Читать онлайн «Эпоха религиозных войн. 1559—1689». Страница 42

Деньги, собираемые с крестьянства, оплачивали расходы двора Людовика и его армии, а также меркантилистскую политику Кольбера. Жан-Батист Кольбер (1619–1683), министр финансов с 1661 до 1683 г., был удивительно энергичен и на редкость педантичен. Его энергия проявлялась в том, с каким энтузиазмом он затыкал огромные дыры в королевской системе дохода.

Кольбер выяснил, что только 35 процентов налогов, которые платили французы, попадало в королевскую сокровищницу, остальные 75 процентов растворялись в карманах у посредников и коррумпированных служащих. Кольбер прекратил взимание налога с фермеров и значительно сократил часть долгов. К моменту его смерти в казну поступало 80 процентов возросших налоговых плат. С той же энергией Кольбер достигал и своей меркантилистской цели. Он использовал все возможности своего положения, чтобы повернуть Францию на путь самообеспечивающегося экономического союза. Кольбер приравнивал богатство к слиткам золота, и с того момента, как количество золота к концу XVII в. стало стабильным, он подсчитал, что Франция сможет повысить свое благосостояние только с помощью золота из других стран. Он стремился отобрать его у Голландии, завидуя находчивости последних. Чтобы ввести экспорт товаров из Франции на те территории, где доминировала Голландия, он организовал серию французских торговых компаний, наиболее важными из которых были Ост-Индская, Вест-Индская Северная и компания в Леванте. Он щедро платил за строительство кораблей. Он поднял тарифы на импорт из Голландии и Англии. Он сделал все, что смог, — что на самом деле было не так уж и много, — чтобы ускорить развитие французской торговли: он улучшил (слегка) дороги и построил несколько каналов. Но сплав товаров по стране по-прежнему занимал месяц. Не радовала и стоимость транспортных расходов. Кольбер уделил особое внимание развитию новой промышленности во Франции. Он спонсировал производство тех товаров, которые Франция до этого ввозила, например такие атрибуты роскоши, как шелк, шерсть, зеркала и стекло. Были ли все эти действия продуманными? Границы успеха Кольбера очевидны. Он не построил торгового флота, чтобы можно было конкурировать с голландцами, то есть не смог прекратить импорт товаров из других стран. Французская торговля оставалась довольно неразвитой из-за налоговых пошлин и местных привычек. С того момента, как французские купцы начали вкладывать деньги в рисковые морские предприятия Кольбера, королю пришлось оплачивать более половины вложений в Вест-Индскую и Ост-Индскую компании. В любом случае большинство из компаний Кольбера разорились в течение нескольких лет. Его промышленные проекты шли лучше, хотя его дотошное управление лишало индустрию инициативного роста. Он пренебрегал тяжелой индустрией, скажем железообрабатывающим производством. И он не обращал внимания на сельское хозяйство, потому что пищевая промышленность Франции была в порядке. Впрочем, без сомнения, французская торговля и промышленность много выиграли от стараний Кольбера. В обществе, где купцы и торговцы не были уважаемы, для правительства было важно защитить и возвысить роль коммерции и промышленности, Более того, в конце XVII в. Франция был готова к принятию меркантилистской доктрины Кольбера. Французская экономика была более диверсифицирована, чем испанская, и французские купцы более активно откликались на вмешательство правительства, чем их соперники из Голландии и Англии.

Одним из решений Кольбера стало объединение разбросанных плантаций страны в огромную колониальную империю. К 1680 г. Людовик XIV имел торговые порты в Индии, несколько восточных точек в Индийском океане, точки с рабами в Африке и 14 сахарных островов на Карибах. Его наиболее впечатляющим достижением стала колония Новая Франция; торговцы мехом и иезуитские миссионеры освоили земли Северной Америки от острова Святого Лаврентия к северу до Гудзонова залива, к западу до Великих озер и к югу вдоль Миссисипи до Мексиканского залива. В этих местах жило несколько тысяч французов. Количество меха, рыбы и табака, экспортируемого из Новой Франции, разочаровало короля. Только сахарные острова и торговые порты Индии смогли стать источником дохода для Франции. Как бы то ни было, при Кольбере Франция сделала большой шаг на пути к своей впечатляющей экономике XVIII в.

