Читать онлайн «Россия и становление сербской государственности. 1812–1856». Страница 38

2. Россия и сербский кризис 1842–1843 гг.

В течение девяти месяцев после отречения Милоша Обреновича Сербией управляло наместничество в составе трех человек: А. Петрониевича, Т. Вучича-Перишича и Е. Обреновича. Когда князь Михаил прибыл из-за границы, двое из них были назначены советниками. Лидеры уставобранительского движения сумели воплотить в жизнь некоторые преобразования – Совет из 17 человек стал одним из органов власти в стране.

В период правления Михаила Обреновича политическое влияние России в Сербии оставалось доминирующим. Консул Г. В. Ващенко занимал центральное место среди дипломатических представителей западноевропейских держав. Князь Михаил нуждался в поддержке России из-за растущего авторитета уставобранителей, и его политика находила понимание российских властей[394].

Лидеры оппозиции, в свою очередь, отчетливо понимали, что, пока у власти находится представитель династии Обреновичей, их влияние в Сербии будет ограниченным. Ближайшей их целью стала смена династии в княжестве. Уже через год после вступления в должность советников Петрониевич и Вучич подали в отставку, мотивируя свой шаг якобы «злоумышленными действиями» князя, направленными против них[395]. Противоречия Михаила и оппозиции привели к высылке лидеров движения из Сербии летом 1840 г. Этому наказанию подверглись девять человек: из княжества были удалены Тома Вучич-Перишич, Авраам Петрониевич, Стоян Симич, Лазар Феодорович, Матвей Ненадович, Стефан Стефанович, Милутин, Лука и Илия Гарашанины[396].

Казалось бы, обезглавленное движение уже не представляло большой угрозы для власти Михаила. Однако неожиданную поддержку уставобранители получили с той стороны, откуда меньше всего ожидали, – им на помощь пришли российские власти. Уже в январе 1841 г. Ващенко предложил князю вернуть его главных противников обратно в княжество и назначить каждому из них пенсию. Михаил, ссылаясь на возражения членов Совета, отверг это предложение и объяснил свою позицию в письме российскому повереннному в делах В. П. Титову, заменявшему в Константинополе находившегося в отпуске Бутенева[397]. Отрицательный ответ князя был передан также и российскому консулу в Белграде, который первым выступил с таким неожиданным предложением. Что же заставило Ващенко хлопотать об амнистии для заговорщиков?

На какое-то время в Сербии возобладала партия приверженцев старой власти, требовавших удаления из княжества уставобранителей и возвращения князя Милоша. Бежавшие в Видин и Константинополь приверженцы Устава нашли поддержку в лице российского представителя в турецкой столице. Согласно инструкциям, полученным из Петербурга, Титов должен был писать князю о желательности возвращения оппозиционеров в Сербию[398]. Такого же мнения придерживалось и турецкое правительство. Межпартийные распри в Сербии вносили нестабильность во внутриполитическую жизнь не только самого княжества, но и всей Османской империи, постоянно привлекая пристальное внимание европейских представителей, выступавших в поддержку той или иной политической группировки. Традиционное желание российского двора «умиротворить» Сербию в очередной раз возобладало над всеми остальными политическими расчетами.

Поскольку позиция России по вопросу о высланных из Сербии деятелях оппозиции не изменилась, на уступки пришлось пойти сербскому князю. Уже в январе 1841 г. он отправил Ващенко письмо, в котором сообщал условия своего согласия на возвращение уставобранителей и назначение им пенсий. Исключение составили Т. Вучич, С. Симич и Милутин Гарашанин как наиболее опасные возмутители спокойствия[399]. Они должны были, по мнению князя, еще некоторое время находиться вне княжества.

Проживавший в Константинополе флигель-адъютант Николая I барон В. К. Ливен, присланный туда по египетским делам, получил распоряжение выехать в Сербию. Его миссия заключалась в примирении князя с оппозиционерами. 10 марта он прибыл в Крагуевац «при громе пушек, под звуки военной музыки»[400]. Ему удалось убедить князя в необходимости возвращения на родину уставобранителей и неуместности характеристики этого действия как «амнистии», поскольку выехавшие не являлись преступниками по суду.

