Читать онлайн «Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века». Страница 6

Во-вторых, поскольку одной из возможностей окончания университета была защита в нем диссертаций, гёттингенский архив содержит каталогизированный фонд Promotionsakten — протоколов защит диссертаций, к которым часто приложены копии самих работ. Надо сказать, что далеко не во всех университетских архивах Promotionsakten систематизированы и обладают указателем: иногда (с такой ситуацией исследователь встречается в Гейдельберге, Марбурге, Иене, Берлине) протоколы защит находятся внутри дел соответствующего факультета, и чтобы их выявить требуется год за годом просматривать факультетские дела, что делает поиск весьма трудоемким и неэффективным. О характере сведений, которые содержат в себе Promotionsakten, говорит, например, дело о защите студентом И. С. Аккордом диссертации на степень доктора медицины из архива университета Галле (1783): оно интересно тем, что к нему, помимо диссертации, приложена автобиография (Curriculum Vitae), где этот студент упоминает, что учился в Кёнигсберге философии у самого Канта[18].

Помимо приведенных указателей и каталогов, в каждом университетском архиве существует фонд университетского суда. В нем находили отражения все происшествия со студентами, которые попадали под ведение «академических» (т. е. университетских) законов. Прежде всего, это дела о дуэлях и других беспорядках, виновниками которых становились студенты, а кроме того, жалобы, которые приносили университету на студентов местные жители. В документах архива Гёттингенского университета, относящихся к началу XIX века — времени наиболее частого пребывания здесь русских студентов — сохранилось несколько таких дел. Отметим среди них весьма объемное судебное дело, возбужденное летом 1805 г. против А. М. Тургенева, с которого одна из горожанок требовала алименты (в объеме 240 талеров!), в результате чего Тургенев должен был скрыться из города, а поручившийся за него А. С. Кайсаров попал под домашний арест[19]. Другое дело, относящееся к Н. И. Тургеневу, может даже рассматриваться в политическом контексте: в июле 1809 г. против него, обвиняя в вызывающем поведении, неподчинении и ругательствах, дал показания префект полиции, учрежденной в Гёттингене властями Вестфальского королевства, т. е. фактически французскими оккупационными войсками. Тургенев должен был откупиться от карцера, заплатив три талера[20]. Интересно, однако, что уже меньше чем через месяц после даты, указанной в этом деле, в Гёттингене вспыхнули массовые студенческие беспорядки, поводом которых стало поведение жандармов, что привело к прекращению занятий и поставило под угрозу само существование университета (см. главу 5).

Среди судебных разбирательств в других университетах большую известность получило дело о «бунте» группы русских дворян, среди которых был А. Н. Радищев, в Лейпциге летом 1767 г. (см. главу 4). В составе этого дела сохранились показания инспектора студентов Г. Бокума, протоколы допросов каждого из студентов в присутствии ректора и университетских чиновников[21]. Наконец, нельзя не назвать обнаруженное в Марбургском архиве судебное дело, связанное с пребыванием здесь М. В. Ломоносова: за участие в драке он был приговорен к двум дням карцера, но также откупился от него [22]. В целом же, просмотр существующих указателей показал, что русские студенты, к счастью для них, не часто попадали в ведение академического суда. Однако, систематическое выявление всех таких дел (требующее погодного просмотра судебных протоколов, которые почти везде, кроме Лейпцига и Гёттингена, не каталогизированы) не ставилось задачей данного исследования, и здесь еще возможны новые архивные находки, уточняющие наши представления о жизни русских студентов за границей.

