Читать онлайн «История Словакии». Страница 83

Для словацкого национального движения любительский театр заменял несуществующие национальные институты и школы и нередко служил единственной возможностью контакта со словацкой литературой и словацким литературным языком. Если драматурги старшего поколения Ян Халупка и Ян Паларик писали для провинциально-городской публики, то в начале XX в. новые драматурги — Ферко Урбанек, Йозеф Грегор-Тайовский, Йозеф Голлы — предлагали любительскому театру пьесы из жизни сельской среды и для сельского зрителя. Часто знакомство с театральной культурой предоставлял жителям городов и деревень кукольный театр. «Большой кукольный театр» семьи Стражанов, например, ставил и адаптированные пьесы мировых и словацких драматургов.

Верхневенгерские художники во второй половине XIX в. в соответствии с эстетическими вкусами своего времени создавали в исторической стилистике репрезентативные картины и скульптуры, а также более камерные произведения для дворянских и мещанских семейств.

Словацкие живописцы Йозеф Божетех Клеменс и Петер Богунь были вынуждены приспосабливаться к возможностям покупателей и заказчиков: они часто писали портреты мещан или расписывали церкви. В конце века новые эстетические веяния отразились в творчестве верхневенгерских художников, в котором сплав европейских и отечественных стилевых элементов уже отмечен печатью модернизма fin de siecle. С тогдашней манерой изображения действительности в эмоциональном ключе перекликаются произведения Ладислава Меднянского и Доминика Скутецкого. Одновременно с импрессионизмом сюда проникает и сецес-сион, оказавший влияние на живописцев в Комарно, Рожняве, Кошицах, а также на художников, входивших в Братиславское общество художников (Pressburger Kunstverein). В начале XX в. начинают создавать свои объединения и словацкие деятели изобразительного искусства. Возникает Группа словацких художников Венгрии, организуются выставки, создаются колонии художников, Густав Маллы открывает в Братиславе частную художественную школу.

Десятилетия почти безграничной веры в «прогресс» и возможности науки затронули крестьянскую, набожную и консервативную Словакию весьма избирательно. Современные научные исследования развивались в Горной и лесной академии в Банской Штявнице, в Экономической академии в Кошицах, в юридических учебных заведениях, в обсерватории Микулаша Конкой-Теге в Гурбанове и на почве природоведческих, врачебных и фармацевтических, музейных, исторических и литературных объединений, многие из которых издавали и собственные журналы.

В данных политических обстоятельствах условия организации научных исследований в словацком национальном лагере были минимальны, тем самым «словацкая» наука была вытеснена в захолустные деревенские приходы и школы. Как в художественной культуре, так и в науке представители национального движения считали приоритетной национальную функцию. Поэтому они поддерживали только развитие краеведческих дисциплин — языкознания, фольклористики, этнографии и историографии, из которых черпались аргументы для борьбы за эмансипацию. Еще с 50-х гг. ведется обсуждение вопроса о «славянской» науке, которое к концу века выливается в крайнюю точку зрения, что нет необходимости вводить словацкую научную терминологию, а можно заимствовать чешскую или русскую. Хотя некоторые словацкие специалисты (например, ботаник Иозеф Людовит Голуби) участвуют в деятельности научных объединений и обществ во всевенгерском и более широком европейском масштабе, в словацкой среде не было условий для развития критической научной мысли, и словацкая наука не имела возможности достичь уровня более развитых стран.

Первый более или менее успешный опыт создания словацкой научной среды связан с деятельностью Матицы словацкой. Однако министерство не разрешило ей иметь научные секции, так что она была вынуждена ограничиться изданием научного журнала. После роспуска Матицы заботу о развитии национальной науки взяло на себя Словацкое музейное общество в Мартине (с 1893 или 1895 г. по 1914 г.), которое участвовало и в международном сотрудничестве. Диапазон словацкой науки в начале XX в. олицетворяли собой самоотверженный организатор, ботаник, археолог и этнограф Андрей Кметь, по роду основных занятий католический священник, занимавшийся наукой как любитель, и популяризатор естественных наук, особенно астрономии Ян Вагнер, по профессии служащий в страховом деле.

