Читать онлайн «История отравлений власть и яды от античности до наших дней». Страница 23

Король франков Хлодвиг ожесточенно боролся со своими соперниками. Ссоры не утихали среди потомков Хлотаря 1. При этом травили противников достаточно редко. Во время «процесса» королевы Двстразии Брунгильды Хлотарь 11 обвинял ее в убийстве десяти королей, и только одно из них было совершено с помощью яда. Да и в отношении этого преступления среди средневековых историков. не существовало согласия. Франкский хронист VII в. Фредегар не имел ни малейшего представления о том, что австразийский король Хильдебер 11 в 595 г. погиб якобы от яда. А вот Павел Диакон, который по времени отстоял от события дальше, сообщал, что Хильдебера убили именно ядом. Точно так же франкский автор ничего не знал об отравлении Теодориха 11 Австразийского в 613 г.; в то время как анонимная хроника VIII в. LiberHistoriaeFrancorum рассматривала такое предположение. Мы не знаем, было ли умолчание Фредегара намеренным, или он действительно ничего не знал.

Вернемся, однако, к Хильдеберу. Двадцатипятилетний правитель Австразии неожиданно умер вместе со своей супругой. Убийство имело целью уничтожить австразийскую ветвь династии и готовилось при дворе Нейстрии. У Павла Диакона написано, что молодой король «умер, побежденный силой яда>> (vi veneni extinguitur). Глагол здесь (extinguere — гаситъ) хорошо соответствует римскому словоупотреблению, что совершенно неудивительно у образованного автора, предвозвестника каролингекого Возрождения. А вот слово vis — сила (vi — ablativus от vis) заслуживает внимания, поскольку показывает, что отравление как бы полагалось на силу, разумеется, не физическую, а неуловимую смертоносную, побеждавшую жизненную силу. Тем не менее у франков обычная грубая vis в убийствах, связанных с кровной местью, применялась гораздо чаще, чем vis veneni.

В истории королевства вестготов яд встречается довольно редко, причем практически нет надежно достоверных случаев. Великий мыслитель раннего Средневековья Исидор Севильский, повествуя о смерти короля Сисибута в 620 г., перебрал классические гипотезы: болезнь, неправильное лечение, яд. Кастильекий источник XIII в. донес до нас сведения об отравлении около 680 г. «бесполезного» короля Вамбы. Этот монарх проявил умственную неспособиость к управлению, и встал вопрос о его замене. У вестготов правители были выборными. При этом как раз в них видели традиционную модель каролингекой монархии, поскольку над ними совершалея обряд помазания. Не из-за этого ли Вамбу именно отравили, ведь библейский завет запрещал поднимать руку на помазанника Божия. Хотя для отстранения вроде бы достаточно было отправить его в какой-нибудь монастырь.

Во второй половине VI в. в Италии появилось королевство лангобардов, где тоже применяли яд. В вестготском примере при помощи venenum избавлялись от безумного и потому опасного короля; речь вовсе не шла о мести за какое-либо оскорбление. У лангобардов мы встречаемся со сходной ситуацией. Яд давал возможность положить конец дурному правлению, избежав при этом сопротивления и не проливая крови. В другом случае правитель оказался жертвой коварства медиков-отравителей, причина которого неясна. В 671 г. король лангобардов Гримоальд повредил себе вену, стреляя из лука. Врачи назначили ему лечение с применением venenata madicamina, которое, по свидетельству Павла Диакона, ускорило его уход в мир иной. Вероятно, впрочем, что писатель лишь передавал слух, порожденный болезнью монарха, а также лексической амбивалентностью понятий «лекарство» и «яд». Если снадобье не вылечивало, мазь не облегчала состояния, а больной при этом имел отношение к власти — мгновенно начинали говорить, что «лекарство было ядом».

Обращение к яду зафиксировано в варварских королевствах и на других уровнях общественной жизни. В силу того, что дошедшие до нас источники составлены людьми Церкви, там описаны главным образом преступления, совершавшиеся в епископских кругах. Григорий Турекий являлся прелатом и, решив создать «церковную историю», описать гонения на Церковь и ее триумф, естественно, проявлял большое сочувствие к страданиям духовных лиц. Он рассказал, как погиб, выпив отравленный напиток, Францилион, один из его предшественников на епископской кафедре Тура. Историк никого не обвинял в смерти епископа и не объяснял, стало ли употребление яда следствием нежелания проливать кровь священника. В «Истории франков» содержится также упоминание о смерти в 575 г. епископа Ангулемского Марахара. Он съел отравленную рыбную голову, приелаиную Фронтонием, который жаждал занять его кафедру. Последний достиг своей цели, но по воле Божьей занимал это место всего лишь один год.

