Читать онлайн «Становление нации. Религиозно-политическая история Англии XVI — первой половины XVII в. в современной британской исторической науке». Страница 49

К. Хилл считал, что выявление генеалогии религиозных сект, «как будто речь идет о личностях — пустая трата времени»: по крайней мере, в истории идей, как ему представлялось, «более важна социальная среда, чем наследственность». В качестве примера для иллюстрации этой мысли К. Хилл отмечал, что индепендентство развивалось одним путём в эмиграции в Нидерландах, другим — в революционной Англии, третьим — когда выступало в качестве правящей силы в Новой Англии, а ещё одним путем — после реставрации Стюартов в Англии, поэтому для исследования важно рассмотреть влияние той социальной среды, в которой формировались английские пуритане. В то же время К. Хилл считал нужным подчеркнуть, что пуританизм не стал бы исторической силой, если бы был лишь рефлексией по поводу экономических проблем: «та сила мужества, которая двигала действиями Принна, Лильберна и Джорджа Фокса в то время, когда они претерпевали мученические наказания, вела их к очень разным целям, ни одну из которых нельзя просто описать экономическими понятиями»{476}.

Реформация Генриха VIII, как писал К. Хилл, ослабила церковь в материальном и политическом отношениях. При диссолюции монастырей в распоряжение короны перешли земли, приносившие чистый годовой доход в размере более 136 тыс. фунтов, а также слитки золота и серебра, посуда, ценности стоимостью примерно в 1–1,5 млн. фунтов. К. Хилл приводил данные, собранные в работе А.Н. Савина{477}, и доходы монастырей у русского историка, как считал К. Хилл, возможно, даже недооценены. Значение этих цифр можно оценить на фоне того, что до 1542 г. королевские доходы от земли никогда не превышали 40 тыс. фунтов в год{478}. С потерей монастырской собственности церковь потеряла право представлять священника в приход примерно в 40% приходов, и были также потеряны возможности патронажа. Когда в палату лордов входили аббаты, духовные лица имели в верхней палате английского парламента абсолютное большинство, а в результате разрыва с Римом епископы были отрезаны от общения с другими церквами в Европе и стали более зависимы от короны. Уменьшилось уважение к церкви: народ узнал, что церковная собственность, оказывается, не является священной, традиционные церковные институты Moiyr исчезнуть, а мир при этом стоит как стоял. Протестантское богословие подрывало представление о священнике как о священной персоне и повышало самооценку прихожан. Люди задумались над тем, за что они платят священникам, не умеющим самостоятельно проповедовать или не живущим в приходе. Как считал К. Хилл, Реформация проистекала, в сущности, из политических причин{479}.

К. Хилл отмечал, что церковь из-за своей постреформационной зависимости от короны была вынуждена смириться с тем, что монархи на льготных условиях но низкой арендной ставке сдавали землю в аренду придворным, таким способом оплачивая их службу монархии. Подобным образом, бывало, поступали сами епископы и соборные капитулы и предоставляли церковную землю в аренду знати и джентри тех епархий, которыми они управляли, поскольку искали у землевладельцев поддержки в местных делах. Епископы стали взимать большие вступительные файны, которые обогащали их лично, ничего не давали преемникам епископов в данной епархии, особенно, если договор об аренде был заключён с выгодой для арендатора — епископы, бывало, фактически «продавали будущее»{480}. В целом можно утверждать, что церковные земли сдавались в аренду по заниженной цене{481}.

К. Хилл разбирал свидетельства современников о размерах дохода епископов. По их данным, в первые десятилетия XVII в. 26 епископов вместе получали годовой доход примерно в 23–26 тыс. фунтов в год, а в результате продажи земель епископов в ходе Английской революции после 1646 г. было выручено по крайней мере 676387 фунтов. Доходы с земель соборных капитулов оценивались в 4500 фунтов в год, а продали эти земли после 1649 г. примерно за 455621 фунт. К тому же эти земли предлагались к продаже по более высокой цене, но на переполненном предложениями земельном рынке были проданы по более низкой. Необходимы дальнейшие исследования этих проблем, а пока остаётся только предполагать, в какой степени собственникам удавалось добирать заниженную арендную плату за церковные земли за счет файнов{482}.

При экономических трудностях епископы продавали лес. Корона и церковь, считал К. Хилл, стали превращаться в своего рода рантье. Их землями управляли и получали доходы арендаторы, и никто теперь на церковных землях не помогал бедным, не оказывал гостеприимства, не ремонтировал дороги и мосты. Действующим лицом в сельской местности становился тот, кто непосредственно организовывал процесс производства — йомен, арендатор, фабрикант-суконщик. Революционные события XVII в., утверждал К. Хилл, привели к политическому и институциональному оформлению того, что уже стало экономическим и социальным фактом — господству этих новых общественных групп{483}.