Пока мало было сказано про религию. Людовик XIV находился в щекотливом положении по отношению к католической церкви. Он разрешал еретикам-гугенотам проводить свои богослужения внутри страны, что едва ли могли себе позволить иные католические правители. И его страна была единственным католическим государством, которое проигнорировало реформаторские декреты Тридентского собора, потому что французская корона отказалась разделять контроль над своей церковью с папством или советом. Людовик XIV и не думал сдаваться. Напротив, в 1682 г. он объявил своим священникам, что папство более не властно над французской церковью. Впрочем, Людовик стремился ввести некое подобие тридентской дисциплины во французскую религиозную практику, чтобы завершить объединение страны в единый союз. Унифицировать французскую религиозную практику было не так просто. Католики переживали пик духовного возрождения. Католическая реформация пришла во Францию в XVII в., позже, чем в Испанию, Италию и Германию. Зародились новые порядки, например, трапписты и святой Венсан де Поль (ок. 1581–1660) основали институт сестер милосердия, чтобы заботиться о бедных, подкидышах и куртизанках Парижа. Некоторые реформы были неэффективными; в основном три группы — иезуиты, квиетисты и янсенисты — боролись за поддержку правящего класса. Людовик благоволил иезуитам. В своих школах и конфессиях иезуиты проводили работу по наставлению избегать сект и уважать страну и государство. Многие католики были оскорблены казуистикой иезуитов и прагматикой учения о том, что Бог помогает тому, кто сам себе помогает. Квиетисты склонялись к религии личного опыта, веря, что душа сможет достигнуть идеала через пассивный союз с Богом. Янсенисты склонялись к противоположному теологическому полюсу. Они отказывались от учения иезуитов о свободе выбора и вновь подтверждали тезис святого Августина — и Кальвина — о первородном грехе и о непреодолимой тяге к выбору. Движения квиетистов и янсенистов привлекли множество видных умов: Франциск Фенелон был квиетистом, Блез Паскаль — янсенистом. Как бы то ни было, Людовик признал эти две секты нетолерантными и приговорил их членов к изгнанию, заточил в тюрьму или обезглавил.

Если Людовик был враждебно настроен по отношению к католической ереси, то можно легко догадаться о его отношении к гугенотам. С 1620 г., когда Ришелье сломил их политическую и военную независимость, гугеноты стали полезными подданными и ценными горожанами. Из аристократической фракции XVI в. они превратились в респектабельное общество буржуа и служащих. Но когда Людовик стал искоренять протестантскую ересь, выяснилось, что тысячи из них все еще находятся при своем мнении. Людовик закрыл школы и церкви гугенотов, платил тем, кто принимал другую веру, и посылал солдат в дома тех, кто отказывался от смены религии. В 1685 г. король вспомнил Нантский эдикт Генриха IV. Теперь у французских протестантов не было городских прав, их дети росли и воспитывались как католики, духовенство было казнено или изгнано. После 1685 г. протестантизм все еще существовал, но очень скромно. Наиболее убежденные гугеноты — около 200 тысяч — отправились в Англию, в Голландскую республику и прочие протестантские страны. Людовик заплатил эту цену, чтобы достигнуть истинного католицизма, как это было в Испании, Австрии, Богемии. В конце XVII в. голландцы и англичане были единственными, кто принимал любую степень нонконформизма. Французы были не более антипротестантами, чем англичане — антикатоликами, но они отстаивали свое превосходство более жестко. Людовик, как и любой абсолютный монарх, провозгласил свое право управлять своими подданными. «Государство — это я», — говорил Людовик.

Как бы жестоки ни были его методы, Людовику XIV было далеко до современных диктаторов. Его власть была основана на расслоенном обществе, где каждый класс имел свои функции и статус. Людовик увеличил привилегии аристократов и буржуа, чтобы сохранить союз с ними. Король редко рисковал в рамках своего версальского круга. Он не стремился наладить контакт с крестьянами, которые оставались подданными лордов. Когда революция 1789 г. пробудила национальный дух среди французов, это открыло дорогу новой власти за пределами мечтаний Людовика. Его метод управления Францией более всего соотносится с методом управления Испанией Филиппом II на век ранее. На первый взгляд два короля действовали прямо противоположно. Спокойный, углубленный в себя Филипп в своем каменном Эскориале и Людовик, окруженный роскошью в Версале. Но все это лишь различия в темпераменте французов и испанцев. Оба монарха принимали черты раннего европейского абсолютизма. Испания XVI в. и Франция XVII в. были аграрными, феодальными странами, где король был силен настолько, насколько была сильна его армия и бюрократия, и так богат, насколько были высоки налоги, собираемые с крестьян. Поскольку Франция Бурбонов была больше и богаче, чем Испания Габсбургов, то Людовик XIV смог установить более сильную власть абсолютизма, чем Филипп. Он собрал большую армию, чтобы удовлетворить династические амбиции и изменить международный баланс сил. Но соперники Франции не отставали. Людовик понял — как и Филипп, — что война может обанкротить даже самого влиятельного правителя.