Читать онлайн «Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники». Страница 43

Имперская печать великого хана Гуюка

В «Кок Дебтер Бичик» вносились все повинности, которые должны были выполнять по разверстке подданные Монгольской империи. После завоевания областей с оседлым населением сюда же стали записываться и те налоги, которыми это население облагалось. Как уже отмечалось, сам Чингисхан довольно скептически относился к регулярному налогообложению, предпочитая ему прямой грабеж населения во время военных походов. Но уже ближе к концу жизни он был убежден выкладками Елюй Чуцая, который после этого приобрел большой авторитет, а при Угедэе стал фактическим главой монгольского правительства — разумеется, подотчетного великому каану. При Угедэе и Елюй Чуцае и была окончательно упорядочена налоговая система монгольской державы.

Уже говорилось о существовании в Йеке Монгол Улус специального налога в пользу бедных. Данных о том, насколько этот налог действительно использовался на нужды бедноты, у нас не имеется, но некоторые намеки на то, что он, особенно при преемниках Чингисхана, не всегда употреблялся по назначению, в наших источниках есть. Например, при Угедэе вместо прямого налогообложения часто использовалась система откупов, на которой, конечно, наживались сами откупщики — обычно из числа богатых мусульманских или уйгурских купцов. В правление Чингисхана же, в силу неразвитости денежных отношений и для поддержания сугубо военного характера державы, применялись, в основном, прямые налоги. При этом собственно налоги и повинности, например, по обеспечению армии конями или продовольствием, еще никак не разделялись и назывались общим термином — «алба». Все же можно выделить такой налог, как «шулен» — одна двухгодовалая овца от каждого стада поступала в пользу хана, для нормального функционирования ханской ставки. Аналогичные функции исполнял и питьевой натуральный налог или повинность — «ундан». По свидетельству Рубрука, эта повинность действовала еще и в середине XIII века в ставке Батыя: «Татарам надлежит приносить ко дворам своих господ кобылье молоко каждого третьего дня». И конечно, чрезвычайно разнообразными оставались повинности, обеспечивавшие военные и государственные нужды (в империи Чингисхана эти два понятия, как правило, означали одно и то же). В этой связи крайне интересно рассмотреть эволюцию одного весьма важного нововведения Чингисхана — образованной им вскоре после 1206 года дорожной службы.

Сама эта служба создавалась Чингисханом как почти исключительно военная организация — в целях быстрой передачи ханских приказов своим войскам на походе или доведения до нойонов распоряжений о сборе войска. Позднее она использовалась и для других разнообразных нужд — в частности, дипломатических. Для бесперебойной передачи ханских повелений по всей территории империи Чингисхан сформировал два специальных корпуса. Это были ханские гонцы, которые обеспечивали передачу ханских приказов и воинских донесений монгольских полководцев, и так называемый «даругачин» — корпус особых военных чиновников: они назывались «даруга» (а на Руси их чаще называли «дарога» — кстати, это слово ничего не напоминает?), которые отвечали за отдельные участки ханских дорог — в пределах ста-двухсот километров — и за бесперебойное снабжение тех же гонцов, послов и других ханских представителей конями, продовольствием и вообще всем необходимым.

Эти «даруга» в пределах назначенной им для контроля территории обладали очень большими полномочиями. Для обеспечения безопасности дорог им придавались воинские отряды; используя эту же военную силу, они могли накладывать на близлежащее население экстраординарные повинности — например, обеспечить ханское посольство свежими лошадьми и продовольствием, сверх уже собранных налогов. Фактически, в пределах подведомственной ему области «даруга» был «и царь, и бог, и воинский начальник». Широкие полномочия, подкрепленные военной силой и авторитетом самого хана, сделали корпус «даругачин» очень мощной структурой. И если вначале они отвечали только за поддержание имперских путей сообщения в рабочем состоянии, то постепенно стали использоваться и в других целях. Особенно заметным это изменение функций «даругачин» стало после серьезной реформы дорожной службы, проведенной Угедэем в 1234 году. Угедэй создал настоящую систему почтовых станций — «ямов». Каждым «ямом» заведовал смотритель — «ямчин», а само движение по империи теперь должно было производиться от яма к яму и никак иначе. «Даругачин» же в этих условиях, фактически, превратились в имперских чиновников на местах, отвечавших, главным образом, за выполнение населением имперских повинностей и сбор налогов для общедержавных нужд. Эти чиновники великого хана сегодня нам больше известны под их тюркским названием — «баскаки».

