Читать онлайн «Кадетская контрреволюция и ее разгром». Страница 18

Советская власть глубоко ценила стремление сотрудничавших с ней ученых к взаимопониманию и со своей стороны с необходимым тактом и чуткостью относилась к академии, к сохранению ее автономии. Коммунистическая партия, Советское правительство, как писал А. В. Луначарский, понимали: невозможно требовать от академии, чтобы она вдруг «перекрестилась по-марксистски» и поклялась, что она «ортодоксальнейшая большевичка». Ведь искренним такое превращение быть не могло. Оно «придет со временем, — считал Луначарский, — и путем постепенной замены прежних поколений новыми»57. Но при взаимном уважении на деловой основе сотрудничество академии с Советской властью оказалось вполне возможным.

В труднейшей обстановке того времени Советское правительство старалось хоть как-то облегчить жизнь деятелей науки, поддержать их материально. В. И. Ленин очень заботился об этом, вникая в нужды ученых, следя за помощью им. Он сам занимался разбором заявления С. Ф. Ольденбурга о тяжелом материальном положении работников академии и вместе с А. В. Луначарским принимал практические меры для улучшения их бытовых условий58.

А. М. Горький вспоминал, как с С. Ф. Ольденбургом и еще двумя академиками он был на приеме у В. И. Ленина. Проводив ученых, В. И. Ленин, по словам Горького, сказал: «Это — умники. Все у них просто, все сформулировано строго, сразу видишь, что люди хорошо знают, чего хотят. С такими работать — одно удовольствие»59. Встречи с В. И. Лениным произвели глубокое впечатление на Ольденбурга. «В самые трудные дни нашей жизни, — говорил он, — когда казалось временами, что никакая работа уже невозможна, его личное вмешательство, его помощь словом и делом создавали возможность работы. Он фанатически любил науку и верил в нее, как в могучий жизненный фактор, который поможет людям в трудной и сложной жизни»60. Такое же отношение к науке было свойственно и самому Ольденбургу.

Личный пример «непременного секретаря» академии помог многим представителям старой интеллигенции найти свое место в новой жизни, способствовал, по словам Луначарского, переходу «лучшей ее части на позицию, которую занял академик Ольденбург, — на позицию совместного и дружного с Советской властью строительства социализма»61.

На ту же позицию встал крупнейший русский ученый-минералог и геохимик В. И. Вернадский. Но пришел он к ней другим путем, нежели С. Ф. Ольденбург, пришел потому, что испытал горькое разочарование в политике контрреволюционного лагеря, в белогвардейских порядках. Об этом свидетельствуют письма и статьи Вернадского, в определенной степени отразившие его психологическую эволюцию.

Живя в 1918–1919 гг. в Киеве, Вернадский стал свидетелем бесконечной смены властей: украинские националисты, Петлюра, войска Деникина… В одном из писем Паниной он с возмущением и раздражением писал о настроениях буржуазных кругов («озлобленный и бесплодный российский пессимист»), о политике Добровольческой армии по отношению к украинскому народу62.

В другом письме Паниной Вернадский сообщал: «В подавляющем большинстве киевляне не верят в то, что Добровольческая армия… представляет из себя прочную и серьезную власть… Вы не можете себе представить, до какой степени дискредитирован здесь высший носитель власти (генерал Драгомиров. — Н. Д.)… [Его] осуждают все — народ, общество, военные». Он с болью писал об «ошибочной политике» кадетской партии («наш ЦК произвел на меня в своем заседании грустное впечатление»), о реакционной позиции отдельных ее членов — Степанова, Соколова и др. Письмо кончалось трагической нотой: «В Киеве становится опять так же скверно, как было при Раде и при Директории. Прямо несчастный город и несчастна судьба Украины»63.

Деникинские власти закрыли все украинские научные учреждения, основанные после свершения революции, в том числе и Всеукраинскую Академию наук, которая была любимым детищем Вернадского. Чтобы спасти ее, он поехал в конце 1919 г. в Ростов, обивал пороги «высших инстанций». Встреча Вернадского с бывшими коллегами по кадетскому ЦК еще больше выявила разницу в их отношении к происходившему вокруг64.

