Читать онлайн «Хазары». Страница 24

«В то время, когда они прибыли туда, в стане [Шата] перед ним находились вельможи и нахарары. И видели мы, как они сидели там [в шатре], поджав ноги под себя, как тяжело навьюченные верблюды. Перед каждым из них стоял таз, полный мяса нечистых животных, а рядом — миски с соленой водой, куда они макали [мясо] и ели. [Перед ним стояли также] серебряные, позолоченные чаши и сосуды чеканной работы, награбленные в [городе] Тбилиси. Были у них и кубки, изготовленные из рогов, и большие, продолговатые [ковши] деревянные, которыми они хлебали свою похлебку. Теми же грязными, немытыми, с застывшим на них жиром, ковшами и сосудами они жадно набирали и вливали в раздутые, как бурдюки, ненасытные брюха свои чистое вино или молоко верблюжье и кобылье, причем одной посудой пользовались по два-три человека. Не было ни виночерпиев перед ними, ни слуг позади, даже у царевича [их не было], кроме стражи, вооруженной копьями и щитами, зорко и внимательно охраняющей его шатер тесным рядом».

Впрочем, несмотря на отсутствие хороших манер, Шат отнесся к послам с примерным дружелюбием, назвал католикоса отцом и поклялся выполнить любую его просьбу. Кроме того, он выразил готовность разграбить окружающие Алуанк страны, чтобы возместить убытки, которые нанес своим новым друзьям. А после того, как и католикос предложил Шату и Джебу-хакану свою службу, «улеглась ярость зверонравного князя и всех вельмож, и войска его, и стали они перед католикосом кротки, как овцы, как мужи богобоязненные к любимым братьям и ко всем согражданам и соседям».

Хазары предложили гостям разделить их трапезу и, «опустив их на колени по обычаю своему, поставили перед ними посуды, полные скверного мяса». Гости отказались от скоромной пищи (тем более что это было мясо «нечистых животных»), но хазары не обиделись, «не стали заставлять их, а убрали мясо и принесли немного тонкого хлеба», испеченного на жаровне{277}.

В истории с посольством к Шату Каланкатуаци рисует нам в основном лишь застольные обычаи хазар. Интересным штрихом является отсутствие на пиру слуг.

Другое, уже упоминавшееся нами, посольство, возглавляемое епископом Исраэлом, на полвека позже посетило хазарскую столицу. Поскольку Исраэл преследовал цели душеспасительные, то и Каланкатуаци, описывая его миссию, теперь уделяет внимание прежде всего религиозным обрядам хазар (которых он в этой части своего текста называет гуннами), а также тем их традициям, которые показались благочестивому епископу особо богомерзкими. Так, его возмутило, что хазары «по диким языческим нравам своим жен отцов своих брали себе, или два брата брали одну жену, или [один| брал много разных жен». Напомним, что обычай жениться на овдовевших «мачехах, невестках и тетках» был описан Бичуриным у тюрок.

Похоронные обряды жителей Варачана тоже во многом напоминают обряды тюрок: те же надрезы на лицах и скачки на лошадях. Каланкатуаци пишет:

«Трубили [в трубы] и били в барабаны над трупами, ножом или палашом делали кровоточащие надрезы на своих щеках, на руках и ногах. То было адское зрелище, когда совершенно нагие мужчины — муж за мужем и отряд за отрядом — бились мечами на ристалище у могил. Многочисленные толпы людей состязались друг с другом, а после предавались разврату и скакали на лошадях то в ту, то в другую сторону. Кто плакал и рыдал, а кто забавлялся по дьявольскому обычаю своему».

Хазары обожествляли природу. «Они приносили жертвы огню и воде, поклонялись каким-то богам дорог, и луне, и всем творениям, которые в глазах их казались удивительными». Бог молнии у них назывался Куар, и они «служили ему».

Главным божеством хазары считали «огромного и безобразного бога Тангри-хана, которого персы называют Аспандиат»{278}. Тангри был общетюркским божеством, почему Каланкатуаци отождествляет его с «персидским» Аспандиатом, не известно; божества с таким именем у персов никогда не было. Высказывалось предположение, что к персам этот бог никакого отношения не имел, но епископ Исраэл, который в иностранных языках был сильнее, чем в языческом богословии, услышал в имени незнакомого бога корень «асп» и отождествил его с пехлевийским (то есть персидским) словом «аспа» — лошадь{279}. Тем более что этому богу действительно «приносили в жертву коней на кострах». Для Аспандиата строили «капища и храмы». Но главным предметом его культа было «посвященное скверному Аспандиату дерево — дуб, с пышной кроной, которому приносили в жертву лошадей и который окропляли кровью жертвы, а голову и шкуру ее вешали на ветви…». Он считался «дарителем жизни и всех благ», «хранителем и защитой…страны».

