Читать онлайн «Великий князь Рюрик. Да будет Русь!». Страница 33

Теория о западнославянском Рюрике появилась в XIX в., востребована она и сейчас, хотя арсенал доказательств, которыми пользуются ее сторонники, существенных изменений не претерпел. Наиболее подробно ее обосновывал С.А. Гедеонов, не только считавший наших летописных варягов славянами, но и подобравший западнославянские аналоги именам Синеуса, Трувора и Олега.

На этом месте пора сказать несколько слов о так называемой любительской лингвистике.

Бедствие науки о языке примерно того же свойства, что и у истории: многим она кажется слишком легкой и доступной. Поэтому с некоторых пор широко распространились игры с языком: на основе случайного сходства слов или произвольной разбивки слова на части делаются какие-то далеко идущие выводы. Если для лингвистов-профессионалов выражение «Этруски – это русские» – забавная шутка, то для некоторых «любителей» – настоящий факт.

«Попробуйте вообразить любительскую книгу о небесных светилах, где обсуждался бы вопрос, какого размера Луна – с тарелку или с монету. Между тем любительские сочинения о языке совершенно такого же уровня циркулируют в немалом количестве и охотно читаются и принимаются всерьез довольно широкой аудиторией…» – так писал о любительской лингвистике академик А.А. Зализняк, современный исследователь древнерусского языка.

Одни «любители» ищут в разных словах слог «ра» и пытаются объяснить смысл слов, приравняв этот слог к имени египетского бога Солнца. Казалось бы, где современный русский язык и где Египет – ну ничего, притянем, сойдет (все равно средний потребитель такой «лингвистики» о сопоставлении реальных языков не задумывается, иначе подобные измышления не были бы так популярны). Другие выдумывают тексты на якобы древнем языке. Методы работы «любителей»-стилизаторов мы уже видели на примере «Велесовой книги» – там, как известно, перемешаны современные слова из нескольких славянских языков, причем у некоторых произвольно отброшены окончания…

В действительности каждый язык имеет свою историю, а его изменения подвержены определенным законам, и законы эти прочные, их подтверждает анализ всей массы слов внутри языка за тот или иной период времени. Таким же строгим законам подчиняются изменения слов, попавших в язык извне, из других языков. Иными словами, переход из древнескандинавского в финский, а оттуда в русский слова «roþs» – «ruotsi» – «русь» с точки зрения законов языка возможен, а переход «вагры» – «варяги» – нет. Не по причине заговора ученых, а потому, что на материале языка не зафискирован ни один случай подобного перехода звуков.

Сопоставления имен у Гедеонова – это, конечно, не любительская лингвистика уровня «этруски – это русские», но законы языка там не учтены, поэтому игра с именами так и осталась игрой. Но в XIX в. выявление этих языковых законов еще только происходило. Между тем опора некоторых теорий происхождения Руси на случайное сходство слов благополучно дожила до наших дней. Примером может служить сравнительно недавняя попытка объяснить зафиксированные византийским императором Константином Багрянородным русские названия днепровских порогов с помощью… осетинского языка!

Император Константин, ученейший человек своего времени (он жил и правил в Х в.), написал множество книг, из которых для нас особенно интересен один трактат. Он представлял собой секретную политическую инструкцию и дошел до нас в одном списке, созданном в XI столетии. Произведение это не покидало придворных кругов и не предназначалось для широкого чтения. Назывался этот замечательный труд «Об управлении Империей» (De Administrando Imperio). Это сочинение, созданное около 950 г., император адресовал своему сыну Роману:

«Итак, послушай, сын, то, что, как мне кажется, ты обязан знать; обрести разумение, дабы овладеть управлением. Ведь и всем прочим я говорю, что знание есть благо для подданных, в особенности же для тебя, обязанного печься о спасении всех и править и руководить мировым кораблем…»

Этот обширный трактат – подлинная энциклопедия византийской внешней политики X в. Он содержит интереснейшие описания соседних с Византией стран и народов: печенегов, венгров, алан, хазар и, что для нас особенно важно, росов, с которыми Империя поддерживала в эти годы постоянные и, очевидно, мирные отношения, определенные последним на тот момент договором Игоря от 944 г. Все же Константин не питал иллюзий насчет миролюбия русов и указывал своему сыну на возможность использования против них соседних народов, например печенегов.