Все хлопоты Вернадского о создании условий для работы академии оказались тщетными. Между тем еще летом 1918 г. из Москвы от С. Ф. Ольденбурга он получал письма «с резким осуждением тактики Украины и украинских кадетов», в которых сообщалось, что «Петроградская академия действует прекрасно и имеет большие субсидии от Совета Народных Комиссаров на научные исследования»65.

Все сильнее укреплялось в сознании Вернадского убеждение, что деникинский великорусский шовинизм ему «столь же противен, как и украинский национализм». «Мне хочется уйти и от того, и от другого, — писал он, — и может быть в конце концов я это сделаю»66.

26 декабря 1919 г. в газете «Донская речь» была опубликована статья Вернадского «Научная задача момента»: «Сейчас здесь, в Ростове, — говорилось в ней, — звучат опасные речи… старые речи русской правительственной организации, с которой нам всем приходилось вести такую упорную борьбу… Есть опасность, что… некоторые из центров научного творчества могут погибнуть в вихре событий… Возрождаются скверные навыки старой русской власти жертвовать расходами на культурные русские ценности… Сейчас главнейшей силой, спаивающей новое русское государство… будет являться великая мировая ценность — русская культура во всех ее проявлениях»67.

Именно на этой почве — заботы о развитии отечественной культуры, стремления к достижению научного прогресса — произошло сближение Вернадского с политикой большевистской партии, начался его большой путь в советской науке. Характерно, что в число нескольких первых научных трудов, предназначенных к публикации после окончания гражданской войны, В. И. Ленин включил исследование Вернадского о строении земной коры68. Вопрос об отношении к С. Ф. Ольденбургу и В. И. Вернадскому специально рассматривался Политбюро ЦК РКП(б) летом 1921 г.69

И в качестве последнего штриха приведем следующее чрезвычайно интересное свидетельство одного из основателей кадетской партии — И. И. Петрункевича. «На днях я получил письмо от Вл. Ив. Вернадского… — писал он в 1923 г. — Все прошлое им сожжено без остатка… Он старается уверить меня, что все, во что мы верили и что делали, это все ближе к реакции… чем к тому, что мы воображали: к свободе, добру, порядку… Он уверяет, что русская интеллигенция поколеньями подготовляла с энергией и страстностью большевистский строй, и заключает: „Как химическая реакция — полученный результат освещает весь процесс”»70.

Позиция таких людей, как Вернадский, Ольденбург, Мануйлов, Дживелегов, определялась прежде всего патриотическими чувствами, желанием жить одной жизнью со своей страной, со своим народом. Однако большинство партии «народной свободы» оставалось во вражеском лагере. Значительная часть кадетов не уехала из Советской России, но не по принципиальным соображениям, а в силу сложившихся обстоятельств. Это были прежде всего представители городской буржуазии. Растерянные и испуганные происходившим на их глазах крушением всех привычных устоев и основ, а главное, принципа частной собственности, они ненавидели Советскую власть и мечтали о ее свержении. Многие члены кадетской партии в тылу Советской Республики, ее организации на территориях, оккупированных белогвардейцами и интервентами, и все ее руководство (за упомянутыми выше редчайшими исключениями) продолжали вести упорную борьбу против диктатуры пролетариата.

Октябрьская революция вызвала в психологическом настрое большинства кадетов резкую реакцию, в связи с чем они «сильно метнулись вправо»71. Об этой эволюции свидетельствуют и решения Центрального комитета партии «народной свободы», и высказывания отдельных ее лидеров, и выступления кадетской печати.

Прежде всего здесь следует сказать об официальном возвращении кадетов к монархической идее. В декабре 1917 г. Тыркова в частном письме сообщала: «Общий прогноз в нашей среде такой. Это все (Советская власть. — Н. Д.) скоро провалится и даст место или генералу, или, что гораздо вернее, самодержцу»72. Тогда же кадетский ЦК разработал и на своем заседании в феврале 1918 г. утвердил документ, в котором говорилось: «Провозглашенные республиканские формы правления не отвечают пониманию и степени государственного развития подавляющего большинства населения. Должно поэтому признать, что монархия после мартовского переворота 1917 г. была отвергнута в ущерб интересам России… После долгого и горького опыта революции… восстановление законно приемлемой монархии как единственной формы, могущей еще обеспечить наше национальное и государственное бытие и порядок, представляется безусловно необходимым»73.