Читать онлайн «История Византийской империи. Эпоха смут». Страница 58

Т. к. военная карьера Льва Исавра сделана была на Востоке и т. к. восточные войска поддерживают его в возмущении против законной власти, то, несомненно, в этом следует искать разгадки тому направлению, которое приняла политика Льва Исавра. Но здесь обращают также на себя внимание следующие факты. Все литературные указания локализуют очаг иконоборческого движения во Фригии: епископ Константин наколийский считается главой и руководителем иконоборческой партии. Оказывается, что те части Малой Азии, где зародилось иконоборческое движение VIII в., были гнездом противоцерковных движений и религиозных сект: таковы монтанисты и в особенности павликиане. Первые составляли религиозную секту во Фригии, усилившуюся в VIII в. вследствие связей с павликианством. Что касается павликиан, то участие их в иконоборческом движении хорошо доказывается, между прочим, письмом к царю Феофилу, последнему в серии иконоборцев, составленным восточными епископами, где епископ Антоний силейский, принадлежавший к партии иконоборцев, назван разделяющим павликианскую ересь [202]. Павликианство — это болгарское богомильство, характерным отличием его является крайний дуализм. Единый Бог господствует над высшим надземным миром, но мир земной есть создание другого бога, враждебного первому, по имени сатанаил. Многие положения и выводы из них, сделанные со временем в иконоборческой системе, являются общими и павликианству-богомильству. В свое время мы увидим, что первым правительственным актом вслед за утверждением православия в 843 г. было избиение павликиан. В особенности внутренняя связь богомильства и системы иконоборческой обнаруживается в Синодике в неделю православия и «Беседе» пресвитера Косьмы [203].

Переходим к эдикту против икон. К 726 г. относится известие Феофана: «В этом году начал нечестивый царь Лев дело о низвержении святых и честных икон» [204]. Что здесь разумеется именно официальный правительственный акт, видно из последующих слов того же автора: «И, узнав об этом, папа Григорий составил против Льва догматическое послание, доказывая, что не подобает царю вмешиваться в дела веры и изменять древние церковные догматы, установленные святыми отцами». Первый и самый важный результат этого правительственного акта, до нас, однако, не дошедшего, а погибшего во время жаркой начавшейся затем борьбы, как и большинство других материалов иконоборческого движения, и было это самое письмо папы Григория, представлявшее собой возражение на эдикт Льва. Понятна отсюда капитальная важность того папского письма для восстановления содержания утраченного эдикта [205]. Упомянув о прежних письменных актах, в которых Лев, как и подобает христианскому царю, оставался верным святоотеческим правилам, папа приступает к иконоборческому эдикту и продолжает в следующих выражениях: «Кто оглушил твои уши и развратил сердце, как искривленный лук, и ты устремил взоры назад? Десять лет по милости Божией ты поступал правильно и не занимался вопросом о святых иконах. Ныне же[206] говоришь, что «иконы занимают место идолов» и что «поклоняющиеся иконам суть идолослужители», и сделал распоряжение об уничтожении их и об окончательном истреблении. Ты написал, что не должно воздавать поклонения тому, что создано руками, ни всякому изображению небесному или земному, и присоединяешь: скажи мне, кто нам внушил почитать и воздавать поклонение рукотворным предметам, и я признаю, что это божественный закон».

