Читать онлайн «Становление нации. Религиозно-политическая история Англии XVI — первой половины XVII в. в современной британской исторической науке». Страница 114

На формирование ревизионистской концепции происхождения гражданской войны в Англии повлияли идеи Дж. Эллиота, который в статье «Революция и континуитет в Европе раннего нового времени» (1969){1320} объявил анахронизмом проведение каких-либо аналогий между обществом с сословно-корпоративной структурой, связанным вертикальными узами родства и патроната, и обществом, разделенным на классы; между обществом, идеалы которого устремлены в прошлое, и обществом, в котором доминирует идея прогресса. Этот тезис, признающий революционными только те движения, которые характеризовались наличием идеологии, основанной на представлениях о прогрессивной направленности исторических изменений и появившейся лишь в эпоху Просвещения, был заимствован из политологии{1321} и впоследствии поддержан некоторыми историками, подчёркивавшими консервативный и даже реакционный характер идеологии участников восстаний XVI–XVII вв.{1322}. Массовые движения XVI–XVII вв. Дж. Эллиот свел к чисто политическим конфликтам и борьбе за власть. Революционной ему виделась политика абсолютистского государства, а реакционным — сопротивление ей различных общественных слоев в ответ на фискальные требования и религиозную политику правительства. Побудительными мотивами движений XVI–XVII вв. были, по мнению Дж. Эллиота, так называемый народный национализм и «корпоративный конституционализм» верхних слоев общества (аристократии, джентри, городской верхушки, духовенства и т. п.), который выражался в идеализированном представлении об общине или корпорации как реально существующем организме, наделенном специфическими обязательствами, правами, привилегиями. Эти силы стремились к сохранению своей идеализированной общности локального, регионального или национального масштаба, что в их деятельности перевешивало любые мотивы, включая религиозные. Эти движения протеста со стороны правящих классов взаимодействовали с движениями народных масс, вызванными религиозными, фискальными или социальными притеснениями. При таком подходе единственно адекватной историческим реалиям «доиндустриального» общества оказывается политическая революция, а революции раннего нового времени и революции конца XVIII–XIX вв. предлагалось понимать как типологически разные явления{1323}. В Европе в XVI–XVII вв., отмечает Дж. Эллиот, в социальных движениях в отношениях между верхушкой и народом различия в моделях взаимодействия обусловлены балансом между отчуждением правящих классов от центральной власти и его страхом перед угрозой социальных беспорядков. В английской же революции временный альянс оппозиции внутри правящего класса и сил народного протеста был укреплён общими религиозными узами. Эта концепция английской революции, которую Л.П. Ренина называет «неоревизионистской», обосновывалась также в статье Дж. Эллиота «Англия и Европа: общее бедствие?» (1973){1324}.

При этом, прогнозируя развитие религиозно-политической ситуации в Англии XVI в., Дж. Эллиот высказывал мнение, что, если бы Мария Тюдор прожила дольше, то в Англии XVI в. произошли бы события, подобные войне за независимость в Нидерландах во второй половине XVI в., что также предполагает X. Кенигсбергер и соответствует предположениям либерального исследователя английской Реформации А.Дж. Диккенса{1325}.

По словам ещё одного консервативного представителя социальной истории П. Ласлетта, в рассуждениях о событиях в Англии в середине XVII в. революция — это понятие, появившееся в XIX в., а применительно к событиям XVII в. понятию социальной революции нет места в анализе того, что происходило в английской политической жизни раннего нового времени. Как пишет П. Ласлетт, «такого комплекса событий, как английская революция середины XVII в., вообще не существовало»{1326}. Как представляется, это полемически заостренное утверждение является также результатом влияния номиналистской познавательной традиции в неопозитивистском обличье, приверженность которой характерна для консервативных британских историков.

