Читать онлайн «Английские короли». Страница 66

Однако Библия стала единственным вопросом, по которому король и парламент смогли договориться. В целом абсолютистские замашки Якова были глубоко чужды большинству членов парламента. Борьба Генриха VIII и Елизаветы с феодалами и церковью усилила роль мелкого дворянства — джентри, которое понемногу вступало в союз с торговой буржуазией и юристами из лондонского Сити. Объединившись в стенах парламента, эти силы могли блокировать чуть ли не все решения короля. Его, как и Елизавету, особенно раздражали покушения депутатов на те вопросы, которые ранее считались исключительно монаршей прерогативой, — международные отношения, браки королевских родственников и церковную политику.

Собравшийся 19 марта парламент отклонил все предложения короля; он удовлетворил все требования пуритан и отверг окончательный союз с Шотландией, на котором настаивал король. На открытии король произнес напыщенную и как обычно путаную речь, сказав: «Я муж, а весь остров — моя жена. Я голова, а это — мое тело; я пастух, а это — мое стадо. Никто ведь не будет столь неразумен, чтобы думать, что я, христианский король, буду мужем двух жен одновременно». Однако парламентарии предпочли оставить Шотландию отдельным государством, чтобы она не сделалась бастионом консерватизма, оплотом английских противников реформ (заметим в скобках, что это все равно произошло). 7 июля король лично явился в парламент, чтобы повлиять на него, но в итоге вступил в перебранку с депутатами и в конце концов закрыл заседание. После этого меры против пуритан были ужесточены — все проповедники, отказавшиеся подчиниться официальной церкви, высылались в другие графства.

В отношении католиков какое-то время репрессии не применялись; даже указ о высылке священников король велел придержать. Только что был заключен мир с Испанией, и Яков надеялся добиться окончательного примирения двух враждующих стран и религий. Хотя в «Базиликоне» он и осуждал браки между приверженцами разных конфессий, но считал, что на государей это не распространяется и вел переговоры о женитьбе принца Генри на дочери Филиппа III Испанского. Более того — король говорил с посланцем герцога Лотарингского о возможном объединении католической и англиканской церкви на условиях, выгодных для обоих. Однако католики продолжали устраивать заговоры против него, а число священников и их паствы росло, как на дрожжах. В конце концов Яков был вынужден все же ввести в действие указ о высылке, а заодно и обложить налогом самых богатых католиков — королевская казна почти опустела. В ответ папа отверг его идею объединения церквей и потребовал личного обращения Якова, «в каковом случае ему простятся все грехи». 10 февраля 1605 года разгневанный король восстановил налог на католиков в прежнем размере.

Еще до этой суровой меры в горячих головах нескольких католиков созрел план взорвать короля, его сыновей и всех депутатов на открытии очередной сессии парламента 5 ноября. Решительнее всех высказывался один из заговорщиков, бывалый солдат Гай Фокс, заявивший: «Опасная болезнь требует сильнодействующих лекарств». Ему и доверили заложить 36 бочонков с порохом в подвал парламентского здания. Что случилось дальше, так толком и не выяснено. По утвердившейся версии, один из заговорщиков Трешэм питал дружеские чувства к члену парламента лорду Монтеглу и послал ему письмо с предупреждением. Лорд известил членов королевского совета, а те 3 ноября 1605 года отправились в подвал Вестминстера, где и поймали Гая Фокса при закладке пресловутых бочек. Заговор был организован так топорно, что многие историки считают его провокацией английских спецслужб. Действительно, момент был выбран удачно — следовало отвлечь короля от католических симпатий, используя его боязнь всяческих заговоров. Собравшийся несмотря на происки заговорщиков парламент сделал 5 ноября днем национального праздника, а соломенное чучело, которое сжигали в начале зимы со времен друидов, получило отныне имя «Гай». Что касается самих заговорщиков, то их всех обезглавили 1 февраля 1606 года. Волна репрессий прокатилась по всей стране; в Вустершире был казнен даже случайно схваченный иезуитский резидент Гарнем.

Чуть позже парламент одобрил новый, еще более тяжелый налог на католиков. На той же сессии непонятно откуда взялся слух об убийстве короля; когда обнаружилось, что он жив, депутаты на радостях выделили ему крупную сумму денег. Семилетний период после Порохового заговора был лучшим временем для Якова, когда напуганные король и парламент старались действовать в согласии и идти друг другу навстречу. В 1606 году парламентарии без обычных возражений выдали королю еще одну субсидию, но она была растрачена так же быстро и бездарно. Деньги шли на придворные развлечения и раздутый чиновничий аппарат, а чаще просто разворовывались королевскими любимцами. Открыто воровали почти все, в том числе казначей лорд Дорсет; в 1608 году он умер прямо на заседании совета, рассказывая веселый анекдот.

