Читать онлайн «Преступления Сталина». Страница 68

1932 году в Берлине и сообщил ему, как я узнал позднее, фак

тические сведения о положении в СССР. Эти сведения были

опубликованы в русском "Бюллетене оппозиции". Этот факт

можно истолковать как "косвенную" связь между Гольцманом

и мною.

На вопрос моего защитника Гольдмана, капитулировал ли

Блюмкин, я ответил: "В очень скромной форме". По-видимому,

это утверждение ошибочно. По крайней мере, я не нашел ника

ких следов капитуляции Блюмкина. Он работал за границей в

контрразведке ГПУ. Работа его имела строго индивидуальный

характер. Его начальники, Менжинский245 и Трилиссер246, счи

тали его незаменимым работником и потому, несмотря на оппо

зиционные убеждения Блюмкина, сохраняли его на крайне от

ветственном посту.

По вопросу возвращения жены моего сына Жанны из Ко

пенгагена в Париж в отчете сказано, будто она совершила путь

из Дании во Францию на том же пароходе, что и мы с женой.

Это ошибка. Более короткий и дешевый путь из Копенгагена в

Париж вел через Гамбург. Этим маршрутом воспользовались

некоторые из наших друзей, для которых вопрос о немецкой визе не представлял затруднений. Жанна в качестве французской гражданки выехала в Париж через Гамбург. Я представляю Комиссии открытку, посланную Жанной из Гамбурга ее матери. Так как Жанна выехала из Копенгагена одновременно с нами; так как на пароходе нас сопровождало много друзей; так как мы с женой провели путь безвыходно в нашей каюте; так как Жанна встретила нас в Париже, то у меня сохранилось ложное впечатление, будто она ехала на одном пароходе с нами.

В Париж мы прибыли из Копенгагена не 5 декабря

1932 года (как ошибочно указано в отчете), а 6 декабря. Имен

но в этот день мы встретились с нашим сыном Львом Седовым,

успевшим прибыть из Германии.

На вопрос о времени прибытия Радека в Россию я указал

конец 1918 года. Это явная ошибка. Радек принимал участие в

Брест-Литовских переговорах в начале 1918 г. Он прибыл из

Стокгольма в Петроград, по-видимому, в конце 1917 года, во

всяком случае после Октябрьского переворота,

По поводу жены Виктора Сержа247 в отчете сказано,

будто она была арестована. На самом деле она была пригово

рена к месяцу принудительных работ с правом ночевать дома.

Сообщение о том, что она стала жертвой помешательства в

результате репрессий, обрушившихся на семью, совершенно

правильно. Она и сейчас остается душевнобольной в Париже.

Как уже сказано, ни одна из этих поправок не влияет на существо моих показаний и на вытекающие из них выводы. Я сохраняю за собой право исправить и дальнейшие неточности по мере их обнаружения.

29 июня 1937 г.

ПИСЬМО С. ЛАФОЛЕТ248

Дорогая мисс Лафолет!

1. Во время "слушания" в Койоакане доктор Дьюи выразил желание, чтоб я представил Комиссии свою переписку, относящуюся ко времени мнимого визита ко мне Пятакова. Эта работа выполнена, и член Комиссии Отто Рюле имел возможность ознакомиться с моей перепиской за декабрь 1935 года. Я позволю себе здесь обратить Ваше и Комиссии внимание на следующие обстоятельства.

Согласно показаниям Пятакова его свидание со мной состоялось 12 либо 13 декабря. Письма, написанные в этот день, имеют, поэтому, особенное значение.

12 декабря я написал два письма. Первое, на немецком языке, норвежскому политическому деятелю Олаву Шефло, прибывшему в те дни из далекого Кристиансанда в близкое Осло.

У меня с Шефло были очень дружественные отношения, и мы оба хотели повидаться друг с другом. Я заранее обещал ему навестить его в Осло при ближайшем его приезде. Вот что я писал Шефло 12 декабря; "Дорогой г. Шефло! Мне очень жаль, что состояние моего здоровья, как и здоровья моей жены, делают для нас трудным совершить в течение этих дней поездку в Осло". О моем болезненном состоянии в течение декабря дали в свое время показания мой бывший секретарь Эрвин Браун249 и члены семьи Кнудсена.

Второе письмо на французском языке адресовано редакции парижского журнала "Революсион". Письмо очень обширно и заключает в себе ряд советов по поводу ведения газеты.

13 декабря я написал два французских письма: одно -- Политбюро организации большевиков-ленинцев во Франции; другое, большое письмо -Билину250, члену той же организации. Оба эти письма, как и упомянутое выше письмо редакции "Революсион", как и ряд писем в предшествующие и последующие дни, показывают, в какой степени я был поглощен в то время внутренними делами французской организации троцкистов.

Мнимое свидание произошло, по словам Пятакова, в получасе езды от аэродрома, значит, в двух часах езды от моего места жительства. На свидание должен был уйти, следовательно, целый день. Можно ли допустить, что в день столь исключительного свидания я нашел время и внимание, чтоб писать обширные письма, посвященные текущим делам французской организации.

