Читать онлайн «Православная церковь — враг просвещения». Страница 24

Духовенство сетовало на то, что в народе уменьшилась привязанность к религиозной книге, что научно-популярная книга подрывает «вековое народное мировоззрение», воспитывает народ в духе неуважения к церкви и Самодержавию.

Один священник рассказывал, что к нему обратилась старушка с просьбой повлиять на сына: «В церковь перестал ходить, на иконы не молится». Сын говорил ей, что на фабрике в Москве читают хорошие книжки. «Там все прописано, что и иконы, и церковь — все это лишнее»44.

5

Боясь просвещения народа, правительство организовало для народных библиотек особую цензуру. В правилах о бесплатных народных библиотеках, утверждённых в 1890 г., сказано, что задача цензуры — «ограждать младенствующий народ от направленной против него зловредной пропаганды антирелигиозной, антинационалистической, противонравственной, противоправительственной»45. Был создан также особый комитет по рассмотрению книг для народа, куда входил представитель синода.

Над библиотеками тяготел знаменитый «каталог разрешённым книгам». Просмотр книг для помещения в каталог производился крайне медленно, например, в каталог 1903 г. были включены книги, напечатанные до 1880 г. Пополнение библиотек, даже в пределах имевшихся скудных средств, очень задерживалось, что наносило образованию народа огромный вред. В каталоге для бесплатных библиотек, изданном с одобрения синода, значилось около 4 тыс. названий. Кроме чисто церковных книг, в числе рекомендованных было много «религиозно-нравственного содержания». В каталоге 1903 г. для общественных библиотек из 7 тыс. названий более 1 тыс. приходилось па «духовно-нравственную литературу», в историческом отделе было 750 названий, а в отделе словесности — 2500, по преимуществу описаний монастырей, житий святых, князей и т. п. Зато сочинения Салтыкова-Щедрина, Глеба Успенского, Некрасова, Короленко, Чехова, Вересаева, Шевченко, Гаршина и многих других писателей в народные библиотеки не допускались. Даже в Ярославской общественной библиотеке, носившей имя Некрасова, не было сочинений Некрасова46.

В каталоге числилось до 900 названий книг по естествознанию, но среди них преобладали книги по сельскому хозяйству.

В результате существовавшей системы запрещений и стеснений в стране было крайне мало библиотек. По переписи 1897 года зарегистрировано только 1785 библиотечных работников, в то же время в питейных заведениях насчитывалось 267 тыс. человек47.

Несмотря на проводившуюся правительством систему запрещений, рабочие жадно тянулись к знаниям и были постоянными посетителями библиотек. В московской библиотеке им. И. С. Тургенева, открытой в 1885 г., из 100 с лишним тысяч посещений за 1886 г. рабочих было 10992, что составило 10,9% к общему числу. В шести бесплатных петербургских читальнях в 1897 г. зарегистрировано 21512 взрослых посетителей, из них рабочих — 14019 человек, т.е. 66,2%. В томской народной библиотеке из 756 читателей в 1887 г. рабочих было 273 человека, т.е. 36%48. Рабочих не удовлетворяла литература религиозно-нравственного содержания. Они требовали книг по истории, естествознанию, художественную литературу. В 1886 г. в московской библиотеке им. И. С. Тургенева «духовно-нравственной литературы было только 11,5% из числа книг, полученных читателями - рабочими; книг по истории и географии — 9,3%, художественной литературы — 59,3%, по естествознанию — 6%».

Духовенство ставило себе в заслугу, что оно открыло библиотеки при церковноприходских школах. Действительно, по статистическим данным синода, в 1898 г. при церковных школах числилось 20856 библиотек с числом книг 1896 тыс. экземпляров, т.е. по 91 книге па библиотеку, а в 1907 г. — 30649 библиотек с 6147 тыс. экземпляров книг, т.е. по 200 книг на библиотеку49. Однако многие из этих библиотек числились только па бумаге. Церковными библиотеками население пользовалось мало и неохотно, так как подбор книг был крайне тенденциозный, имелись преимущественно книги церковного и религиозно-нравственного содержания. Церковные библиотеки комплектовались синодом, издававшим для них специальные библиотечки из книг церковного характера. За 1896-1907 гг. синод разослал церковным школам 18,5 тыс. таких библиотек на 1154 тыс. руб.50 В библиотеках, распространявшихся земствами, также преобладали книги религиозного содержания.

