Читать онлайн «Геополитические проекты Г. А. Потемкина». Страница 62

30 мая из лагеря в местечке Ко коте ни Потемкин направил Екатерине несколько документов, рисующих обстановку буквально накануне намеченного ввода русских войск в Польшу. Важнейший из них - «План операции военной по вступлению в Польшу» - характеризует тактические задачи предстоящего маневра. «Вступление в Польшу долженствует быть согласовано с союзниками, и так движение наше к назначенной черте единовременно с открытием действий от австрийцев произведется». - подчеркивал светлейший князь. Втягивая Австрию в общие действия на территории союзницы Пруссии - Польши - Россия как бы не позволяла охладевшей к войне Вене выпутаться из военного конфликта и оставить Петербург в полном одиночестве посреди «пяти огней». «Из означения позиции на карте видно, - продолжает Потемкин, - что граница от Чернигова или лучше сказать от Гомеля к Кракову и молдавская по Днестру остается уже за спиною у нас, а белорусская так будет обеспечена, что неприятель поопасается ворваться даже за Могилев, опасаясь быть отрезану».

Итак, план вторжения рассматривался как предупреждающий удар перед неминуемым, на взгляд корреспондентов, совместным нападением Пруссии и Польши на западные земли Российской империи. Боеспособность собственно польских войск князь оценивал невысоко именно в силу крайней внутренней неразберихи, царившей в Польше. В той обстановке армии трудно было разобраться, кто конкретно неприятель и с кем правительство республики собирается воевать. Значительная часть собранных рекрут, по расчетам светлейшего князя, должна была перебежать на сторону России. «При вступлении нашем в Польшу войски республики рассыпаны или прогнаны будут, а я на Бога надеюсь, что все разбегутся и много к нам, - писал он. - Тогда я пойду вперед и так уже встану, что вся граница от польских войск обеспечена будет; а полки, в Белоруссии собирающиеся, двинутся к Курляндии противостоять прусскому королю и тем закрыть Ригу». Результатом вступления русских войск на территорию Польши должно было, по мысли князя, стать полное отделение трех воеводств, населенных главным образом православными. «Во время движения вперед моего корпуса в трех воеводствах черноморские казаки водворятся. Манифест публикуется и русский народ возьмет силу объявить себя вольным и от Польши независимым… Ежели возможно еще будет месяц выиграть, то все пойдет стройно» {586}.

В качестве приложения к этому плану Потемкин направил Екатерине записку с рассуждениями о формируемых в Белоруссии и Финляндии войсках. Князь без особого доверия относился к представителям униатской и католической церкви, если их предстояло использовать в борьбе с Польшей. «Мещане в Белоруссии не все нашей церкви, - пояснял он Екатерине, - еще римляне и униаты. Из них войско собранное в том крае неупотребительно, а лучше с губернии собрать столько, что нужно для стражи пограничной противу провоза товаров, и охранение такое отдать под попечение дворян, дабы из войск регулярных на то не употреблять». Тоже самое касалось и финского населения, еще недавно жившего под шведской властью, а сейчас дававшего рекрут для войны со Швецией. Потемкин считал, что можно избежать дезертирства в подобных полках, только поместив их на совершенно незнакомый театр военных действий против турок, где они бы не испытывали симпатий к противнику. «Финлянцы наши - народ бесполезной, - продолжал свои рассуждения князь. - Они с губернии легко могут дать две тысячи матросов. Теперь нельзя их употреблять противу шведов, но сюда годятся зимою, их можно бы сот шесть прислать» {587}.

Наибольшую надежду Потемкин возлагал на казачье войско, вновь собираемое на российской части Украины. «Генерала-аншефа Кречетникова отправил я в Киев, - сообщал князь в другом приложении к плану. - Образом таковым верное и хорошее доставляется войско, полезное службе, опасное неприятелю и выгодное земле». Значительный отток православных рекрут, бежавших из Польской армии, шел через границу на Украину и записывался там в формируемое казачье войско. «Узнав о большой дизерции у поляков, не оставил я ему предписать сим воспользоваться, - рассказывал Григорий Александрович о тех распоряжениях, которые получил от него Кречетников. - Украина почти с радостью ожидает своей судьбы. При первом вступлении нашем казаков будет тьма». Для проведения в Польше четкой дипломатической линии, полностью согласованной с видами Потемкина, командующему нужен был в Варшаве свой человек. «Пора Булгакова тоже отправлять, и какие я нашел за нужное сделать замечании, ему сообщим» {588}. - заключал свои размышления светлейший князь. Однако отправка нового посла в Варшаву задержалась до конца лета.

