Читать онлайн «К суду истории. О Сталине и сталинизме». Страница 29

Пленум ЦК РКП(б) состоялся 17 – 20 января 1925 г. Он осудил «совокупность выступлений Троцкого против партии» и признал «невозможной дальнейшую работу тов. Троцкого в РВС СССР». Одновременно пленум постановил дискуссию считать законченной. Троцкий был, однако, оставлен в составе Политбюро. Через некоторое время он получил новое назначение – член Президиума ВСНХ, начальник электротехнического управления, председатель научно-технического сектора ВСНХ и председатель Главного концессионного комитета.

Поражение Троцкого на первом этапе его борьбы со Сталиным по-разному комментируется в западной историографии. Некоторые историки считают, что Троцкий не использовал в этой борьбе всех своих преимуществ и, прежде всего, своего положения председателя РВС СССР и народного комиссара по военным и морским делам. Надо сказать, что вопрос о военном решении конфликта внутри партии возникал и у некоторых деятелей троцкистской оппозиции. Опасения на этот счет были и у Зиновьева, Каменева и Сталина, чем и объясняются изменения в Реввоенсовете, проведенные еще в 1924 г., а также смещение сочувствовавшего Троцкому начальника Политуправления РККА В. Антонова-Овсеенко и замена его А. Бубновым [144] . Однако надо сказать вполне определенно, что в период дискуссии в СССР никогда не возникало реальной угрозы военного переворота хотя бы потому, что Красная Армия никогда не была «послушным орудием» в руках Троцкого. Троцкий мог вполне рассчитывать на красноармейцев, когда давал приказ о наступлении на Варшаву. Но он не мог бы поднять Красную Армию против ЦК и Политбюро.

Известный революционер-интернационалист, участник левых движений во многих странах Виктор Серж в середине 20-х гг. жил и работал в СССР. Он примыкал к троцкистам, был арестован и сослан. Но в результате развернувшейся во Франции кампании в его защиту В. Сержа в 1933 г. выслали из СССР. В годы Второй мировой войны В. Серж, находившийся в Северной Африке, написал мемуары, в которых утверждал, что Троцкий мог бы в 1924 г. легко победить Сталина, опираясь на армию. В. Серж, в частности, писал:

«Государственный переворот против Политбюро Зиновьева, Каменева, Сталина был еще вполне возможен, и мы держали этот путь в поле зрения оппозиционеров. Армия и даже ГПУ могли бы обеспечить поддержку народа Троцкому, если бы он захотел встать на этот путь. Я знаю, что Троцкий при зрелом размышлении отказался от использования силы из уважения к неписаному закону, что внутри социалистического режима невозможно использовать средства, пригодные для восстания. Троцкий писал позднее (1935), что военное устранение фракции Зиновьева, Каменева и Сталина, бесспорно, не представляло трудности и не вело бы к большому кровопролитию. Но это свелось бы к тому, что триумф бюрократии и бонапартизма, против которого поднялась “левая” оппозиция, мог бы быть только ускорен» [145] .

Виктор Серж не приводит источник, откуда он взял слова Троцкого, на которые ссылается. Но если Троцкий действительно думал в 1924 г. так, как он писал об этом в 1935 г., то это была еще одна из его иллюзий. Попытки военного вмешательства в партийные дела нельзя было исключить, и если об этом иногда мог думать Троцкий, то тем более это должны были иметь в виду Зиновьев, Каменев и Сталин. Однако военное устранение «тройки» и верного ей партийного аппарата было бы крайне трудным и ненадежным решением. Это была бы явная авантюра с весьма незначительными шансами на успех. И если Троцкий удержался от подобного шага, то можно предположить, что его удержали не соображения о бонапартизме, а неуверенность в своей власти над Красной Армией.

В предисловии к немецкому изданию мемуаров В. Сержа видная немецкая революционерка Эрих Волленберг, которая после неудачи германской революции переехала в СССР, а в 30-е гг. бежала на Запад, убедительно оспаривает приведенную выше версию В. Сержа.

«Какая гигантская ошибка, – пишет Э. Волленберг, – в оценке той конкретной ситуации, которая сложилась в Советской стране уже через несколько месяцев после смерти Ленина! Добавлю, что я во время смерти Ленина, находясь еще на военной работе в Германии, являясь специалистом по гражданской войне и занимая видный пост в Германской компартии, думала тогда примерно так же, как Серж и как думал обо всем этом сам Троцкий еще несколько десятилетий.

Но, переехав в Москву, я поняла свою ошибку. В Москве я должна была убедиться, что руководящие лица в штабе Красной Армии, например, Тухачевский, с которым мы подружились, восхищались Троцким как организатором Красной Армии, как человеком и революционером, но в то же самое время критически относились к его общей позиции. В то время я была командиром одного из подразделений Красной Армии, сначала в провинции, потом в Москве в Первом краснопролетарском полку. В последующее время я находилась в распоряжении главного штаба и входила в Президиум ЦДКА – Центрального дома Красной Армии. Я имела там тесный контакт с армией, а через нее и с русской деревней. Не могло оставаться никакого сомнения в полном доверии высшего командования к партийному руководству. И то же самое относится к ГПУ. И вся партия имела безусловное большинство, которое поддерживало “тройку”, то есть ту руководящую “тройку”, которая образовалась после смерти Ленина, – Зиновьева, Каменева и Сталина. В этой именно последовательности и оценивалось тогда значение членов “тройки”: Сталин на последнем месте.