Еще один пример такого рода привел Григорий Великий. Выдающийся богослов и Папа Римский с 590 до 604 г. сообщил о неприятном случае, пронешедшем в 566 г. со стареющим епископом Каноссы Сабином. «Обуреваемый желанием стать епископом» архидиакон подал прелату отравленный кубок. Сабин не растерялся и, так же как в свое время святой Бенедикт, выпил кубок, осенив его крестом. Яд не нанес ему ни малейшего вреда, тогда как преступник, согласно воле Божией, на глазах у епископа скончался от яда злобы. Родившаяся здесь яркая метафора, естественно, впоследствии не раз воспроизводилась.

Итак, по всей видимости, к употреблению яда предрасполагали внутрицерковные интриги. Развитие епископий в городах усиливало напряженность и способствовало таким преступлениям. Как никакое другое оружие, яд соответствовал церковной среде, подходил клирикам, злоумышлявшим против клириков. Духовные лица испытывали ужас перед кровью и перед применением насилия, особенно по отношению к себе подобным.

Впрочем, наше заключение требует осторожности, поскольку не существует такого табу, которое бы не нарушалось. У Григория Турекого мы встречаемся с многочисленными кровавыми убийствами священников. Официальная доктрина Церкви по всем этим вопросам в ту пору, по-видимому, была еще очень далека от завершенности. Случалось, что представители духовенства оказывались замешанными даже в магии, хотя, казалось бы, перед подобным соблазном им следовало быть гораздо более стойкими, чем мирянам.

Из всего сказанного выше видно, что правители варварских королевств никак не могли похвастаться невинностью в области применения ядов. Германцы подвергались античному влиянию, но располагали и собственными традициями. На практике яды использовались умеренно, поскольку преобладали грубые средства борьбы, более соответствовавшие становлению ценности силы.

В XII в. знаменитый средневековый автор Готфрид Монмутский написал «Историю бриттов», в которой отразил древние кельтские легенды. Постыдное коварство он приписывал в первую очередь саксам, которые в V в. завоевывали островных бриттов. Некий врач-сакс вошел в доверие короля Амвросия Аврелиана и опаивал его смертельным снадобьем под видом медового напитка. Его легендарный преемник и, по некоторым версиям, брат Утер, отец знаменитого Артура, также погиб от яда, который ему дал шпион-сакс или собственный виночерпий, подкупленный врага- ми-германцами. Итак, практика отравления приходила в Британию с континента, т. е., как и полагалось, с Востока. И очень часто яд применяли женщины.

Совершенно неправильно было бы сводить германский политический мир к королям-мужчинам и их военной свите. В наши дни историки интересуются также скрывавшимися за стенами варварских крепостей женщинами. Они попадали в политические круги через замужество и привносили туда собственные амбиции. Авторы источников, которыми мы располагаем, — это исключительно мужчины, да притом еще духовные лица. Случалось, что они изображали женщин, близких к власти, в образах святых, как, например, Клотильду и Радегонду. Однако гораздо чаще жены и матери королей представлялись «бесстрашными и бесстыдными» чудовищами, вроде Брунгильды и Фредегонды, которым яд помогал утолять необузданную жажду власти. Главными отравителями варварских времен являлись именно эти женщины — по крайней мере, так обстоит дело, если смотреть через призму доступных нам источников. С ними связано больше половины примеров отравлений в сочинении Григория Турского. «Женщина, проклятая среди женщин, ловкая в измышлении коварств, — ты не останавливаешься перед убийством, отравлением, уничтожением прекраснейшего рода французских королей… Десятеро из них пали по твоей вине. Одних сразили посланные тобою убийцы, других ты убила сама или отравила ядом», — такие слова хроника XVI в. приписывала королю Хлотарю, который в 613 г. расправился с Брунгильдой. Прошло много веков, а образы знаменитых франкских королев продолжают внушать ужас.

В 2001 г. вышла в свет фундаментальная монография историка из Хайфы Ниры Паисер «Бесстрашные и бесстыдные. Какую честь оказывали женщинам во времена первых Меровингов». По данным автора, во франкских «политических сообществах» женщины — жены, дочери и матери королей — играли роль, далеко выходившую за рамки функции воспроизводства. Королевы играли на политическом поле не менее значительную роль, чем майордомы. В VI — первой половине