Читать онлайн «Преступления Сталина». Страница 33

Я провел четыре с половиной года в тюрьмах, два раза был в ссылке в Сибири, где оставался около двух с половиной лет, два раза бежал из Сибири, провел в два приема двенадцать лет в эмиграции при царизме, приговорен был в 1915 году в Германии заочно к тюремному заключению за борьбу против; войны, выслан был за то же преступление из Франции, арестован в Испании, заключен английским правительством в концентрационный лагерь в Канаде. Так я выполнил свои функции "агента капитала".

Рассказы сталинских историков о том, будто я до 1917 года; был меньшевиком, представляют собой одну из обычных фальсификаций. С того момента, как большевизм и меньшевизм определились политически и организационно (1904 г.), я стоял формально вне обеих фракций, но, как показали три русские революции, моя политическая линия, несмотря на конфликты и полемику, во всем основном совпадала с линией Ленина.

Наиболее важным разногласием между мною и Лениным в эти годы была моя надежда на то, что посредством объединения с меньшевиками можно заставить большинство их повернуть на революционный путь. В этом жгучем вопросе правота была целиком на стороне Ленина. Нужно, однако, сказать что в 1917 г. "объединительные" тенденции были очень сильны среди большевиков. 1 ноября 1917 года Ленин говорил по этому поводу на заседании петроградского комитета партии: "Троцкий давно сказал, что объединение невозможно. Троцкий это понял, и с тех пор не было лучшего большевика".

С конца 1904 года я отстаивал тот взгляд, что русская революция может закончиться лишь диктатурой пролетариата, которая в свою очередь должна привести к социалистическому

преобразованию общества при условии успешного развития мировой революции. Меньшинство моих нынешних противников считало эту перспективу фантастической вплоть до апреля 1917 г. и называло ее враждебным именем "троцкизма", противопоставляя ей программу буржуазной демократической республики. Что касается подавляющего большинства нынешней бюрократии, то оно примкнуло к советской власти лишь после победоносного окончания гражданской войны.

В годы эмиграции я участвовал в рабочем движении Австрии, Швейцарии, Франции и Соединенных Штатов. Я с благодарностью думаю о том, что эмиграция дала мне возможность, ближе приобщиться к жизни мирового рабочего класса и превратить интернационализм из абстрактного понятия в движущую силу всей моей дальнейшей жизни.

Во время войны я вел сперва в Швейцарии, затем во Франции пропаганду против шовинизма, разъедавшего Второй Интернационал. Свыше двух лет я издавал в Париже под военной цензурой ежедневную русскую газету в духе революционного интернационализма. Я был тесно связан в своей работе с интернационалистическими элементами во Франции и вместе с их представителями принимал участие в международной конференции противников шовинизма в Циммервалъде (1915 г.). Ту же работу я продолжал во время двухмесячного пребывания в Соединенных Штатах.

После прибытия в Петроград (5 мая 1917 г.) из канадского концентрационного лагеря, где я вел проповедь идей Либкнех-та и Люксембург среди пленных немецких матросов, я принимал близкое участие в подготовке и организации Октябрьской революции, особенно в течение тех четырех решающих месяцев, когда Ленин вынужден был скрываться в Финляндии. В 1918 году Сталин в статье, имевшей задачей ограничить мою роль в Октябрьской революции, вынужден был, однако, писать: "Вся работа по практической организации восстания происходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным образом т. Троцкому" ("Правда" No 241, 6 ноября 1918 г.). Это не помешало Сталину писать шесть лет спустя: "Никакой особой роли ни в партии, ни в октябрьском восстании не играл и не мог играть т. Троцкий, человек сравнительно новый для нашей партии в период Октября" (И. Сталин. Троцкизм или ленинизм. 1924, с. 68--69).

В настоящее время школа Сталина при помощи свойственных ей научных методов, на которых воспитались и суд, и прокуратура, считает доказанным, что я не руководил Октябрьской революцией, а противодействовал ей. Однако эти

исторические подлоги относятся не к моей биографии, а к биографии Сталина.