Обращаясь теперь к другой части источниковой базы исследования, т. е. к документам, хранящимся или опубликованным в России, следует также начать с архивных фондов, где сохранились сведения о поездках студентов в немецкие университеты XVIII — первой половины XIX в. Наиболее важными здесь являются для XVIII в. фонды архива Академии наук, а также отдельные дела из фондов Кабинета Е. И. В., Сената, Медицинской канцелярии и Медицинской коллегии, а для XIX в. — центральный архив Министерства народного просвещения и архивы отдельных университетов. В архиве Петербургской академии наук находятся текущая переписка академической канцелярии по поводу отправки студентов за границу и их рапорты, присылаемые оттуда[23]. Последние документы особенно важны, поскольку рассказывают не только о ходе учебы, но и об условиях жизни русских студентов в Германии, их восприятии немецких университетов, затрагивают проблемы взаимосвязей русской и немецкой науки XVIII в. В фондах Медицинской канцелярии и Медицинской коллегии сохранились отдельные дела, связанные с командированием для продолжения обучения лекарей из петербургских военных госпиталей, прошения студентов-медиков, находившихся за границей, о принятии их на казенный счет, протоколы экзаменов, которые должны были сдавать все возвращающиеся студенты на право медицинской практики в России[24]. В петровское время командировками русских студентов ведал сначала Посольский приказ, а затем Правительствующий Сенат: так, в фонде его канцелярии находятся документы об отправке группы молодых «подьячих» в Кёнигсбергский университет[25]. Учеба в последнем университете в период оккупации русскими войсками Кёнигсберга нашла отражение в документах т. н. «Кёнигсбергской конторы» при российском генерал-губернаторе Восточной Пруссии: здесь хранится дело о содержании при местном университете нескольких русских студентов, присланных из Московского университета[26]. Среди разрозненных дел, относившихся к ведению Кабинета императрицы Екатерины II, сохранилось обширное дело о командировке в Лейпцигский университет в 1766 г. группы из 12 дворян, которая затем, по мере выбытия из нее по разным причинам нескольких человек дополнялась присылкой в Лейпциг новых студентов из столичной дворянской молодежи[27].

С началом XIX в., ознаменовавшемся возникновением Министерства народного просвещения, дела о командировках студентов за границу приобретают более систематический вид. Они находятся в составе фонда Департамента народного просвещения (РГИА, ф. 733), а именно — среди дел того учебного округа, откуда начиналась командировка. Состав таких дел довольно однотипен: во-первых, в них включены представления, исходящие от попечителя учебного округа, по организации данной поездки с обоснованием ее необходимости (иногда со ссылкой на соответствующий циркуляр министра народного просвещения) и объяснением выбора кандидатур. Во-вторых, дела содержат отчеты студентов из-за границы, обычно весьма развернутые, в которых приводится подробная научная информация о ходе учебы и исследований по специализации командированного, дается также общий обзор состояния науки в том университете, где он учится: рассказывается об университетских научных коллекциях, состоянии библиотеки, лабораторий и т. д. Начиная с середины 1830-х гг. такие отчеты, ввиду их чрезвычайной важности не только для специалистов, но и для широкого круга людей, интересующихся развитием науки и образования, регулярно публиковались в «Журнале Министерства народного просвещения». Наконец, в-третьих, в делах о командировках заключительная часть обычно посвящена аттестации вернувшихся в Россию — присвоению им российских научных степеней или ученых должностей в университетах. Из общего ряда просмотренных нами нескольких десятков подобных дел по Московскому, Петербургскому, Казанскому, Харьковскому и Киевскому учебным округам выделяется одно из первых, начатое в 1808 г., которое содержит сведения о командировке в Гёттингенский и Гельмштедский университеты большой группы выпускников Петербургского педагогического института, которые впоследствии составили основу профессуры Петербургского университета и Царскосельского лицея[28]. Нужно заметить, что не все ходатайства о командировках оканчивались успешно. Это показывает дело о посылке в Берлинский университет магистра М. П. Погодина в 1826 г., получившего отказ по политическим мотивам [29].

Драматическими подробностями наполнено дело о самоубийстве предназначенного к отправке в Германию магистра Московского университета А. А. Бугрова (причина его ухода из жизни накануне отъезда так и осталась неизвестной)[30]. Несколько дел описывают крупные командировки, внесшие значительный вклад в формирование профессорского корпуса российских университетов: прежде всего, это поездки будущих профессоров-юристов, подготавливаемых при II Отделении Собственной Е. И. В. Канцелярии, в Берлинский университет[31], а также отправка туда же лучших выпускников Главного педагогического института в Петербурге в 1836 и 1842 гг.[32] за и большая командировка, организованная в различные немецкие университеты из Московского и Киевского университетов в 1843 г.[33] Надо сказать, что фонды самих университетов на местах, где также отложились сведения об этих командировках, практически дублируют дела столичного министерства, поскольку основной контроль за посылаемыми, апробация их отчетов и, что немаловажно, финансовое обеспечение учащихся велись именно оттуда.