Если можно было бы изменить советскую конституцию и провести плебисцит, то невозможно предсказать, кто из последователей Ленина собрал бы наибольшее количество голосов. Но можно сказать твердо: при враждебности крестьян и образовавшегося в первой половине 20-х гг. среднего сословия к Троцкому, которого считали “врагом нэпа”, подавляющее большинство участников референдума проголосовало бы против Троцкого.

Это нужно сказать со всей определенностью, потому что до сих пор троцкисты всех направлений да и эксперты по советским делам в ФРГ и других странах и на словах, и в печати, и в передачах по телевидению высказывают убеждение, что Троцкий после смерти Ленина обладал якобы “верными шансами”. Виктор Серж верил в это, по-видимому, до самой своей смерти» [146] .

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О Г. ЗИНОВЬЕВЕ И Л. КАМЕНЕВЕ

Почти сразу же после поражения «левой», троцкистской оппозиции в нашей партии возникла «новая», или «ленинградская», оппозиция, во главе которой оказались Зиновьев и Каменев. Прежде чем говорить об основных событиях этого нового этапа внутрипартийной борьбы, следует сказать несколько слов о Зиновьеве и Каменеве.

Зиновьев (Радомысльский) Григорий Евсеевич родился в 1883 г. в городе Елисаветграде Херсонской губернии в семье мелкого еврейского предпринимателя. Получив домашнее образование, молодой Зиновьев некоторое время работал конторщиком в крупных торговых предприятиях. В конце 90-х гг. он входил в социал-демократические кружки, но уже в 1902 г. эмигрировал и некоторое время учился в Бернском университете в Швейцарии. Здесь 20-летний Зиновьев познакомился с Лениным, и когда в РСДРП произошел раскол, Зиновьев твердо встал на платформу большевиков. В Россию он возвращается вскоре после начала первой русской революции. Зиновьев вел работу агитатора и пропагандиста среди петербургских металлистов и был избран в Петербургский комитет партии. От петербургской организации Зиновьев участвовал в V (Лондонском) съезде партии и был избран на нем членом ЦК партии. Вернувшись в Россию, Зиновьев весной 1908 г. был арестован. Однако он пробыл в тюрьме всего около трех месяцев. Царская охранка почти ничего не знала о работе Зиновьева и о его роли в партии. Поэтому он был скоро освобожден под надзор полиции. Зиновьев вновь эмигрирует и остается за границей до 1917 г. Здесь он участвует во всех начинаниях Ленина и, в частности, входит в редакции газет «Пролетарий» и «Социал-демократ». Зиновьев проявил себя неплохим агитатором и талантливым полемистом, однако на знакомых революционеров он никогда не производил впечатления выдающегося политического деятеля. В своих воспоминаниях о Зиновьеве М. П. Якубович (о котором мы будем говорить ниже) писал:

«Для всей партии было новым появление этого имени. Когда вышел сборник статей “Против течения”, то на обложке стояло два имени авторов – Ленин и Зиновьев. Тот факт, что имя Зиновьева стояло рядом с именем Ленина, выдвинул его в первые ряды партии. Партия обратила внимание на него и стала прислушиваться к молодому партийному работнику. Это впечатление еще более усилилось, когда Ленин решил создать партийную школу под Парижем в Лонжюмо. Школа в Лонжюмо была создана в противовес партийной школе на Капри, которая была создана группой большевиков, разошедшихся с Лениным по разным вопросам, отчасти политическим, но еще больше по философским. Во главе каприйской школы стоял А. А. Богданов, выдающийся человек, равного которому по образованию и таланту трудно подыскать в партии, кроме Владимира Ильича… Нужно было найти такого руководителя школы (в Лонжюмо), который объективно мог бы противостоять Богданову. И выбор Ленина пал на Зиновьева. Это до некоторой степени удивило со циал-де мок ра тов… Многие удивлялись тому, что Ленин его выдвигает, меньшевики относились к нему с большим раздражением, потому что Зиновьев был истинным учеником Ленина. Ленин резко полемизировал со своими идейными противниками, никогда не любил говорить примирительно, не любил сглаживать противоречия, категорически выделяя те разногласия, которые у него были с другими партийными деятелями… Но Зиновьев, усвоив эту резко категорическую манеру Ленина, шел еще дальше. И в его полемике было еще больше таких обостренных формулировок. И меньшевики, можно сказать, ненавидели Зиновьева, относились к нему как к “цепному псу”, которого Ленин натравливал на меньшевиков. Вот какое отношение было к Зиновьеву перед Первой мировой войной. Все рассматривали его как воспитанника Ленина, как его ученика, которого Ленин вывел на политическую арену. Да так оно и было, конечно» [147] .