В середине лета польская сторона была в значительной степени поколеблена в своей решимости [126] действовать вместе с пруссаками против России. Крупное Черноморское казачье войско, сформированное светлейшим князем и застывшее на границах с Польшей, представляло серьезную угрозу для республики в случае нападения. «Поляки час от часу учтивее, сим мы обязаны Черноморским казакам» {589}. - отмечал Потемкин в письме 2 июля 1790 г.

Новое ухудшение положения в Польше было связано с выходом Австрии из войны. Военные неудачи все больше подталкивали Вену к прекращению конфликта с Турцией, а ведь именно на совместные действия союзников в Польше был завязан предшествующий вариант плана вступления русских войск на территорию республики. Двусмысленное поведение австрийцев, их переговоры с пруссаками и турками за спиной у союзников, начавшиеся летом 1790 г. в городе Рейхенбахе в Силезии, крайне беспокоили Потемкина. Ночью 5 июля, так и не заснув от мучивших его мыслей, князь взялся писать императрице о мерах, которые должны предпринять русские войска, ожидая заключения «цесарцами» сепаратного мира. «Король венгерский трактует с королем прусским. Боюсь, чтоб они не оставили нас одних в игре, ибо ничего сюда не сообщают» {590}. - писал он Екатерине. «На случай, если с австрийцами особо турки помирятся, следует уже нам сократить линию локального театра, тогда прижаться к своим границам, которые я почитаю между Буга и Днестра, препятствовать соединению с поляками, для того главные силы расположить по их границе. Такой план и теперь был бы для нас выгоднейший, но пока в союзе с австрийцами, не можно употребить» {591} - рассуждал Потемкин в другой записке. К несчастью, светлейший князь оказался прав на счет намерений союзников. 30 июля через своих резидентов в Пруссии Потемкин узнал о выходе Австрии из войны. Уступив давлению прусских и английских дипломатов, Австрия вышла из войны с Портой. 27 июля (7 августа) австрийцы заключили соглашение с Пруссией, по которому Вена в обмен на помощь в Бельгии отказывалась от всех своих завоеваний в турецких владениях и обязывалась подписать перемирие. Безбородко в специальной записке, обращенной к императрице, вынужден был признать: «Мы теперь не имеем союзников. Король прусский воспользовался расстройством австрийской монархии и слабостью ныне владеющего императора, поставил его в совершенное недействие, которое, по собственному изъяснению венского двора, не прервется и при самом на нас нападении» {592}.

Серьезную корректировку в позицию Пруссии внес и союзный Берлину сент-джеймский кабинет. Территориальные уступки, которых от Австрии требовала Пруссия на Рейхенбахском конгрессе, не вполне удовлетворяли Лондон, уже начавший подозревать, что сложный размен земель в Европе приведет не к прекращению военного конфликта, а к реальному втягиванию в него Англии. Английское же правительство стремилось оставить за собой роль посредника, волевым путем навязывавшего воюющим сторонам свои условия мира. Поэтому Лондон заявил, что не поддерживает желание Пруссии получить польские земли за счет уступки Австрией Польше части Галиции. Если же Пруссия начнет войну против Австрии, Англия не вмешается в конфликт, предоставив союзницу ее собственному военному счастью {593}.

Эти неблагоприятные для Пруссии обстоятельства позволяли России попридержать осуществление тайного проекта об отделении православных воеводств от Польши. Россия выигрывала месяц за месяцем, так и не начав действовать. Связанный по рукам и ногам войной с Турцией петербургский кабинет балансировал над пропастью, опасаясь каждого резкого движения в отношении Польши и приберегая план Потемкина на крайний случай.

Вслед за первым «подарком» бывшие союзники приготовили петербургскому кабинету еще один сюрприз. 19 августа 1790 г. Потемкин уведомил императрицу, что Вена намерена вступить с Берлином в военный союз - то есть примкнуть к «лиге» и оказаться в числе врагов России. Сторонники близких отношений с Петербургом потеряли свой политический вес, а прусские дипломаты хозяйничали при австрийском дворе едва ли не также безраздельно, как при польском. «По известиям моим из Вены, - сообщал князь, - кажется, работают венгерской и берлинской дворы о взаимном союзе. Герцберх упал в своем кредите у короля, а всю доверенность получил маркиз Лукезини».