Вместо существования в английском обществе накануне революции середины XVII в. острого и усиливавшегося религиозно-политического раскола, о котором писали либеральные историки, историки-ревизионисты утверждают, что в английском обществе существовало согласие в политических вопросах, сохранявшееся до времени накануне гражданской войны, и религиозное единство, которое, правда, было нарушено раньше — после того, как на престол взошел Карл I. Ревизионисты утверждают, что в английском обществе существовало широкое согласие в том, что власть королей божественна, но при этом монархи должны советоваться в делах управления с самыми влиятельными и знающими людьми в своем королевстве, которых они включают в состав своего совета, и с парламентом, роль которого рассматривалась как подчинённая, но тоже важная, поскольку парламент выделял финансовые средства монарху и давал ему советы. Раскол, конфликты в политической жизни рассматривались почти всеми англичанами как незаконные, неприятные явления, которых надо избегать. Считалось, что только монарх имеет право формировать правительство, принимать решения по делам высокой политики, а для существования «оппозиции» в современном смысле слова не было места. Политические партии и группировки воспринимались как раскольнические фракции, и все участники политического процесса, как предполагалось, должны были стремиться к достижению единства и гармонии. Депутаты парламента воспринимали себя как конструктивных критиков, а не оппонентов королевской политики. Политические конфликты, конечно, происходили, но, по утверждениям ревизионистов, они не несли в себе отражение прямого раскола между правительством и оппозицией, «двором» и «страной», поскольку и в составе правительства были те, кто активно высказывались за учёт интересов европейского протестантизма во внешней политике Англии, за то, чтобы парламент участвовал в управлении страной. Столкновения в парламенте в первые десятилетия XVII в. ревизионисты предлагают также рассматривать как побочный продукт соперничества и расколов во взаимных отношениях между членами королевского совета, придворными{1327}.

Ревизионисты также отвергают мнение вигских историков о том, что предреволюционный конфликт в Англии возник потому, что парламент, в особенности палата общин, становились все сильнее в политическом отношении. «Захват законодательной инициативы парламентом», о котором ранее писал либеральный историк У. Ноутстейн, по мнению К. Рассела, не был таким значительным, как это представлялось либералам{1328}. Созыв парламента, считает К. Рассел, был скорее экстраординарным событием в политической жизни, чем институциализированным, устоявшимся явлением. Созыв парламента зависел от интересов и даже капризов монарха, но многие парламентарии тоже не желали, чтобы парламент превратился в постоянно действующую часть системы управления страной. Многие депутаты парламента были консервативно настроенными представителями местных элит из графств, и в их действиях преобладали мотивы, связанные с местными интересами тех регионов, откуда они избирались в парламент, а общегосударственные дела для них зачастую находились на втором плане. Они не хотели того, чтобы парламент финансировал предприятия общегосударственного масштаба, связанные с законными интересами монархии, так что Карл I считал непродуктивным общение с теми парламентариями, которые не понимали государственных интересов. Это, считает К. Рассел, в конце 1620-х гг. привело английский парламент к реальной возможности исчезновения. Ревизионисты считают также, что вигские историки уделяли слишком большое внимание изучению палаты общин, в то время как, по мнению ревизионистов, действующие лица, которые обладали решающим влиянием в английском обществе первых десятилетий XVII в., остававшимся иерархическим и традиционным, группировались в палате лордов, при дворе, в королевском совете.

Ревизионисты предложили также своё понимание того, что происходило в церкви Англии в 1590–1630-х гг. Если ранее представлялось, что в это время развивалось противостояние между церковью Англии и пуританской оппозицией, то ревизионисты обратили больше внимания на то, что среди английских протестантов начала XVII в. трудно провести резкие различия во взглядах. Вплоть до времени, когда началось возвышение группировки Лода, по их мнению, большинство образованных английских протестантов были кальвинистами в богословских взглядах, сторонниками епископальной системы управления, ненавидели папство и были сторонниками того, что в церкви большое место должна занимать проповедь. Пуритане были, в сущности, теми же протестантами, только более рьяными и энергичными. В трактовке ревизионистов, только подъём арминианства, происходивший с середины 1620-х гг., вызвал резкий и решительный раскол в среде английских протестантов. Арминианство было вызовом для той кальвинистской по убеждениям уверенности в своем спасении и правоте, которой достигло большинство английских протестантов. Арминианство было агрессивно конформистским, отстаивавшим иерархию, таинства, церемониал, укрепление положения духовенства, и в этих чертах арминианства протестанты могли увидеть признаки попыток возвращения к папизму{1329}. Ревизионисты также считают случайностью то, что Карл I стал возвышать в церкви арминианскую группировку{1330}. Конформизм группировки Лода, полагают ревизионисты, был в значительной степени преемственным с той разновидностью конформизма в церкви Англии, который отстаивали еще архиепископы Уитгифт и Бэнкрофт{1331}.