Я готов признать, что изолированно взятые эти данные не имеют абсолютной убедительной силы. Но их нельзя брать изолированно. Инициатива представления этих документов принадлежит не мне, а Комиссии. И вот оказывается, что каждый новый документ, введенный в дело, дает фактическое или психологическое, прямое или косвенное опровержение подлогов ГПУ. Таково, позволю себе заметить, содержание всех моих архивов. Достаточно взять с закрытыми глазами любое из сотен моих досье, чтобы открыть в нем ряд документов, опровергающих или, по крайней мере, подрывающих московские подлоги.

2. Вам, вероятно, известно, что Издательство пионеров выпустило несколько недель тому назад впервые на английском языке мою книгу "Сталинская школа фальсификаций"251. Я позволю себе самым настойчивым образом рекомендовать эту книгу всем членам Комиссии. Она избавит Комиссию от необходимости требовать проверки целого ряда документов и цитат, приведенных мною в Койоакане для характеристики моих действительных отношений с Лениным. В моей переписке с Лениным за годы советского режима нет почти ничего такого, чего Ленин не сказал бы обо мне и моей деятельности в своих публичных речах и статьях. В названной книге приведены цитаты не только из писем, но и из печатных произведений Ленина, доступных всем. Наиболее важные факты и цитаты, характери

зующие отношения между Лениным и мною, опубликованы мною в моей автобиографии, а также во французском и русском изданиях "Сталинской школы фальсификаций", вышедших около шести лет тому назад. Никто и никогда в сталинской печати не оспаривал точности моих фактических ссылок и цитат, несмотря на то, что мои книги подвергались самой разнузданной критике со стороны Коминтерна. Не только потому, что, как знали сталинцы, я всегда имел возможность доказать подлинность большинства писем и других документов фотоснимками или заверенными копиями, но и прежде всего потому, что те же самые взгляды и оценки Ленин выражал неоднократно в печати. В Нью-Йорке имеются, вероятно, комплекты "Правды" за первый период революции, и, во всяком случае, имеется полное собрание сочинений Ленина (издание, вышедшее при жизни Ленина!). Проверка точности моих цитат не представит, поэтому, для Комиссии ни малейшего труда. Эти проверенные цитаты бросят, в свою очередь, достаточный свет на те ссылки, которые труднее поддаются проверке.

Важнейшей частью книги "Сталинская школа фальсификаций" является мое Письмо в бюро по истории партии, написанное в Москве 21 октября 1927 года, т. е. незадолго до моего исключения из партии и высылки в Центральную Азию. Письмо это в течение последних восьми лет переиздавалось на всех языках цивилизованного человечества и, повторяю, ни одна из цитат никогда не была опровергнута или опорочена.

3. Посылаемые вам резюме по отдельным вопросам московских процессов составлены не мною, а моими сотрудниками: Ж. Ваном [Ейженортом], Я. Франкелем252 и Б. Вольфом 253. Я сохраняю за собой право после более внимательного ознакомления с этими документами послать Вам, в случае надобности, свои дополнительные замечания.

29 августа 1937 г.

БЕРТРАМ ВОЛЬФ О МОСКОВСКИХ ПРОЦЕССАХ254

Бертрам Вольф255 пишет в "Нью Репаблик" (24 ноября) по поводу стенографического отчета о сессии в Койоакане: "Автор признает, что его прежняя позиция побуждала его к большему доверию Сталину, чем Троцкому, но что, перечитав московские признания вместе с этим изданием (отчет о койоаканской сессии -- Л. Т.) пли, вернее, заключительную речь, он вынес буквально непреодолимое убеждение, что Троцкий не мог совершать тех действий, в которых его обвиняют по процессам Зиновьева--Каменева и Радека--Пятакова".

Такое признание свидетельствует о наличии у Бертрама Вольфа элементарной добросовестности. Если бы Вольф был

буржуазным юристом или чистым психологом, можно было бы этим удовлетвориться. Но Вольф считает себя марксистом и является, насколько знаю, членом политической группы. Марксист должен был бы прежде всего опросить себя: каким образом мог он в течение ряда лет так жестоко ошибаться в вопросах огромной важности -- ибо дело идет вовсе не об индивидуальных обвинениях Сталина против Троцкого, а о борьбе двух исторических тенденций: бюрократической и пролетарской. Московские процессы явились неожиданностью только для буржуазных и мелкобуржуазных филистеров. На самом деле процессы открыто подготовлялись в течение не менее тринадцати лет на глазах всего мира. Об этом свидетельствуют, в частности, документы, собранные в моей книге "Сталинская школа фальсификаций". Нельзя умолчать и о том факте, что группа Брандлера--Лов-стона256, к которой принадлежит Бертрам Вольф, в течение ряда лет воспитывалась в этой школе фальсификаций, и сам Лов-стон, отнюдь не образец добросовестности, внес свою лепту в дело подготовки будущих московских процессов.