Таково, в общих чертах, было устройство Монгольской империи при Чингисхане и его ближайших преемниках. А теперь обратимся к главному элементу, обеспечившему небывалую мощь Монгольской державы — рассмотрим численность, принципы комплектования, стратегию, тактику и вооружение армии Монгольской империи.

Монгольская армия эпохи Чингисхана и его преемников — явление в мировой истории совершенно исключительное. Строго говоря, это относится не только к собственно армии: вообще вся организация военного дела в Монгольской державе поистине уникальна. Вышедшая из недр родового общества и упорядоченная гением Чингисхана, эта армия по своим боевым качествам далеко превосходила войска стран с тысячелетней историей. А многие элементы организации, стратегии, воинской дисциплины опередили свое время на столетия и лишь в XIX–XX веках вошли в практику искусства войны. Так что же представляла собой в XIII веке армия Монгольской империи?

Писать об этом и легко и сложно. Легко потому, что из всего комплекса наших знаний о державе Чингизидов львиную долю составляют сведения о ее военных достижениях. Десятки, если не сотни авторов, очевидцев монгольских завоеваний, оставили нам тысячи страниц текстов. Но тут и начинаются сложности. Во-первых, практически все эти тексты написаны противниками монголов или, во всяком случае, людьми чрезвычайно далекими от монгольского менталитета. Отсюда и необъективность, ошибки, порой намеренная ложь. Пожалуй, ни одна армия в истории не окружена таким количеством мифов, притом чаще всего мифов враждебных, как монгольская армия. И, к сожалению, эти вымыслы о монголах оказались на редкость живучими, а сто раз повторенная ложь стала восприниматься как истинная правда. Она вошла в учебники истории, по которым учились и учимся до сих пор и мы с вами. Можно привести два примера, с которыми знаком, наверное, каждый.

Дворец богдо-хана в Улан-Баторе

С легкой руки русских историков XIX века закрепилось утверждение о том, что дисциплина в монгольской армии поддерживалась невероятными по жестокости мерами: если в бою два-три человека из десятка отступили — казнят весь десяток. Таких методов устрашения не знала действительно ни одна армия (децимация в древнем Риме — лишь казнь каждого десятого труса, бежавшего с поля боя). Но… не знала их и монгольская армия. Весь этот миф основан на недоразумении, точнее — на неверном прочтении того отрывка из Плано Карпини, на который ссылались русские историки. Видимо, знание латинского языка тогда было все же не на той высоте, какую мы привыкли предполагать. Что же на самом деле пишет Плано Карпини? «Если из десяти человек бежит один, или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются; и, говоря кратко, если они не отступают сообща, то все бегущие (курсив мой — авт.) умерщвляются».{Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957. С.49.} Иными словами, Карпини прямо говорит: казни подлежали именно трусы, бежавшие с поля боя, но никак не их соратники-храбрецы. Разумеется, и эта мера была весьма жестокой, хотя бы в сравнении с той же децимацией, но она абсолютно логически и морально оправданна. Но казнь смельчаков, державших строй, да еще при явно очень тяжелой боевой обстановке — это уж ни в какие ворота не лезет! Тем не менее, легенда распространилась — и вот мы видим, что, оказывается, монголы занимались бессмысленными (а с военной точки зрения — абсурдными, находящимися за пределами здравого смысла) убийствами.

Другой миф: якобы монголы, захватывая так называемые цивилизованные страны, уничтожали все на своем пути: этакая стихийная сила, разрушающая из любви к самому процессу разрушения. Эта точка зрения базируется на тех сведениях, которые дают нам персидские и арабские авторы той эпохи. И тоже верна лишь в малой степени. Так, например, сообщается, что после взятия Мерва все его население было убито или уведено в рабство. А через год Мерв восстал против захватчиков, и снова пришли монголы, и снова всех убили. Кого? К этой же категории относятся и рассказы о сотнях тысяч и миллионах жертв монголов при захвате иранских городов. Да, монголы отнюдь не были ангелами; да, их жестокость, вероятно, превосходила нормы того времени. Но вот бессмысленной ее назвать никак нельзя. Больше того, система репрессий была тщательно продумана и направлялась она против тех, кто оказывал монгольской армии наибольшее сопротивление. Террор был одной из составляющих военной стратегии монголов, заметно облегчавшей им завоевания. Активно сопротивлявшихся уничтожали, отдавшихся на волю победителя только облагали десятиной и — живите, как жили. И такая тактика давала огромный успех: десятки и сотни городов, которые могли всерьез задержать или сильно раздробить силы монголов, сдавались без боя, что позволяло сохранить темп наступления и, заметим, сберегало жизни тысячам монгольских воинов.