Читать онлайн «Популярная история евреев». Страница 44

Гепатий из Абдеры, писавший в конце IV века до н.э., за 150 лет до конфликта с селевкидами, который во многих отношениях одобрял евреев и иудаизм, тем не менее, критиковал их ненормальный образ жизни, который он называл «негостеприимным и антигуманным». В то время как греческие идеи насчет единства человечества распространялись все шире, стремление евреев рассматривать неевреев как нечистых в ритуальном отношении и запрещать браки с ними стало осуждаться как бесчеловечное, и все чаще стал использоваться термин «мизантропическое». Стоит отметить, что в Вавилоне, куда не проникали греческие идеи, обособленность большой еврейской общины не осуждалась, и, по словам Иосифа Флавия, антиеврейских настроений там не существовало. Греки видели свою ойкумену, цивилизованную вселенную (в противоположность окружающему ее хаосу), где доминировали их идеи, как многорасовое, многонациональное общество, а тех, кто отказывался принимать его, считали врагами человека. В своих нападках на иудаизм Моисея Антиох Епифаний объявлял еврейские законы «враждебными человечеству» и приносил свинью в жертву на еврейских священных книгах. В 133 г. до н.э. правителю из селевкидов Антиоху Сидетскому его советники рекомендовали разрушить Иерусалим и истребить еврейскую нацию, поскольку это был единственный народ на земле, который отказывался от общения с остальным человечеством.

Значительная часть антисемитских настроений, нашедших отражение в литературе, была ответом на агрессивное впечатление, которое производило представление евреями своей религиозной истории. В III веке до н.э. говоривший по-гречески египетский жрец Мането написал историю своей страны, несколько отрывков из которой уцелели в составе «Иудейских древностей» Иосифа Флавия. В этих отрывках содержится критика того, как евреи излагали историю Исхода. И он и другие египетские интеллектуалы находили этот подход глубоко оскорбительным и реагировали на него соответствующим образом. Он представил Исход не как чудесное спасение, а как изгнание колонии прокаженных и других источников заразы. У Мането находит отражение греческая оценка евреев как мизантропов, когда он обвиняет Моисея (изображенного им под именем Осарсифа, египетского жреца-ренегата) в требовании, чтобы евреи «не вступали в связи с кем бы то ни было, кроме членов своего сообщества». В то же время очевидно, что египетский антисемитизм предшествовал завоеванию Египта греками. Со времен Мането мы можем наблюдать появление и развитие антисемитских клеветнических обвинений. Их повторяли, приукрашивая, различные греческие писатели, когда утверждали, что законы Моисея специально запрещали евреям демонстрацию доброй воли по отношению к другим народам, но особенно – к грекам. Масштаб критики в адрес евреев резко возрос с возникновением Хасмонейского царства и его политикой религиозного угнетения городов греков-язычников. Снова была пущена в ход египетская клевета и пошли разговоры, что евреи не имеют никаких прав на Палестину, поскольку всегда были бездомными бродягами, а их временное пребывание в Иудее – просто эпизод. В ответ евреи настаивали, что земля Израиля – Божий дар евреям; глава 12 апокрифической Мудрости Соломона, написанной в I веке до н.э., клеймит аборигенов этой земли как детоубийц и людоедов, виновных в невероятных прегрешениях, как «расу, проклятую с самого начала».

Как и в новейшие времена, о евреях фабриковались басни, которые затем бесконечно повторялись. Так, утверждение, что евреи поклоняются ослам, а в Храме у них красуется ослиная голова, восходит ко II в. до н.э. Им пользовался Аполлоний Молон (первый, кто написал антиеврейский памфлет); позднее оно фигурировало у Посидония, Демокрита, Апиона, Плутарха и Тацита, причем последний повторял его, хотя прекрасно знал, что евреи никогда не поклонялись каким-либо изображениям. Другая выдумка состояла в том, что евреи якобы занимаются в своем Храме тайными человеческими жертвоприношениями и именно поэтому никого туда не пускают. Они избегают свинины потому, что к ним легче, чем к другим, прилипает проказа – эхо грязной выдумки Мането.