Много библиотек числилось по отчётам Общества попечительства о народной трезвости. В 1904 г. у общества насчитывалось 1711 читален и 352 библиотеки, в которых было 127 тыс. книг, т.е. на каждую библиотеку приходилось в среднем по 60 книг. По словам обозревателя, это был разный «хлам». Такие читальни и библиотеки не пользовались популярностью у народа каждую из них посещали в среднем не более 2 человек в день.

О тенденциозном подборе книг в народных библиотеках, преследовавших цель религиозного воспитания рабочих, рассказывает корреспондент «Искры» из Богородска Московской губернии. Жалуясь на отсутствие книг в библиотеке, он писал: «Один из рабочих как-то попросил Дарвина, но на его вопрос только разинули рот. Преимущественно дают книжки, которые старательно отупляют мысли рабочего»51.

В журнале «Русское богатство» в статье «Русский Манчестер» буржуазный журналист клеветал на иваново-вознесенских рабочих, говоря, что они мало читают и равнодушны к знаниям. В статье «В защиту иваново-вознесенских рабочих» ленинская «Искра» писала, почему рабочие иваново-вознесенской мануфактуры не хотят брать книги в фабричной библиотеке. «Главная причина, почему рабочие плохо идут в библиотеки, заключается отчасти в плохом подборе книг, отчасти в ужасной бедности книгами последних. Религиозно-нравственных книг 20%, а берут только 10%, тогда как по словесности книг 60%, а берут 66%… А жандармский ротмистр на чинимом им допросе сурово спрашивает рабочего: почему он взял именно такую книгу, а не религиозную, к. н. житие?… На фабрике Морозова кормят самой отборной умственной гадостью, и потому рабочим незачем ходить в библиотеку… Что можно получить порядочного…, кроме лубочных изданий и поповских наставлений и одурачиваний?… Читать религиозно-нравственные книги может тот, кто желает поглупеть, мы же искренно этого не желаем»52.

6

Духовное ведомство нетерпимо относилось и к художественной литературе, чтение её считалось «греховным делом». Московский митрополит Филарет называл художественную литературу «повестями страстей» и говорил о ней: «Не касайся огня — обожжёшься, не касайся смолы — очернишься»53. Духовное ведомство преследовало всякую новую мысль, живое слово, во всём видело угрозу церковной идеологии и православной церкви.

При издании в 1853 г. полного собрания сочинений H. В. Гоголя духовное ведомство потребовало исключения ряда мест, «оскорбительных для религии». «Всякое упоминание о боге, о святом, о небесном и т. п. останавливало цензора, — писал один современник, — так как цензура знала придирчивость и непримиримость к этим вопросам духовного ведомства». Попытки издать сочинения Гоголя без искажений были тщетны, духовная цензура, по словам того же современника, «.придавала вид преступности тому, в чем нет и не было преступного»54.

Не избежала придирок духовного ведомства и поэма Гоголя «Мёртвые души». В ней усмотрели выступление против бессмертия души, так как, по словам бдительных цензоров, «мёртвой души быть не может». Поэма Гоголя после длительных проволочек все же была издана благодаря заступничеству влиятельных лиц, сумевших убедить духовное ведомство, что в поэме нет ничего против православной церкви и её учения55.

Писатель M. Загоскин, камергер и директор московских театров и Оружейной палаты, пользовался расположением Николая, однако и его притесняло духовенство. При издании повести «Аскольдова могила» синод потребовал от автора значительных переделок. Выполняя требование синода, Загоскин писал: «По требованию цензуры я исправил повесть. Всеслав не принимает уже за пресвятую дочь Алексея Надежду и даже в разговоре с ней и слова сего не употребляет. Притчу о блудном сыне, которую дозволено было мне пересказать не иначе, как она рассказана в св. писании, я исключил совсем из моей повести. В эпилоге 3 части я вывожу великого князя Владимира христианином… Представляю его не жестоким и развратным, но образцом кротости и всех добродетелей христианских».

Переделка Загоскиным повести не удовлетворила, однако, московского митрополита Филарета, бывшего по поручению синода главным цензором повести. Филарет нашёл в произведении «смешение» церковных и светских предметов, от которого, по его словам, мог произойти «соблазн». Автору вновь пришлось перерабатывать свою повесть, и она увидела свет лишь много лет спустя после написания, да и то в искажённом виде56.

Такая же судьба постигла и другие произведения Загоскина. Жалуясь на «благочестивую цензуру», он писал: «В нескольких местах вымарано стихов по десяти сряду, а за что? Хоть убейте, — не понимаю… я не имею права обвинить публично, что мою комедию изуродовали»57.