Здесь папа сделал Льву упрек, что он напрасно не спросил об этом прежде сведущих и опытных людей, намекая этим на патриарха Германа, и потом, снова возвращаясь к тексту эдикта, дает церковное толкование 2-й заповеди. «Ты говоришь: «поклоняемся камням, стенам и доскам; мучеников называем богами»; ты написал, что «как царь иудейский Осия после 800 лет устранил из храма медного змия, так и я после 800 лет очистил церкви от идолов». Святые отцы одели и украсили Церковь, а ты обнажил ее и преследуешь, хотя ты имеешь в лице епископа Германа, нашего сослужителя, такого отца и учителя, с которым тебе следовало бы посоветоваться как с человеком старым и имеющим опыт в церковных и светских делах. Он имеет 95 лет и служил многим патриархам. Ты же к нему не обратился, а воспользовался советами преступного дурака епископа ефесского[207] и подобных ему. Да будет тебе известно, что догматы святой Церкви не царское дело, а архиерейское и что епископам приличествует решать подобные вопросы. Потому-то архиереи приставлены к церквам и стоят вдали от общественных дел, подобным образом и цари должны стоять вне церковных дел и заниматься тем, что им поручено. Ты написал, что нужно собрать Вселенский собор. Мне кажется, это излишне. Ты гонишь иконы, преследуешь и разрушаешь; остановись, подари нам молчание, и в мир возвратится покой, и прекратится соблазн. Западные короли приняли твои изображения с честью, пока еще не знали о твоем враждебном действии против икон; когда же осведомились, что ты послал спафарокандидата Иовина в Халкопратию, чтобы низвергнуть и разломать известный образ Спасителя-Антифонита, от которого совершались многие чудеса, и что хотя оказавшиеся там благочестивые жены просили спафарокандидата не делать этого, а он, приставив лестницу, поднялся вверх и трижды поразил секирой лик Спасителя, то означенные жены, не перенося вида такого беззакония, отняли лестницу и убили его на месте, и что ты отправил туда воинов и приказал убить, не могу сказать, скольких женщин в присутствии многих знатных мужей из Рима, Франции, из земли вандалов, из Мавритании, Готфии; но когда они поведали каждый в своей земле о твоих детских выходках, то бросили на землю твои изображения и исцарапали твое лицо и отвергли власть твою. Ты хочешь нас застращать и говоришь: пошлю в Рим военную силу и изображение святого Петра уничтожу и связанного возьму тамошнего епископа, подобно тому как это сделал Константин II с папой Мартином». Эту последнюю угрозу папа не оставил без внимания, ответив намеком на политический союз, который в Константинополе должны были понять весьма легко: «Римскому епископу стоит только удалиться в Кампанию на 24 стадии, а там ищи ветра», т. е. там лангобарды дадут ему защиту!

Оставляя в стороне некоторые сомнения относительно времени составления этого акта [208], мы должны остановить внимание на двух заключениях, необходимо вытекающих из этого письма и точно определяющих сущность содержания эдикта Льва Исавра. Напрасно высказывается мнение, что первоначально не имелось в виду принятие решительных мер против икон, а только будто бы преследовалась цель затруднить доступ толпе к священным изображениям, подняв их выше или сняв те, которые были предметом слишком материального почитания. Это мнение не соответствует положению дела, ибо, как видно из сохранившихся по настоящее время древних храмов с мозаичными изображениями, последние совсем не находятся так низко, чтобы быть предметом того обожания, против которого боролись иконоборцы. Кроме того, следует хорошо оценить то обстоятельство, что тот случай, которым открывается история гонения против икон, имеет совершенно особенное значение. Образ Христа-Антифонита был на большой площади, где было всегда громадное движение народа, и он находился над воротами Халки, не будучи доступен для толпы, разве только при помощи лестницы. Решение правительства начать дело с образа Спасителя, и притом находящегося на самом бойком месте в городе, обозначает не робкий шаг с его стороны, а зрело обдуманный поступок.

Нужно согласиться еще с тем, что те места из эдикта, которые мы отметили в письме папы Григория, как бы они ни были отрывочны и мало последовательны в сохранившемся изложении, категорически и бесповоротно сводят основной вопрос к разбору оснований для культа икон. Как в эдикте, так и в последующей литературе, которая выяснится в дальнейшем изложении вопроса и которая найдет себе окончательное выражение в так называемом Синодике в неделю православия, основные положения, против которых ратуют иконоборцы и которые отстаивают византийские православные богословы, сосредоточиваются на законодательстве Моисея (Исх. XX, 4) о непоклонении рукотворным изображениям и на догмате о телесном домостроительстве Бога-Слова. Отсюда следует заключить, что, выступив прямо против изображения Спасителя, Лев наносил удар не только горячему религиозному чувству всех христиан, но — что еще важней — колебал догматическую основу христианской религии, идя в этом отношении рука в руку с самыми враждебными течениями против христианства — с мусульманством и иудейством.

Прежде чем говорить о ближайших следствиях, вызванных этим актом в империи, необходимо остановиться еще на выяснении наличности бытовой обстановки, из которой может получить себе объяснение этот акт.