Более того, как и в новую эпоху, антисемитизм подпитывался не только вульгарными слухами, но и сознательной пропагандистской работой интеллектуалов. Нет сомнения, что в I в. н.э. антиеврейские настроения, которые неуклонно нарастали, были в значительной степени работой писателей, по большей части – греков. Римляне, бывшие некогда союзниками евреев, первоначально даровали еврейским общинам в крупных городах определенные привилегии – например, право не работать по субботам. Но с образованием империи и формированием культа императора взаимоотношения римлян и евреев стали быстро портиться. Отказ евреев соблюдать формальности государственных почестей был воспринят не просто как свидетельство еврейской непочтительности и претензий на исключительность, в чем всегда их обвиняли греки, но и как активное неподчинение. Враждебность официального Рима охотно подстегивали греческие интеллектуалы. Центром антисемитской пропаганды стала Александрия, где еврейская община была особенно велика, а греко-еврейские отношения – особенно напряженными. Одним из главных возмутителей был Лизимах, возглавлявший Александрийскую библиотеку. После происшедших там беспорядков император Клавдий, подтвердив права евреев, предупредил их публично о необходимости быть более терпимыми по отношению к другим религиям. Сохранился папирус с его эдиктом, обращенным к Александрии. В нем он предупреждает еврейскую общину, что, если они будут проявлять нетерпимость, он будет относиться к ним как к народу, «который сеет в мире чуму» – еще один отголосок Мането. Греческие интеллигентные антисемиты не только распространяли обвинения, подобно Апиону, но и систематически формировали отношение к своим правителям. Император Нерон не проявлял к евреям личной враждебности; одно талмудическое предание утверждает даже, что он был прозелитом. В то же время его греческий наставник Херемон был известным антисемитом.

После смерти Нерона отношения между евреями и Римом неуклонно портились; на некоторое время этот процесс затормозился в период правления в Иудее его внука. Взрыв вполне мог произойти при Калигуле (37-41 гг.), который пытался усилить режим поклонения императору, и если бы не его безжалостное убийство… Одним из фактом был, безусловно, подъем еврейского апокалиптического национализма; Тацит так объяснял ситуацию: «Большинство евреев были убеждены, что согласно старинным священным рукописям придет время, когда Восток обретет свою мощь, а те, кто придет из Иудеи, овладеют миром». Однако не менее важную роль играл рост греко-еврейской взаимной ненависти. Эллинизированные язычники были элитой Палестины. Именно из их среды, а не из евреев происходили богачи и торговцы. Из них формировалась местная администрация и сборщики налогов. Большинство солдат в римских гарнизонах были язычниками из эллинизированных городов типа Цезарии и самарийской Себастии. Подобно александрийским грекам, палестинские эллины были известны своим антисемитизмом: Калигулу на его антиеврейские мероприятия подвигли грекоязычные обитатели Явны и Ашкелона. Как это ни глупо, но Рим вечно настаивал на том, чтобы прокураторов Иудеи отбирали из грекоговорящих языческих районов; последним и, пожалуй, наиболее бесчувственным из них был Гессий Флор, происходивший из греческой Малой Азии. Рим управлял Палестиной в I в н.э. неуклюже и неэффективно, а налеты на казну Храма в связи с якобы безнаказанно неуплаченными налогами вызывали яростное возмущение. Кругом разбойничали многочисленные шайки, которые численно росли в результате неэффективной политики властей и всеобщего недовольства. Многие крестьяне безнадежно погрязли в долгах. В городах со смешанным греко-еврейским населением в атмосфере росло напряжение.

Восстание 66 года началось не в Иерусалиме, а в Цезарии из-за судебного спора между греками и евреями, который выиграли греки. Свою победу они отпраздновали погромом в еврейском квартале, причем римский грекоязычный гарнизон не предпринял абсолютно ничего. Известие об этом вызвало негодование в Иерусалиме, которое усугубилось тем, что Флор решил воспользоваться этим моментом для изъятия денег из храмовой казны. Начались столкновения, римские войска стали грабить Верхний Город; священнослужители Храма отложили жертвоприношения в честь народа и императора Рима, а между умеренными и воинствующими евреями начались яростные споры. Иерусалим наводнили обозленные и жаждущие отмщения евреи-беженцы из других городов, где греческое население врывалось в еврейские кварталы, поджигая дома. Это привело к тому, что перевесили экстремистские настроения, а римский гарнизон был атакован и истреблен. Таким образом, Великий Мятеж можно считать гражданской и национальной войной между греками и евреями. В то же время он был и гражданской войной между евреями, поскольку – как во времена Маккавеев – в представлении низов эллинизированные высшие слои евреев ассоциировались с прегрешениями греков. Захватив Иерусалим, радикальные националисты набросились на богачей. Одной из первых акций было сжигание архивов Храма с целью уничтожить все записи о задолженностях.