинского языка». «Признававшееся до сих пор формальное равенство между двумя наиболее распространенными на Украине языками — украинским и русским — недостаточно» — говорилось в нем, ибо «жизнь, как показал опыт, приводит к фактическому преобладанию русского языка». Получалось как в анекдоте: раз жизнь противоречит линии партии, то тем хуже для жизни. Но это был не анекдот. Борьба с русским языком началась всерьез.

Поначалу, правда, не очень свирепствовали. Быстрому проведению украинизации мешали объективные причины. «Особенно нужно знание украинского языка, потому что его никто хорошо не знает, а часто и не хочет знать» — писала украинская печать. Украинцы отказывались признавать «рщну мову». «Они оправдываются тем, что говорят: это язык галицкий, кем-то принесенный и его хотят кому-то навязать; шевченковский язык народ давным-давно уже подзабыл. И если б учили нас шевченковскому языку, то может бы еще чего-то достигли, а галицкий язык никакого значения не имеет» — отмечалось на 1-м Всеукраинском учительском съезде (1925 г.).

Претензии к украинскому литературному языку были не беспочвенны. Он разрабатывался, в основном, галицкими украинофилами, делавшими все возможное, чтобы подальше увести свое «творение» от общерусского корня. Искусственно вводились в оборот заимствования из польского, немецкого, латинского, других языков, выдумывались («ковались») новые слова. Как вспоминал Михаил Драгоманов, одно время принимавший участие в «языкотворчестве», целью была «оригинальность языка, а не его понятность». Такой язык даже в Галиции прививался с трудом, а уж всоветской Украине — тем более.

Игнорировать эту проблему власти не могли. «Нам необходимо приблизить украинский язык к пониманию широких масс украинского народа» — заявил председатель Совета народных комиссаров УССР Влас Чубарь. Но приближать стали не язык к народу, а наоборот. Руководствовались тезисом Агатангела Крымского: «Если на практике мы видим, что люди затрудняются в пользовании украинским языком, то вина падает не на язык, а на людей». Вместе с тем, партийный лидер Украины Эммануил Квиринг понимал, что одним наскоком языковую проблему не решить. Он предупреждал, что украинизация — «долговременный, постепенный процесс», требующий «еще не одного пятилетия», что необходимо подготовить соответствующие кадры учителей, вырастить новое поколение вузовских преподавателей. Такая «постепенность» вызвала недовольство в Кремле. Квиринга заменили более «энергичным» руководителем.

Фигура Лазаря Моисеевича Кагановича до сего дня должным образом не освещена отечественными историками. Предпочитают говорить о его участии в репрессиях 1930-х годов, «голодоморе», конфликте с Хрущевым. Все это, конечно, любопытно. Но не менее любопытно другое. Став в апреле 1925 года генеральным секретарем ЦК КП(б)У, Каганович взялся за украинизацию со свойственной ему решительностью. Всем служащим предприятий и учреждений было предписано перейти на украинский язык. Замеченные в «отрицательном отношении к украинизации» немедленно увольнялись (соблюдения трудового законодательства в данном случае не требовалось). Исключений не делалось даже для предприятий союзного подчинения. В приказном порядке украинизировались пресса, издательская деятельность, радио, кино, театры, концертные организации. Вывески и объявления запрещалось даже дублировать по-русски. Ударными темпами переводилась на украинский система образования. Мова стала главным предметом всюду — от начальной школы до технического вуза. Только на ней разрешалось вести педагогическую и научно-исследовательскую работу. Украинский язык, как восторженно писал известный языковед-украинизатор Алексей Синявский, «из языка жменьки полулегальной интеллигенции до Октябрьской революции волей этой последней становится органом государственной жизни страны».