Читать онлайн «Становление нации. Религиозно-политическая история Англии XVI — первой половины XVII в. в современной британской исторической науке». Страница 54

Запрещены были религиозные процессии и шествия, ранее традиционно совершавшиеся в случае каких-либо трудностей и бед в общественной жизни. Такие коллективные ритуалы подрывались также ростом социальных различий в приходе, разрушением системы открытых полей в результате огораживаний. Упадок корпоративных чувств в приходе проявлялся и в том, что состоятельные прихожане не хотели больше оплачивать угощения в такие дни, и платить за неимущих. Но лодианские епископы в предреволюционные десятилетия старались поддерживать традиции приходских праздников, которых сохранились в некоторых приходах до XIX в.{543}

Были также распущены религиозные братства. Ежегодные празднования тех дней, в честь которых была названа приходская церковь, были перенесены на первое воскресенье октября, а все другие храмовые праздники запрещены. Руководство церкви в начале XVII в. разрешало игры у майского шеста, питье пива в Троицу, танцы в костюмах героев легенды о Робин Гуде, а пуритане считали необходимым отменить все дни святых, майские шесты, танцы по воскресеньям, выступали против хождения волынщиков и скрипачей в свадебной процессии, против бросания на брачную пару зерна, возражали также звону колокола на похоронах и ношению траура, раздаче милостыни бедным, отвергали подарки на Новый год. Во время существования республики и протектората в Оксфорде не проводилась церемония приёма новичков в студенты. В 1644 г. Вестминстерская ассамблея даже оспаривала возведение в рыцарство, считая его суеверием. Пить за здоровье считалось языческим обычаем, и пуритане отказывались пить даже за короля, заявляя, что лучше помолиться за него. Протестанты отвергали клятвы со ссылкой на святых и на священные предметы, не отвергая формулировки «Клянусь Богом», и делая акцент на то, что человек в силу чувства ответственности и так должен выполнять обещание, если его дал, без всяких клятв. В XVI–XVII вв. современники жаловались на участившиеся клятвопреступления, но против этого не было адекватных светских санкций. В деловой среде клятва стала постепенно заменяться обещанием, которое старались соблюдать по экономическим причинам, а не из-за наказания высших сил{544}.

У радикальных протестантов появилось также предубеждение против формализованных текстов молитв, что изначально отличало анабаптистов. Стало также оспариваться и формальное священство, так что впоследствии квакеры стали обходиться без священников. Дж. Уинстенли писал о том, что за то, что кто-то называет себя профессиональным священником, такого человека надо казнить как колдуна{545}.

В то же время среди протестантов полностью не исчезло мнение, что мощи святых защищают от злых сил, сохранялась вера в святую воду, помазание, в целительную силу хлеба для причастия, в особые свойства денег, собранных во время церковной службы, и в защищающую силу Библии. Вера в чудесные излечения и избавления процветала среди английских католиков, и католическое священство продолжало поддерживать народную веру в чудеса{546}.

В протестантском мировоззрении, отмечает К. Томас, был силен провиденциализм. Согласно протестантскому пониманию мироздания, Божественное всемогущество проявлялось в ежедневных происшествиях, и мир ежедневно представлял свидетельства целенаправленного действия Бога. В целом в массовом сознании и во взглядах духовенства сохранялось мнение о связи болезни с грехом, о связи между моральным обликом человека и его преуспеянием в этом мире. В сектантской среде стали возникать также проявления рационализма — протестантская секта «Семья любви» объясняла все беды внешними причинами, а не Божественным гневом{547}.

Под влиянием труда протестантского историка Джона Фокса «Деяния и памятники английской церкви» в XVI–XVII вв. в английском историописании разрабатывалась идея об англичанах как избранном народе, подхваченная и в Новой Англии{548}. Пуритане настаивали, что если в стране не произойдет исправление нравов, последуют Божьи наказания, как уже, но их мнению, бывало в недавнем прошлом: как наказания за преследования лоллардов в XV в. преподносились поражение Англии в Столетней войне, истребительная братоубийственная война Алой и Белой роз. В пуританской среде распространилась мода на ведение дневников, происходившая из желания зафиксировать примечательные события в жизни и неудачи, выпадавшие на долю человека, для анализа отношения Бога к себе, для анализа поведения и жизни других и того, какое они получили воздаяние. У пуритан было ощущение, что Бог постоянно занимается их жизнью и судьбой, и это можно даже считать характерной чертой пуританизма{549}.

