Читать онлайн «Отпадение Малороссии от Польши. Том 2». Страница 41

При этом замечательно, что полевой гетман прикрыл собственным полком все вотчинные имения Конецпольского. Это показывает, что на них были намерены наступить казаки Хмельницкого, как на Острожчину наступили казаки Косинского.

Хмельнитчина, как видим, имела в начале характер частной ссоры, какою была Косинщина, и король, без сомнения, смотрел на нее не иначе, как на ссоры своих королят за взаимный захват имений.

Одновременно с приведенной выше реляцией младший Чернецкий привез в Бар известие, — что у Хмельницкого людей набралось уже 2.500, в том числе 500 татар, и что Хмельницкий заявил требование — чтобы ни один лях не был старшим над Запорожским войском: «Вот чего наделала жадность полковников и тиранское обращение с казаками»! писал об этом подольский судья Мясковский, и повторял предсказание Чарнецкого, что с казаками будет долгая и трудная «голландская война». Но о вере, коньке наших историков, никто ни слова!

Что касается татар, то казаки, не смотря на соглашения с ними со времен Косинского, не все одобряли договор с ханом как это было и в то время, когда Самуил Зборовский принял название ханского сына. Сохранилась речь одного казака, записанная кем-то из поляков по-малорусски раньше прибытия татарской помощи:

«Пане отамане и панове молодци!» (говорил казацкий оратор), «вильно вам волю гетьманську и свою чинити, та не знаю, чи буде воно гаразд, щоб нам поганцив за опекунив соби брати. Дасть Бог, наше вийсько може й само те справити, що мы хочемо через тих поганцив од ляхив оборонитись и в короля, пана нашего, кривды нашои доходити».

Слушатели закричали на это: «Гаразд! Бог ме [27], гаразд»!

Но вместе с татарскою помощью пришел к Хмельницкому и террор, а террором уже и царь Наливай завещал ему подавлять казацкое разномыслие.

Долго скрывал Хмельницкий свои силы и свои намерения (в этом он превзошел всех своих предшественников). Наконец какой-то казак-чатовник принес панам известие, что бунтовщик вышел из урочища Микитин Рог (в котором стоял кошем и Павлюк), и идет берегом Днепра, чтобы стать в куте, образуемом Днепром и рекой Тясмином (подобие тех вил на Суле, в которых с таким успехом оборонялся Гуня). Так как верный казак не мог добыть более обстоятельных сведений, то было решено послать в Дикие Поля сильный отряд, который бы отыскал неприятеля и привез от него к гетманам пленников. Только от них можно было выведать, сколько у Хмельницкого войска и каковы его намерения.

Отряд был снаряжен в таком составе, чтоб он мог не только открыть, но в случае удачи, даже истребить неприятеля. Он заключал в себе 1.200 отборных воинов с 12 пушками и множеством походных возов, которые, вместе с артиллерией, представляли подвижной замок, способный выдержать атаку многочисленной толпы азиатцев, как этому был не один пример со времен славного и набожного предводителя подольской шляхты, Мелецкого. Еслиб этому отряду не удалось разогнать христиано-магометанской орды, то, отступая в порядке и раздражая степных наездников рыцарскими горцами, он должен был привести неприятеля в такое место, где главное войско воспользуется своим превосходством в стратегии и тактике. Так было поступлено с павлюковцами под Кумейками. Так, очевидно, вознамерился Потоцкий поступить и с хмельничанами.

Предводителем посылаемого в печенежскую степь отряда был назначен сын коронного великого гетмана, Степан Потоцкий, под руководством опытного и ученого ротмистра Шемберка, состоявшего в должности казацкого комиссара. Множество знатных «панят» вызвалось разделить с молодым Потоцким опасности, труды и лавры степного похода. Под знаменем дома Потоцких собрался цвет польско-русского рыцарства. Лучшие кони, лучшие снаряды, лучшие польские и русские боевые люди ручались главнокомандующему за успех предприятия.

Но предприятие было всё-таки рискованное. Силы завзятого бунтовщика были неведомы, а между тем из-за Днепра пришло известие, что десятки тысяч голодных крымцев «висят» над Ворсклом и у Кременчуга. Страшно было старому гетману отпускать сына в таинственную, степь, с которою казак и его конь, по выражению молодого, слишком рано угасшего польского поэта, составляли одну дикую душу:

Призвал он к себе лучших представителей реестрового казачества и, забывая, что Хмельницкий еще недавно был таким же, как они, орудием законной власти, забывая даже собственное уверение, что бунтовщик действует в заговоре со всеми полками, — просил их поддержать достойным образом сухопутное войско, спускаясь в постоянном сообщении с ним, по Днепру. При этом Потоцкий старался внушить реестровикам отвращение к татарскому быту запорожских гультаев, неверному в материальном отношении и позорному в нравственном.