24 марта была издана «Прокламация», в которой объявлялось о решении князя возвратить сербов, находящихся вне княжества[401]. Однако одного княжеского разрешения оказалось недостаточно для урегулирования этого конфликта. Находившаяся в Видине группа, численностью 55 человек, обратилась к Гуссейн-паше с письмом, в котором сербы гневно отвергали оскорбительную для них милость Михаила. «На призыв князя, – говорилось в письме, – назад ни один не вернемся». Сербы отказывались от высланных им денег на путевые расходы, указывая на то, что лишь признание их политических взглядов может стать условием возвращения на родину. «Мы за деньги никуда не пойдем, – пишут они, – а только за правду и введение Устава»[402].

Несмотря на заступничество российских представителей, в рядах уставобранителей преобладали антирусские настроения. В сербских газетах появилось немало публикаций, явно подготовленных оппозиционерами. В одной из них говорилось, что Россия использует Сербию в своих планах борьбы с Турцией, в результате чего княжество «имеет вместо одного двух господарей, и если когда-либо будет поднят вопрос о сербской самостоятельности, то для Сербии легче будет освободиться от турецкого ига, чем от русской приязни»[403].

Безусловно, нельзя было надеяться, что оппозиция прекратит свою деятельность после возвращения в Сербию. Так и произошло. Все те же лидеры – Вучич и Петрониевич – возглавили новый заговор против Михаила. В результате вооруженных действий повстанцев в ходе так называемой Вучичевой буны князь был вынужден 7 сентября 1842 г. бежать в Землин. Российский консул счел своим долгом остаться советником князя в его изгнании. Ващенко был убежден, что с отъездом князя русскому влиянию в Сербии нанесен значительный ущерб. Несмотря на то что представители всех западных держав выразили свой протест против неправомерных действий оппозиции, Джамиль-паша встал на сторону восставших. Он заявил, что только Ващенко имеет право вмешиваться в политическую жизнь Сербии, а остальные консулы являются лишь торговыми агентами и не имеют права голоса в решении подобных проблем[404].

Российский консул получил указания Титова не признавать законности совершившегося в Сербии переворота. В то же время Порта не высказала своего недовольства переменами в княжестве и нашла в этом поддержку со стороны Великобритании. Английский посол в турецкой столице Стрэтфорд-Каннинг одобрил действия оппозиции, а также ту благожелательную позицию, которую заняло османское правительство в отношении всего происходящего в Сербии. Он оценил ситуацию как попытку Порты освободиться от доминирующего присутствия России в этом регионе империи.

1 сентября скупщина, собранная под Белградом, избрала князем Александра Карагеоргиевича. Уставобранители остановили свой выбор на сыне легендарного сербского героя, поскольку само его имя внушало народу мысль о легитимности сделанного выбора. Героические черты отца невольно приписывались сыну. Оппозиция имела свои причины для выбора именно этой кандидатуры. «Всем известно, что выбор в князья сына Карагеоргия не был следствием народного убеждения, – доносил в Петербург российский консул Д. Левшин. – Пал выбор на бедного адъютанта свергнутого князя, лицо, в имени которого выражалась идея некоторого роду законности, долженствовавшей согласовать все мнения… служить оправданием его выбора в глазах России и Порты. Кроме того, многие свойства Александра Карагеоргиевича успокаивали всех насчет будущего его княжения: его скромность нрава и ограниченность ума ручались за его ничтожество в делах правления, а это ничтожество… и было предметом тайных желаний главных старейшин, из которых каждый, а Вучич в особенности, надеялся им воспользоваться для того, чтобы самому властвовать в крае»[405]. Не имея самостоятельных политических планов, новый князь послужил лишь ширмой для реального прихода к власти уставобранителей в лице их вождей – Вучича и Петрониевича, которые, по словам Ливена, и являлись настоящими князьями Сербии.

Тома (или Фома) Вучич-Перишич представлял собой одну из наиболее колоритных фигур среди вождей уставобранительского движения. В прошлом верный соратник Милоша Обреновича, он еще при его власти часто подвергался наказаниям со стороны князя за необузданный нрав и самовольные действия. Будучи богатейшим предпринимателем края, он тем не менее пользовался поддержкой и уважением простого народа, перед которым умел предстать радетелем его интересов. Его речи, произносимые на многолюдных собраниях и скупщинах, живые и доходчивые, всегда имели успех у собравшихся. По мнению С. Йовановича, давшего характеристику всем наиболее значительным личностям эпохи, Вучич сделал для становления уставобранительского движения больше, чем его соратники – Гарашанин или Петрониевич[406]. В то же время в политической системе, установленной новой властью, не Вучич играл первую скрипку; ему скорее принадлежала роль ее защитника и стража. Жестокость, с которой он подавлял движения недовольных, мало отличалась от средневековых методов усмирения, применяемых турецкими властями.