В последние годы правления Елизаветы распространилось поверье, что те, кто так или иначе приобрёл монастырские земли в результате секуляризации, вымрут за три поколения. Все это восходило также к средневековым поверьям о том, что имущество, посвященное ранее церкви, не принесёт пользы новому владельцу. Это мнение о несчастливой судьбе владельцев монастырских земель в первой половине XVII в. активно распространял Генри Спелмен в работе «История и судьба святотатства» (Spelman H. The History and Fate of Sacrilege). Автор сам испытал несчастья от владения двумя монастырскими поместьями в Норфолке. У него был продолжатель — священник Джереми Стивене, проанализировавший судьбу владельцев всех бывших монастырских поместий в Норфолке в радиусе 12 миль от имения Рауэм (Rougham), и выходило, что за 100 лет монастырская земля поменяла от трёх до шести владельцев, и не только из-за обычной продажи, но также очень часто в связи с различными несчастьями. В 1895 г. даже вышло четвертое издание книги Спелмена с дальнейшими результатами исследований его продолжателей — двух англиканских священников Дж. Нила и Дж. Хасколла, которые выявили, что из 630 семей, владельцев монастырских земель в XIX в. более 600 семей поплатились за это различными несчастьями. Работа, подобная Спелмену с теми же выводами на материале Стаффордшира была проделана сэром Саймоном Деггом в работе «Наблюдения за владельцами монастырской земли в Стаффордшире» (Observations upon the Possessors of Monastery-Lands in Staffordshire), написанной в 1669 г., но опубликованной только в 1717 г. Такие мнения были распространены среди историков-антикваров.

Подобные исторические изыскания не одобрялись знатью и джентри, хотя ранее такого же мнения о судьбах владельцев бывших монастырских земель придерживались епископы конца XVI — начала XVII в. Джон Уитгифт, Ланселот Эндрюс и ещё многие среди ведущих богословов и деятелей англиканской церкви. В первые двадцать лет после диссолюции было также казнено по обвинению в государственной измене много пэров, что тоже виделось наказанием за Реформацию. Некоторые современники объясняли несчастья владельцев бывших монастырских земель также особенностями переживаемого времени — небывалой ранее активностью в операциях с недвижимостью в постреформационный период. Тем не менее, известно, что предупреждали своих детей не покупать церковные земли многие известные государственные деятели XVI–XVII вв. — Уильям Сесиль, Томас Уэнтворт — граф Страффорд, Эдвард Гайд — граф Кларендон, генерал Джордж Монк. Потомство Генриха VIII оказалось бездетным, как думали современники, в качестве наказания за проведение в Англии Реформации{550}. Церковь также неодобрительно относилась к нахождению в светских руках прав на взимание десятины (impropriations), считая, что их до Реформации захватили монахи, а теперь они должны быть возвращены церкви. Но большинство английских протестантов, видимо, пытались подавить в себе эти рассуждения, так что у большинства англичан, как считает К. Томас, сомнения на этот счёт были преодолены{551}.

После середины XVII в. упоминание о божественном предопределении стало выходить из моды, и современники стали всё более склонными к тому, чтобы искать естественные причины событий, что стало отличать все религиозные направления этого времени. Относительно больше других о действиях провидения и наказании своих преследователей рассуждали квакеры. В результате к XVIII в., отмечает К. Томас, протестантские моралисты больше писали о мучениях неспокойной совести у грешников, чем об их наказании свыше{552}.

Несмотря на отстаивание церковью доктрины предопределения и провидения, массовое сознание в XVI–XVII веках, отмечает К. Томас, вполне воспринимало также идею о случайности происходивших событий. В XVI в., как пишет К. Томас, в Англии стало усиливаться влияние нуклеарной семьи, в ребенке стало насаждаться сильное чувство личной ответственности, и такому воспитанию соответствовала идея о том, что происходящее с человеком является результатом его личной вины. Понижение случаю, фортуне постепенно становилось уделом неуспешных представителей социальных низов{553}.