Читать онлайн «Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века». Страница 25

Только после перехода Киева под власть московского царя члены Академии, наконец, добились выхода 11 января 1694 г. указа, предоставлявшего их училищу право внутреннего самоуправления с собственным судом над учащимися, без всякого вмешательства воинских и гражданских чинов и властей, т. е. «академическую свободу» — ключевую привилегию для утверждения любого европейского университета (подробнее см. в главе 1)[143]. С этого времени прежний коллегиум в собственных документах мог уже по праву именоваться Академией, хотя иностранцы еще в середине XVII века отмечали в путевых записках, что в Киеве есть университет [144]°. Официальное же признание российским государством названия Киевской академии вместе с окончательным подтверждением всех своих прав в полном объеме было даровано ей по указу царя Петра Алексеевича от 26 сентября 1701 г. Сохранился и сам подлинник Жалованной грамоты Петра, выданной тогда Академии — первый пример грамоты такого рода в России, представлявший собой близкий аналог тех грамот, которыми, как упоминалось в главе 1, от имени императоров в Европе гарантировались привилегии университетов, начиная с XII века [145].

Таким образом, уже с конца XVII в. в России официально существовала корпорация профессоров и студентов, которую по праву можно сопоставить с университетской. Киевская академия, с одной стороны, верно выполняла свою задачу оберегать интересы православия на границе России и Запада, с другой — ориентировалась на образец европейских католических университетов того времени и, в определенной степени, способствовала развитию с ними контактов.

Другой, не столь успешный пример такого рода дает попытка основания Московской академии. Ее проект, составленный приближенным царя Федора Алексеевича Сильвестром Медведевым в 1682 г., предусматривал последовательное преподавание, по киевскому примеру, предметов из университетского круга философского и богословского факультетов, кроме того намечалось учение «правосудия духовного и мирского, и прочим всем свободным наукам, ими же целость академии составляется», в чем можно видеть притязание и на создание «полного» университета. Грамота царя даровала Академии корпоративное право собственного суда, а также финансирование за счет имений, переданных от восьми монастырей. По свидетельству исследователя, «судя по содержанию этой грамоты, которой вводился такой обширный курс учения, по тем преимуществам, которые предоставлялись ученому сословию, по всей справедливости можно заключить, что при составлении грамоты руководствовались уставами западных университетов и академий» [146]. При этом одна из главных задач Московской академии, согласно ее проекту, была блюсти чистоту православия в государстве: проверять все выходящие книги, испытывать в вере иноземцев, состоящих на царской службе, и проверять их вину в ереси или «хуле на православие», а также контролировать преподавание иностранных языков, которое должно было вестись только через Академию. Тем самым, учебное заведение, проект которого вдохновлен опытом западных иезуитских училищ, само должно было стать стеной на пути западного влияния в России.

Конечно, столь масштабный проект вряд ли мог реализоваться на практике, к тому же после смерти царя Федора Алексеевича его воплощение было отложено, и только в 1687 г. на месте, предназначенном для Академии, а именно в Заиконоспасском монастыре в Москве открылась Греко-латинская школа, которой ведали братья Иоанникий и Софроний Лихуды. Братья Лихуды представляли собой яркий пример сплава православно-греческой и латинской традиций в образовании: они учились не только в Константинополе, откуда были присланы в Россию, но и в Италии, где окончили Падуанский университет. Под их руководством в школе обучалось до 200 студентов, а один из лучших учеников Лихудов, Петр Постников, по примеру своих учителей в 1692 г. был направлен в Падуанский университет, завершив там свое образование на медицинском факультете (в историографии Постников, подобно посланцам Бориса Годунова, также часто упоминается как «первый русский студент» [147].

К сожалению, в 1694 г., спустя всего семь лет активной деятельности, братья Лихуды вынуждены были вследствие наветов оставить преподавание, и вскоре школа пришла в упадок. В конце 1698 г., после возвращения из Великого посольства, на это обратил внимание царь Петр. Состоявшаяся тогда его беседа с патриархом Адрианом примечательна тем, что здесь впервые царем, находящимся в начале своего реформаторского пути, были затронуты проблемы развития образования в России. Говоря о необходимости иметь образованное духовенство, которое для этого надо посылать учиться в Киев, Петр заметил, что «благодатию Божиею и зде есть школа, и тому бы делу порадеть можно, но мало которые учатся, что никто школы как подобает не надзирает… А из школы бы во всякия потребы люди благоразумно учася происходили, в церковную службу, и в гражданскую, воинствовати, знати строение и докторское врачевское искусство»[148]. Тем самым, опять прозвучала мысль о необходимости утверждения в Москве училища с широкой программой в области высшего образования, подобного европейскому университету.