В народе популярность Якова все больше снижалась. Он не проявлял ни храбрости, ни щедрости, ни великодушия — качеств, которых всегда ожидают от королей, — а ученость и миролюбие были не теми качествами, которые могли впечатлить простых англичан. Вдобавок он привез с собой множество нищих шотландцев с их грубостью, жадностью и склонностью к пьянству. Обычно скупой Яков пытался купить расположение подданных подарками. Он быстро полюбил пышные развлечения, балы и фейерверки, которых был лишен в детстве. Ему нравились пышные наряды и драгоценности, и придворные старались не отставать от своего монарха. Огромные деньги тратились на маскарады и театральные представления, декорации для которых делались лучшими архитекторами, включая знаменитого Иниго Джонса. Роскошь становилась все более вульгарной, а веселье перерастало в пьяные оргии. В 1606 году, когда при дворе принимали шурина Якова, датского короля Кристиана, фрейлины, игравшие в спектакле, были так пьяны, что падали со сцены. Король и сам любил выпить, хотя по уверению его личного врача ум у него был таким ясным, что не поддавался воздействию алкоголя. Он по-прежнему с неохотой занимался государственными делами, предпочитая охотиться или беседовать с учеными мужами о тонкостях богословия. Яков куда меньше предыдущих монархов появлялся на публике, а после Порохового заговора и вовсе предпочитал не выходить из дворца.

Перебравшись в Англию, король продолжал бороться с независимостью шотландской церкви. Назначенные им епископы так и не смогли занять свои кафедры, но теперь он намеревался восстановить епископскую систему во всей полноте. Для этого необходимо было лишить духовенство его организующих центров, и король своим указом упразднил ассамблеи. Против этого 2 июля 1605 года выступили девятнадцать проповедников, объявивших себя в Абердине законной ассамблеей. Власти запретили их собрание, и в следующем году шесть проповедников были приговорены к вечному изгнанию. Эти меры на время усмирили оппозицию, и в 1606 году Яков лично собрал в Линлитгоу лидеров церкви. Он предложил им избрать в каждой области постоянного «модератора», то есть главу церковной организации. Фактически это было восстановлением епископства, хотя никаких формальных реформ наученный горьким опытом король проводить не стал. Во всяком случае, до конца его царствования крупных волнений среди шотландского духовенства больше не было. Успокоились и лорды: с одной стороны, они уже не могли физически воздействовать на уехавшего в Англию монарха, с другой же — Яков покупал их верность щедрыми раздачами титулов и английских поместий.

Он не раз пытался создать политический союз двух своих королевств. Эта идея постоянно блокировалась английским парламентом, но несколько мер король смог воплотить в жизнь. Они касались свободной торговли между двумя странами и натурализации англичан в Шотландии и шотландцев в Англии. В 1608 году парламент принял решение, по которому шотландцы, родившиеся после союза 1603 года, приобретали права граждан Англии. Но и до этого решения молодые и предприимчивые шотландские дворяне делали быструю карьеру при английском дворе. Так было с фаворитом Якова Робертом Карром, который в 1609 году получил поместье Шерборн, отобранное у Уолтера Рэли.

Для поддержания авторитета и осуществления своих политических планов Якову требовались деньги, но королевская казна, обескровленная войнами Елизаветы и плохим управлением, находилась в плачевном состоянии. На четвертой сессии парламента в 1610 году Сесил, который стал теперь графом Солсбери и государственным казначеем, предложил пополнить ее путем так называемого «великого контракта». По нему король отказывался от своих «феодальных» поступлений (главным образом доходов с оставшихся без владельцев вотчин) в обмен на выплату ему 200 тысяч фунтов в год. Однако парламент обусловил свое согласие на эту сделку уступчивостью короля в ином деле. В 1606 году казначейство постановило, что король вправе взимать таможенные пошлины без согласия парламента, и вскоре эти пошлины уже давали королю 70 тысяч фунтов в год. Парламент не желал мириться с таким ущемлением своей власти и потребовал от Якова отказа от взимания пошлин. Тот согласился, но парламент не принял «великий контракт», а отложил его рассмотрение на полгода. На этот раз Яков не устраивал скандала, а просто распустил парламент 9 февраля 1611 года.