После октябрьского переворота я стоял у власти в течение около девяти лет, принимал близкое участие в строительстве советского государства, революционной дипломатии, Красной армии, хозяйственных организаций и Коммунистического Интернационала. В течение трех лет я непосредственно руководил гражданской войной. В этой суровой работе мне приходилось прибегать к решительным мерам. Я несу за это полную ответственность перед мировым рабочим классом и историей. Оправдание суровых мер покоилось в их исторической необхо-димости и прогрессивности, в их соответствии с основными интересами рабочего класса. Всякую меру репрессии, продиктованную условиями гражданской войны, я называл ее настоящим именем и давал о ней открытый отчет перед трудящимися массами. Мне нечего было скрывать перед народом, как сейчас мне нечего скрывать перед Комиссией.

Когда в известных частях партии, не без закулисного участия Сталина, возникла оппозиция против моих методов руководства гражданской войной, Ленин в июле 1919 г. по собственной инициативе и совершенно неожиданно для меня вручил мне белый лист бумаги, внизу которого было написано: "Товарищи, зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело. В. Ульянов (Ленин)".

Даты на бумаге не было. Дату в случае нужды должен был поставить я сам. Осторожность Ленина во всем, что касалось его отношения к трудящимся, известна. Тем не менее он считал возможным заранее подписаться под всяким моим распоряжением, хотя от этих распоряжений зависела нередко судьба многих людей. Ленин не боялся злоупотребления властью с моей стороны. Прибавлю, что я ни разу не делал употребления из выданного мне Лениным карт-бланша. Но документ остается свидетельством исключительного доверия со стороны человека, которого я считаю самым высоким образцом революционной морали.

Я принимал непосредственное участие в выработке программных документов и тактических тезисов Третьего Интернационала. Основные доклады о мировом положении на конгрессах делились между Лениным и мною. Программные манифесты первых пяти Конгрессов написаны мною. Я предоставляю прокурорам Сталина разъяснять, какое место занимала эта деятельность на моем пути в сторону фашизма. Что касается меня, то я стою и сегодня незыблемо на почве тех принципов, которые я рука об руку с Лениным залагал в основу Коммунистического Интернационала.

Я разошелся с правящей бюрократией с того времени, как она в силу исторических причин, о которых здесь не место говорить, сложилась в привилегированную консервативную касту. Причины расхождения, запечатленные на всех его этапах в официальных документах, статьях и книгах, доступны общей проверке.

Я отстаивал советскую демократию -- против бюрократического абсолютизма; повышение жизненного уровня масс--против чрезмерных привилегий верхов; систематическую индустриализацию и коллективизацию в интересах трудящихся; наконец -- международную политику в духе революционного интернационализма против национального консерватизма. В свое" последней книге "Преданная революция" я сделал попытку теоретически объяснить, почему изолированное советское государство, на отсталой экономической базе, выделило из себя? чудовищную пирамиду бюрократии, которая почти автоматически увенчалась бесконтрольным и "непогрешимым" вождем.

Задушив партию при помощи полицейского аппарата и разгромив оппозицию, правящая клика выслала меня в начале 1928 г. в Центральную Азию. За отказ прекратить политическую деятельность в ссылке она изгнала меня в начале 1929 г. в Турцию. Здесь я приступил к изданию "Бюллетеня оппозиции" на основе той же программы, которую отстаивал в России, и вступил в связь со своими, тогда еще очень немногочисленными, единомышленниками во всех частях света.

20 февраля 1932 г. советская бюрократия лишила меня и находившихся за границей членов моей семьи советского" гражданства. Дочь моя Зинаида146, временно находившаяся заграницей для лечения, лишилась таким образом возможности вернуться в СССР к мужу и детям. Она покончила с собой 5 января 1933 г.

Я прилагаю при сем список книг и более крупных брошюр, которые полностью или отчасти написаны мною во время моей последней ссылки и последней эмиграции147. По подсчету моих молодых сотрудников, которые во всей моей работе оказывали и оказывают мне самоотверженную и незаменимую помощь, я написал за границей около 5000 печатных страниц, не считая статей и писем, которые вместе должны составить еще несколько тысяч страниц. Позволю себе прибавить, что я пишу нелегко, с многочисленными проверками и исправлениями. Моя литературная работа и переписка составляли, таким образом, главное содержание моей жизни за последние девять лет. Политическое направление моих книг, статей и писем говорит само за себя. Цитаты, какие приводит Вышинский из моих работ, представляют, как я покажу, грубые фальсификации, т. е. необходимый элемент всего судебного подлога.