Непосредственные межэтнические контакты были в порядке вещей в повседневной жизни словаков, венгров, немцев, евреев, русинов, цыган, чехов, хорватов и прочих жителей Словакии. Однако отношение людей к соплеменникам, к родному краю и к государству формируется не только в прямом контакте с «другими», а в первую очередь посредством социальных и коммуникативных структур: семьи, церкви, школы, армии, массовой печати, литературы, кинематографии, организаций и т. п. Существенная часть из них находилась под влиянием мадьяризаторской идеологии, которая была направлена как раз на то, чтобы элита была однородной, т. е. омадьяренной. На коллективное сознание жителей Венгрии влиял государственный гимн, текст которого существовал только на венгерском языке (в то время как австрийский гимн имел иноязычные варианты), а далее — венгерские названия населенных пунктов, улиц и площадей, государственные праздники, памятники венгерским героям, традиционные праздники, архитектура, выставки, музеи, учебники, литература и театральные спектакли о славном прошлом Венгрии в венгерском понимании.

В период, когда венгры завершали процесс формирования своей нации (пусть даже их национально-политические цели в революции 1848 г. не были достигнуты, а при соглашении 1867 г. достигнуты лишь частично), словаки прошли только первые этапы на пути своей национально-политической эмансипации. Для функционирования национального организма политическое требование территориальной автономии было хотя и необходимо, но ввиду нетерпимости венгерских политиков, опасающихся «панславистской угрозы», нереально и недостижимо. Даже еще перед первой мировой войной в коллективном сознании словаков конфессиональная, социальная и региональная принадлежность имела большее значение, чем этническая. По мере развития модернизации и сети всесторонних связей, вместе с опытом миграции в города, в разные области Венгрии и даже за границу меняется социальное поведение словаков. Сотрудничество с чехами, пример и помощь сильной словацкой общины в Америке, а также сравнение с национальным развитием венгров и успешной эмансипацией евреев ускоряли процесс становления национального самосознания.

При оценке «групповой витальности» словаков в начале XX в. необходимо принимать во внимание демографическое ослабление (в результате эмиграции и ассимиляции), амбивалентность общественных институтов (с одной стороны, мадьяризация школы и церкви, с другой стороны — развитие словацкой печати и объединений), а также медленный и постепенный, но рост престижа своего статуса (вследствие активизации политической и экономической деятельности, создания кооперативов и акционерных обществ и даже новой кодификации языка и ее принятия). Репрессивные методы национальной дискриминации поставили под вопрос развитие национального движения. Но одновременно они вызывали — по крайне мере на локальном уровне — протест и таким образом способствовали отмежеванию словацкого сообщества от венгерского.

Венгерское этническое сообщество во второй половине XIX в. достигло ступени интегрированного национализма. Основополагающие атрибуты национального суверенитета были конституционно утверждены революцией 1848—1849 гг., сообщество в целом их приняло, и в противостоянии с Веной было достигнуто «национальное единство». Венгерская, а в действительности этническо-мадьярская политическая и административная система функционировала в духе доктрины о единой политической нации и целенаправленно осуществляла политику насильственной ассимиляции. Концепции венгерского национального государства соответствовало законодательство, избирательное право, директивы о собраниях и объединениях, политика с позиции силы, судебные и полицейские репрессии, мадьяризация школы, церкви и общественной жизни, а также инфраструктура культуры и институты. В начале XX в. уже почти все города в руках венгров, а динамично растущий Будапешт выполняет функцию столицы и для невенгерских народов в Венгрии.

Венгры с успехом предстают в роли культурного эталона: идеальный образец благородного господина, свободолюбивой нации, носителя миссии модернизации жизни, к тому же со славным, героическим прошлым. Уже в XIX в. обрела законченную форму национальная мифология, охватывающая всю временную дистанцию от Арпада и прихода венгров в Карпатскую котловину, святого Стефана и принятия христианства, через Матвея Корвина до национальных трагедий: Мохача и революции 1848—1849 гг. с «бессмертным» Петёфи. В рамках празднеств в честь тысячелетия в 1896 г. в историографии, исторической живописи, в монументах или в музыкальных произведениях был дорисован парадный автопортрет нации, сделавшийся составной частью национального самосознания. Превосходной возможностью упрочить национальные традиции стали торжественные похороны перенесенных останков Кошута, Ракоци и Тёкёли или антиавстрийская экономическая кампания под названием «движение тюльпанов».