К. Хилл считал, что ограбление церкви в Англии в результате Реформации привело к тому, что в стране не происходил заметный рост налогообложения. Но недостаточность денежного содержания священников часто отвращала способных людей от церковной службы, что стало серьёзной проблемой. Во второй половине XVII в. финансовые проблемы церкви были решены увеличением налогообложения, назначением более высокого жалованья священникам, но к этому времени изменилась расстановка политических сил не в пользу монархии, и оппозиционные прежде силы достигли своего, церковная собственность была перераспределена за счёт церковной иерархии{484}.

Падение роли и авторитета церкви ощущали современники, писавшие о грабеже церкви и о том, что у неё еще есть средства, завладеть которыми и пытаются ненасытные светские лица. Средствами грабежа были долговременные аренды, обмен землей, прямой захват церковного имущества, занятие административных должностей в церкви. От грабежа церкви наибольшие выгоды имели пэры и джентльмены. По акту 1559 г. епископам запрещалось сдавать епархиальные земли в аренду более, чем на три жизни, или 21 год, или за меньший, чем обычно, размер ренты, но это не касалось арендных договоров с короной{485}. Английский церковный историк конца XVII — начала XVIII вв. Джон Страйп называл этот акт «актом о грабеже церкви»{486}. При Елизавете, бывало, подолгу держали вакантными епархии: Оксфорд в течение 24 лет, Эли — 19, Бристоль — 14 (Бристольскую епархию также держали вакантной по совместительству (in commendam) с Глостерской епархией в течение 27 лет), поскольку доходы с епархии в то время, пока туда не был назначен епископ, шли короне. С Элийской епархии 1000 фунтов в год получал граф Оксфорд, а эмигрировавшего в Англию после 1581 г., когда Португалия перешла под власть Испании, представителя королевской династии Португалии католика дона Антонио, на которого в Лондоне имели политические виды как на возможного английского ставленника на португальский престол, в шутку прозвали «епископом Элийским», поскольку он регулярно получал большую часть доходов епархии. Епархию Эли долго держали вакантной потому, что никто не мог заплатить за то, чтобы быть туда назначенным, в итоге же согласившийся на такие условия Мартин Хелтон был принужден раздать столько епархиальной земли в аренду, что его подпись Мартин Элийский шутники расшифровывали как Martyr of Ely (элийский мученик). Большинство вновь назначенных епископов были готовы пожертвовать частью своих доходов ради того, чтобы добраться до пользования имуществом епархии, и, как считал К. Хилл, такие «экономически ориентированные епископы» также возводили в сан корыстолюбивых священников{487}.

Нелюбовь Елизаветы к женатым епископам К. Хилл тоже объяснял экономическими причинами в связи с тем, что имевшие семьи епископы старались содержать их на церковные средства. Но не все епископы, как отмечает К. Хилл, были лишь жертвами давления, и некоторые активно пользовались своим положением. Например, епископ Хьюз из епархии Сент-Асаф (1573–1600) держал но совместительству архидиаконство, 16 бенефициев, сдавал в аренду на долгие сроки епархиальные маноры своей жене, детям, сестрам, двоюродным братьям, платил скудное жалованье своим викариям, продавал права представления священника в приход, занимался вымогательством в отношении своего духовенства во время епархиальных визитаций, не уделял внимание гостеприимству и благотворительности, при этом скопив значительное состояние. Епископы брали большие файны при сдаче земли в аренду, поскольку с файнов не взимались «первые плоды» и субсидии, которыми облагалось духовенство{488}.

Современники считали, что духовенство в период Реформации было принижено намеренно, чтобы духовные лица оказались в полной зависимости от короны. Дореформационные епископы по социальному статусу фактически относились к знати. Среди епископов при Елизавете по социальному происхождению были сыновья торговцев, ткачей, портных, йоменов, мелких джентльменов. Епископы до Реформации часто были канониками, специалистами по гражданскому праву, выдвинувшимися благодаря своим способностям, или выходцами из знати, но они чувствовали себя в церкви слишком независимо{489}. К концу правления Елизаветы стало приходить понимание того, что, если прежними темпами будет продолжаться грабёж церкви, скоро в епархиях не останется средств для того, чтобы поддерживать их существование, так что при Якове I в 1604 г. был принят акт, запрещавший архиепископам и епископам отчуждать земли епархий даже в пользу короны. Как писал К. Хилл, «бережливая Елизавета была главным грабителем церкви, а расточительный и экстравагантный Яков I стал защитником церковных доходов»{490}.