Читать онлайн «Православная церковь — враг просвещения». Страница 7

Преподавание закона божьего прежде всего имело в виду так называемые воспитательные задачи: детям внушали, что власть царя от бога, поэтому необходимо почитать царя и поставленные им власти; говорили об избранности русского православного народа, попутно проповедовали религиозную нетерпимость и черносотенство. Внимание детей отвлекалось от внешнего мира: их учили, что главное в жизни — религия, соблюдение религиозных обрядов, что необходимо смирение и послушание.

Известный черносотенец протоиерей Восторгов, будучи окружным наблюдателем церковноприходских школ в Грузии, в своём отчёте за 1901-1902 гг. такими словами определял значение закона божьего в школьной программе: «Закон божий занимает такое место, которое даже нельзя назвать первым, его положение несравнимо с другими предметами школьного преподавания. Закон божий даже не предмет преподавания: он начало и конец школьного дела, он закваска, проникающая во весь строй школьной жизни…, на уроках закона божьего как бы выковывается лик школы, как именно церковной школы»8.

Первенствующее значение закона божьего в начальной школе подчеркнул в своём докладе за 1913 г. и обер-прокурор синода Саблер. Он писал, что закон божий в этом году и прежде был положен в основу учебно-воспитательного дела и что изучение других предметов подчинено главному предмету и направлено к главной цели церковной школы — «распространению в народе образования в духе православной церкви, преданности престолу и отечеству»9.

На практике преподавание этого «главнейшего» предмета превращалось в бессмысленную зубрёжку. Священники требовали знания наизусть, слово в слово молитв, текстов писания, катехизиса. Всякое отступление от зубрёжки, попытка изложить церковные тексты своими словами рассматривались как тяжкий проступок. Яркую картину системы преподавания закона божьего в начальной школе дал в своих воспоминаниях один учитель.

«Священник Андрелинов, — писал учитель (этого священника за его упорство крестьяне прозвали «каменным попом»), — причинил школе огромный вред. Ещё пока не давалось ему исключительной власти, влияние это не так было велико. Когда же возвели во владение над школой и учителями, он воспитывал во всех одно зло, одну сплошную ненависть, а в более слабых — рабские наклонности, ябеду и подхалимство, лесть, унижения… Что создавалось учителями, то разрушалось Андрелиновым»10.

Такое же внимание уделялось преподаванию закона божьего и религиозному воспитанию в начальной школе министерства просвещения. За учебным процессом наблюдала школьная полиция — инспекция и дирекция народных училищ. Школьная полиция была и над церковными школами. Духовное ведомство содержало целую армию наблюдателей — священников, на которых тратилось ежегодно свыше полумиллиона рублей, не считая местных средств.

Большевистская «Правда» разоблачала действия светской и церковной охранки. В 1913 г. в передовой статье, посвящённой вопросам школы, газета писала: «Народная школа в России опутана густой сетью надзора в лице дирекции и инспекции училищ. Мало того, всякий власть имущий в деревне: предводитель дворянства, земский начальник, священник и чуть ли не урядник могут вмешиваться в жизнь народной школы и по-своему насаждать в ней дух патриотизма»11.

В книге «Наставление народному учителю» директор народных училищ Тульской губернии Яблочков дал целую программу насаждения в народной школе религиозного воспитания и преданности самодержавию. Особое внимание он обращал на пропаганду верноподданнических чувств в школе. «Необходимо при всяком удобном случае подчёркивать, — внушал он, — что царская власть установлена богом, что царь — божий помазанник». Он требовал чтобы ежедневно читали молитву за царя, исполняли гимн и чтобы детей знакомили с рассказами, где прославляются деяния «благочестивых» царей12.

Несмотря на принятые меры, положение в школах продолжало вызывать серьёзное беспокойство в правящих классах и в синоде. На съездах законоучителей, а также на съездах дворянства стали говорить об усилении контроля за преподаванием в начальной школе закона божьего. В связи с ростом революционного движения и отходом народа от православия синод издал в 1907 г. особые правила о наблюдении за преподаванием закона божьего в начальной школе. Был создан новый институт школьных сыщиков из среды духовенства. Наблюдение за преподаванием закона божьего возложили на специально назначенных «помощников благочинных», облечённых большими полномочиями. Они должны были контролировать знания учеников, выяснять, как относятся учителя к церковному богослужению, к обрядам, домашней молитве; улавливать «общий дух школы», т.е., в какой степени школа проникнута церковностью. На церковных сыщиков возложили также обязанность проверять, как проводятся чтения для народа, нет ли в них чего-нибудь недозволенного, не ведётся ли преподавание по не утверждённым учебникам. Им вменялось в обязанность контролировать пополнение школьной библиотеки — достаточно ли в ней книг религиозного содержания, нет ли книг недозволенных. Церковные сыщики обязаны были следить за работой начальной школы независимо от органов надзора министерства просвещения. Прогрессивные учителя, в связи с изданием этих правил, писали, что «священникам — светогасителям и мракобесам в прямую обязанность вменили сыск за учителями»13.