Многие другие боги хазар тоже были связаны с деревьями. «Этот дуб был как бы главой и матерью всех остальных высоких, покрытых густой листвой деревьев, посвященных [другим] суетным богам». Деревья давали «добрые дары и умножение народа» в стране, «давали силу и победу в битвах». В ответ на приносимые деревьям жертвы «больные получали исцеление, неимущие — состояние». Силою этих деревьев жрецы вызывали и прекращали дожди и «усмиряли громогласное возмущение и сверкание молний с облаков». А тех, «кто по незнанию брал для своих нужд из опавших листьев или сучьев» священного дерева, божество наказывало, истребляя его дом и род{280}.

Благочестивый епископ Исраэл на некоторое время положил конец «злонравным верованиям» и «развратным обычаям» хазар (по крайней мере, жителей Варачана). Он был человеком дела и не стал терять время на долгие проповеди, а попросту «осенил знамением креста высокие деревья, посвященные скверному Аспандиату, после чего священники двинулись в рощу и повалили все деревья». Епископ перевез бревна в Варачан. «Пригласив к себе искусных мастеров по дереву, он приказал изготовить из круглых бревен прекрасный крест. Вырезав [из дерева] различные изображения, прикрепили их к кресту, украсили великолепными орнаментами и весь, сверху донизу покрыли лаком». Некоторых колдунов и жрецов сожгли на кострах, а тем, что остались в живых, толерантный епископ позволил публично отстоять свою точку зрения и назначил «судилище» на площади. Права язычников были соблюдены: «Обеим спорящим сторонам была дана возможность [высказаться] перед многочисленным собранием народа».

«Начал епископ. Держа в руках Божественное Писание, он заговорил словами [божественного] учения, строго браня и осуждая их. А жрецы, жалкие служители суеверные, сгорали от стыда перед Крестом Господним, который епископ все время держал в руке, [они) трепетали и впали в отчаяние. [Затем] они стали поносить себя, признавая свои грехи, [поклонились епископу] и обратились в истинную веру»{281}.

Но хазары оказались не слишком стойкими христианами. Их князь Али-Илитуер (Алп-Илутвер), после принятия новой религии исчезает со страниц исторических хроник. Можно, конечно, допустить, что сей благочестивый муж удалился от мира в душеспасительных целях. Но более вероятно другое: хазарская верхушка не захотела менять веру предков, кроме того, Али-Илитуер был подданным хазарского кагана, и тот мог не одобрить нововведений своего вассала{282}. Так или иначе, известно, что хазары оставались язычниками по крайней мере до конца VIII или начала IX века, когда правящая верхушка каганата приняла иудаизм.

О языческих, прежде всего тюркских, обычаях хазар говорят курганы «с квадратными ровиками», которые возводились в донских степях вплоть до начала IX века, и святилища, найденные археологами в хазарских крепостях: Хумаринской в горах Кавказа{283}, Маяцкой на юге Воронежской области{284}, средневековой Сугдее в Крыму{285}. Ряд исследователей считают их тюркскими, тем более что Маяцкое и Хумаринское святилища имеют квадратную планировку. Интересно, что подобное святилище квадратной формы существовало и в Дунайской Болгарии, на территории первой ее столицы — Плиски{286}, основанной потомками племени Аспаруха.

В Воронежской области был обнаружен уникальный подземный лабиринт, на котором стоит остановиться особо. Лабиринт этот «действовал» в VIII–IX веках, и ученые отмечают его тюркские корни. Это было подземное сооружение общей площадью 254 квадратных метра. Переплетающиеся коридоры шириной от полуметра до полутора метров и высотой не больше 1,3 метра, а иногда и значительно меньше вели в подземную «юрту». В ее центре когда-то, видимо, стоял каменный идол, здесь же сохранились следы человеческого жертвоприношения. В самих коридорах найдены кости жертвенных животных{287}. С.А. Плетнева предположила, что в этом лабиринте юноши проходили обряд инициации. У восточного входа будущий воин приносил в жертву овцу или коня. Потом ему приходилось в темноте, почти ползком, передвигаться по узким запутанным ходам, с трудом выбирая правильное направление и готовясь к суровым испытаниям, которые ожидали его в подземном святилище. Это было экзаменом на умение ориентироваться, на смелость и терпение{288}. И конечно же, вся эта процедура, начинавшаяся с жертвоприношения и заканчивавшаяся возле каменного идола, стоявшего на человеческих костях, была бы немыслима для представителей любой авраамической религии (то есть иудаизма, христианства или ислама).