Основою внушения служила ему мысль, — что казаки живут в Украине так же привольно, как и шляхта; что роптать на свое положение могут одни выписчики, эти баниты и инфамисы казачества; что паны, как землевладельцы и высокие сановники, не только не теснили казаков, напротив нуждались в добром с ними согласии для защиты от татар и домашних разбойников; что и хлеборобы украинские жили, «во всем изобильно, в лебах, в стадах в пасеках», и что одни крамольники вооружали худших из них — то против панских урядников, то против жидов-арендаторов.

Не сомневался Потоцкий, что люди оседлые и домовитые подорожат своими достатками, своим почетным положением, и не станут якшаться с одичалыми лугарями, которые ведут в Украину врагов Св. Креста. Что же касается запорожской мстительности, которою мятежники обыкновенно стращали людей неподатливых, то от неё, по его убеждению, реестровики были достаточно охранены присутствием в Украине коронного войска.

В ответ на речь пана Краковского реестровики уверили его в неизменной преданности своей, поклялись изловить Хмельницкого, как некогда Сулиму, и он отправил их на челнах вниз по Днепру, в тех видах, что сын его будет иметь в них, на всякий случай, готовую поддержку.

Поход молодого Потоцкого был обеспечен... Не даром казаки потом, в своих революционных рапсодиях, приписывали старому гетману женский разум (розум жіноцький): он в самом деле показал легковерие женское, для которого, в известных случаях, не существуют и тысячелетия примеров.

Искусному усмирителю казацких бунтов оставалось, по-видимому, только выбрать место, подобное Кумейкам, на которое бы, в случае невозможности поразить нового Павлюка в Диких Полях, Стефан Потоцкий навел его фальшивым бегством. Такое место, по предварительным разведкам, находилось в глубине приднепровских пустынь, за Чигирином. Туда он и двинулся по следам сына. Все было принято им в соображение, кроме одного — что «step kon, kozak, ciemnosc — jedna dzika dusza.»

Хмельницкий принимал все меры для того, чтобы степь оставалась для панов немою. Он знал, что против него идет сильный отряд; знал и о том, что по Днепру спускаются реестровики. Он вышел в Дикие Поля из-за Порогов с восемью тысячами сбродной казатчины, и всю надежду возлагал на татарскую помощь. Направляясь к устью Тясмина и к Цыбульнику, памятному по войне 1625 года, последователи Жмайла и Павлюка остановились при потоке Желтые Воды, на вершинах степной речки Саксагана, по-казацки — «на Саксані». [29] За Хмельницким издали следовал ширинский князь Тогай, иначе Тогай-бей.

Этот знаменитый у татар полководец, тому назад четыре года, был на Желтых Водах с 20.000 отборного войска, которое вскоре Конецпольский, вместе с Вишневецким, разбил наголову под Охматовым. Теперь он жаждал битвы с панами, и ждал их приближения нетерпеливо.

Скоро появился отряд Стефана Потоцкого. Солнце склонялось к западу. Никто не решался начать битву. Молодой Потоцкий поджидал казацкой флотилии.

Но чаты, или разъезды, Хмельницкого вошли уже в сношения с реестровиками. Узнав, что Хмельницкий ведет за собой 40.000 татар, реестровые казаки не устояли против страха запорожской мести над их семьями, над их имуществом и против соблазна быстрого обогащения на счет панов. Верные правительству полковники были перебиты, и Хмельницкий привез к себе днепровских аргонавтов на татарских лошадях.

Весть об этом из неведомых панам Диких Полей долетела к литовскому канцлеру Радивилу в таком виде:

«Гетманы отправили против Хмельницкого 4.000 казаков с их полковниками (Ильяшом) Вадовским, Гурским и Кричевским. Они напали на построенную Хмельницким небольшую крепость, и прогнали оттуда казаков, которых было 50. Между тем казаки (на Днепре), сделавши заговор с Хмельницким, произвели между собою бунт, схватили королевские хоругви и буздыганы, [30] перерезали всех верных королю казаков, и послали несколько хоругвей за Кричевским и Барабашом. Когда они были приведены, их обезглавили мечом, равно как и Гурского, Вадовского Ильяша, которого я лично знал, Колиняку (Kolenake), Олексу, Гайдученка, Нестеренка и других знатных казаков; потом избрали вождем Джеджалу (Dzialatycza) и соединились с татарами».