В начальной школе большое внимание уделялось церковнославянскому языку, как языку, на котором совершалось православное богослужение. Духовенство стремилось поставить церковнославянский язык в основу всей русской грамоты, ему придавалось «национально-воспитательное значение». От детей не требовалось понимания церковнославянских книг, перевод и пересказ прочитанного. Считалось, что православный ученик «внутренним чувством» проникнет в смысл церковнославянской речи, так как язык богослужения для него является «родным». При механическом изучении церковнославянской грамоты преследовалась цель создать у учеников «благоговейное и молитвенное настроение». Церковнославянское чтение проводилось стоя.

На изучение ненужного в жизни церковнославянского языка тратилось много времени в ущерб обучению русской грамоте. «Букварь гонишь как на почтовых, — жаловались учителя, — потому что поп над душой стоит и приговаривает: поскорей, поскорей. Только буквы кончишь, сейчас уже и зубрёжка начинается: задаёшь мальчишке выучить славянскую азбуку, 41 знак, слова под титлами, а их около 60, ударения, придыхания, ерик, цифирь. Сочтите-ка, сколько, чуть не весь китайский алфавит. Да в чтении славянском надо напрактиковать — попы, ведь, требуют, чтоб молитву умели по книжке безошибочно читать. А потом шестопсалмие обязательно выучи. 12 псалмов, которые на часах полагаются, выучи. А писать когда? Арифметике учить когда?»14.

Было время, когда крестьянам нравилось, что их дети бойко читают «божественное» — псалтырь, часослов, но затем они стали понимать, что чтение «по покойникам» в жизни бесполезно, что детям нужна другая грамота.

«Мудруют шибко, — говорил один крестьянин. — На прошлой неделе мальчишке моему слов 70 под титлом учитель задал. И все это ни к чему, зря… Опять и азбучка церковная — тоже ни к чему»15.

О грамотеях, знавших церковную грамоту и плохо читавших по-русски, крестьяне говорили: «Какой он грамотный, псалтырь прочитает, а что до письма, сам не разберёт, что напишет, таких много грамотеев». «Пользы от грамотности не видим, — говорили они, — учеников учат славянской грамоте, а она нужна только в церкви, а для другой цели нужна русская грамота»16.

Важнейшим воспитательным средством в церковной школе считалось церковное пение. Это была «душа» церковной школы. Посредством церковного пения производилось обучение детей церковной службе. Церковное пение рассматривалось как средство установления тесной связи между церковью и школой, как средство привлечения к церковной школе симпатий народа. Считалось, что мелодия и текст песнопений возбуждают религиозные чувства, настраивают на молитвенный лад. Умение петь высоко ценилось в народной школе. Учащимся за хорошее пение прощали неуспехи по другим, «светским» предметам. К учителям церковной школы предъявлялось требование хорошо знать церковное пение, нерадивых или неспособных переводили на худшие места или увольняли. В западных губерниях церковное пение служило средством борьбы с католической религией. «Блеску внешней обстановки» в католических костёлах противопоставлялось — вместо прежнего «убожества» православной церкви — согласное пение учеников, как приманка для привлечения в церковь крестьян. Для внедрения в школах церковного пения духовным ведомством систематически устраивались специальные певческие курсы продолжительностью 5-6 недель по 32 урока в неделю. На этих курсах учились ежегодно пению от 3 до 5 тыс. учителей церковных школ. При церквах организовывались общества любителей церковного пения, носившие часто черносотенный характер. Церковное пение было главным предметом и на специальных съездах и курсах для подготовки учителей церковных школ. Так, на курсах учителей Петербургской губернии на церковное пение затратили 85 час, а на русский язык и арифметику — 45 час. На тифлисских учительских курсах, организованных в 1893 г., на церковное пение было затрачено 78 час, на закон божий и церковнославянский язык — 44 часа, а на арифметику — 16 час. На курсах выступали епархиальные архиереи, которые подчёркивали значение церковных школ для пропаганды воинствующей религиозности и монархизма.