Вся девятая глава трактата полностью посвящена описанию действий росов, совершающих торговые плавания к византийским берегам. В ней большое внимание уделено описанию Днепровских порогов (они оказались затоплены после постройки Днепрогэса). Для всех порогов Константин приводит названия: «росские» и славянские. Например, один из порогов назывался по-росски «Улворси», а по-славянски – «Островунипрах», что значит «Островок порога».

Лингвистические исследования показывают, что эти названия наиболее убедительно объясняются из древнескандинавского языка. Всем им ученые подобрали скандинавские соответствия, а одно из них известно по рунической надписи с острова Готланд – на памятном камне, поставленном в честь неких готландцев, отправившихся на Русь и погибших на Днепре.

Но пусть аланы[42], лишь бы не норманны…

Так как норманисты широко привлекают археологические свидетельства, антинорманисты тоже обратились к археологическим находкам для подтверждения своих взглядов. В Новгороде, да и на Рюриковом городище, известны фрагменты характерной прибалтийско-славянской керамики. Приводят сторонники славянского Рюрика и лингвистические доказательства: интересные параллели обнаружились между диалектом новгородских берестяных грамот и западнославянскими языками.

Конечно, отрицать родство и связи некоторых западных и северных групп славян – значит закрывать глаза на очевидный факт. Археологические и языковые свидетельства тому действительно есть. Но как это приблизит нас к разгадке истории Рюрика? Да, древнейшая каменная крепость Руси – Любшанское городище близ Старой Ладоги – имеет ближайшие аналогии среди славянских крепостей на Дунае (не в южной Прибалтике!). Да, диалект новгородских грамот имеет прибалтийско-славянские параллели (это показал в своих исследованиях А.А. Зализняк). Но и Любша, и формирование языка ильменских словен – это VII–VIII вв., но никак не эпоха Рюрика. Ни археология, ни лингвистика не связаны в данном случае с сюжетом о призвании варягов. Да и сам летописец не дает повода относить русь и варягов к славянам: в начале «Повести временных лет» он помещает их в списки германских народов, а один раз – даже к финнам:

«В Афетове же части седять Русь, Чюдь и все языцы: Меря, Мурома…»

Факт фактом, но помним: факт не должен быть вырван из контекста. А контекст показывает, что западнославянская керамика на севере Руси сосредоточена в основном вдоль торговых путей и могла попадать в места находок именно как импортный товар, а вовсе не потому, что в этих местах обитали выходцы из прибалтийско-славянских земель. Кстати, характерных западнославянских погребений на Руси нет, а общее число импортов из южной Прибалтики во много раз меньше, чем число скандинавских древностей…

А теперь вернемся через археологию к уже упоминавшемуся яркому символу антинорманизма – соколу.

Археологам, изучающим Древнюю Русь, хорошо известны так называемые геральдические привески. Это металлические литые украшения в форме трапеции со сглаженными углами. Русские привески относятся к X–XI вв. На привесках изображен стилизованный трезубец – символ династии Рюриковичей (в наши дни подобный символ использован в гербе Украины). Что значил этот трезубец в древности, не знает никто, хотя различных предположений было высказано очень много. В числе этих предположений было и такое: перед нами не что иное, как стилизованное изображение сокола, того самого западнославянского сокола – «рарога». Хищник на привеске пикирует со сложенными крыльями (средний зубец геральдической фигуры – хвост сокола, боковые – крылья).

Такие привески могли носить княжеские дружинники или представители княжеской администрации, например, управители поместий. За пределами Руси привески с трезубцем известны у балтских народов – там они относятся к более позднему времени. У балтов привески полностью утратили геральдическое значение и превратились в обычное женское украшение.

Между тем внимательный взгляд на привески с геральдическими изображениями показывает, что ситуация значительно сложнее. Не все привески несут на себе именно трезубец – самые ранние из них, относящиеся ко временам Игоря, имеют двузубый знак. Третий зубец возник во времена Владимира. Как именно? Возможный ответ на этот вопрос был не так давно получен при раскопках Пскова.