7 июля 1701 г. вышел указ о реформе московской греко-латинской школы, которая была передана в руки митрополита Стефана Яворского, последний же преобразовал ее по образцу Киевской, откуда были призваны новые преподаватели, а с ними приехали и новые ученики. Именно с этого времени за греко-латинской школой закрепилось наименование Московской академии, к которому во второй четверти XVIII века иногда добавляли титул «Caesarea» — Императорская[149]. Это было учебное заведение «для людей всякого чина и сана», не ограничивавшееся только духовным образованием и служением церковным нуждам, что показывал социальный состав студентов и анализ их последующей деятельности. Так, в 1720-х гг. только около четверти выпускников Академии получали духовный сан, значительное же их число шло на службу переводчиками, переходило в медицинские, математические, инженерные школы[150]. Таким образом, можно заключить, что и в Москве вслед за Киевом в начале XVIII в. появилась первая корпорация университетского типа, обучение в которой давало возможность затем продолжать образование и служить в различных сферах государственной жизни, и в том числе, способствовало расширению ученых связей с Европой.

Через тридцать лет после указа Петра о преобразовании Московской академии в нее поступил Михаил Ломоносов. Он застал здесь среди своих учителей Тараса Постникова, отправленного в 1717 г. из Академии на учебу в Париж, мог слушать о временах Лихудов, от которых тянулись нити к университетам Северной Италии, и должен был почувствовать силу киевской традиции в преподавании и ее связь с польскими высшими школами (представляется глубоко не случайным, что Ломоносов впоследствии на некоторое время отлучился из стен Московской академии, чтобы послушать лекции в Киеве). Однако не эти страны (Франция, Италия, Польша), а именно Германия станет основным местом, откуда университетское образование в XVIII в. будет распространяться в Россию, и где в большом количестве будут учиться русские студенты, и среди первых из них — сам Ломоносов. Что же обусловило такой выбор и как именно он произошел?

Главным событием конца XVII в., определившим ближайшие изменения в жизни России, первые реформаторские планы и устремления Петра I, явилось Великое посольство[151]. Хронологически занимая период всего лишь около полутора лет, с марта 1697 г. по август 1698 г., оно тем не менее вместило в себя целую эпоху, во время которой не только царь, но и вообще значительное количество русских людей знакомились с плодами развития европейской цивилизации, в том числе и в области образования. Речь идет здесь не только о тех тридцати «волонтерах» из числа дворянской молодежи, составлявших особый отряд Великого посольства, в состав которого под именем Петра Михайлова был записан и сам царь. Уже сама подготовка Петра к отъезду за границу сопровождалась неслыханными ранее мерами, понуждавшими людей собираться в дорогу, разделить с молодым царем его взгляд на Европу как на школу и начать учиться в ней [152].

22 ноября 1696 г. в Москве был объявлен указ, адресованный придворным — «стольникам обеих комнат» (т. е. относящихся ко дворам обоих царей Петра и Ивана Алексеевичей), в котором им было «сказано в разные государства учиться всяким наукам»[153]. Списки отъезжающих составлял сам Петр, включив туда отпрысков видных боярских фамилий: Голицыных, Куракиных, Долгоруких, Шаховских, Волконских, Трубецких и др.; некоторые из них, впрочем, как например, Б. И. Куракин, уже давно сопровождали царя в его «потешных» походах. В начале 1697 г. Петр написал для них инструкцию по обучению корабельному делу, из которой видно, что больше всего его интересовало, чтобы посланные учиться в Европу вернулись морскими офицерами или кораблестроителями: в этом чувствуется насущная забота царя об интересах только что зародившегося российского флота. Такие интересы определили и набор стран, выбранных для обучения — это морские державы Голландия и Англия, к которым добавлены еще итальянские города, где можно было учиться не только мореплаванию, но и архитектуре.