Читать онлайн «Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования». Страница 38

Самарканд в конечном счете остался за Россией – хан смирился с утратой священного города, контролирующего к тому же подачу воды в пределы эмирата. Кауфман был награжден орденом Святого Георгия 3-й степени, и в Николаевском инженерном училище, выпускником которого он был, по повелению Императора установили мраморную доску с золотом выполненной надписью «Самарканд, 1868» и его именем.

Взятие Самарканда отразилось в солдатском фольклоре; К.П. Кауфман стал его героем. Туркестанские роты и сотни теперь на марше и на привале распевали совсем новые песни:

То была своего рода песенная история самаркандского похода, которая излагалась эпизод за эпизодом. Были и оценочные куплеты:

Обычного для фольклора преувеличения в этой оценке не было: готовность к паническому бегству с поля боя была неоднократно продемонстрирована бухарским воинством, что, надо полагать, глубоко оскорбило патриотические чувства мирных бухарцев, которые еще несколько лет назад весьма оптимистично оценивали боеспособность своей армии. «Я слышал, – пишет А. Вамбери в своей книге «Путешествие по Средней Азии..», – как погонщики и поселяне, стоя перед чайными лавками, толковали о политике. Бедные люди приходили в восторг, говоря о геройских подвигах своего эмира. Они рассказывали, что он проник из Коканда в Китай и, покорив все под свой скипетр на востоке, хочет также завоевать Иран, Афганистан, Индию и Френгистан (то есть Францию. – Е. Г.), все страны до самого Рима; таким образом, мир поделился между султаном (турецким. – Е. Г.) и эмиром»[201].

Таковы были амбиции – и не только у бедных поселян в 1863 г., когда в тех краях под чужой личиной скитался венгерский востоковед. Поражение Бухары в войне с русскими разрушило наивную веру подданных эмира в его могущество и усилило сепаратистские поползновения вероломных вассалов, взявших сторону мятежного эмирского сына Абдулмалика. В какой-то момент положение владетеля «благородной Бухары», потрясаемой бунтами, стало катастрофическим; и тогда на помощь пришли вчерашние враги. По приказу Кауфмана в дело вмешался начальник Зеравшанского округа генерал Абрамов, который очень быстро «разобрался» с Абдулмаликом и его союзниками – шахрисабзскими беками: разбил их при городе Карши и вернул Каршинский оазис под власть эмира.

С этого времени эмир стал реально зависеть от российских властей, но свою зависимость он осознал не сразу – пытался, как прежде самостоятельно, без ведома туркестанского генерал-губернатора, сноситься с Петербургом, иностранными государствами, интриговал, заключал международные соглашения. Представители генерал-губернатора постоянно растолковывали ему его новый статус. В августе 1870 г. тот же Абрамов по просьбе эмира совершил экспедицию против шахрисабзских беков, штурмом взял их укрепления Шаар и Китаб и предложил эмиру прислать своих чиновников для передачи им управления Шахрисабзским оазисом. После такого подарка от ярым-падшо эмир наконец примирился со своим новым вассальным положением. Как и предполагал Кауфман, богатый подарок сгладил в душе Музаффара горечь утраты Самарканда, который он до того продолжал в течение двух лет требовать назад, и окончательно приучил к мысли, что сохранить свои трон и владения он может только при поддержке России.

Присоединение к Российской империи новых земель и установление договорных отношений с Бухарским и Кокандским ханствами были встречены с энтузиазмом в российском обществе. Откликаясь на события в Средней Азии в 1864–1868 гг., «Русский вестник» писал, что они «возбуждают все больший и больший интерес», что перспективы развития отечественной промышленности и торговли определяются тем, «в какой мере мы сумеем приурочить к себе обширные и многолюдные рынки, непосредственно прилегающие ко вновь завоеванным землям»[202].

Также одобрительно о земельных приобретениях в Азии отозвался влиятельный либеральный журнал «Вестник Европы»: «Нам предоставляется новое обширное поле для деятельности. громадный рынок для сбыта изделий Восточной России, несмотря на английскую конкуренцию»[203]. Журнал сетовал на недостаточную поддержку правительством русской торговли, которая «должна прокладывать себе путь сама», тогда как торговля британская пользуется широким содействием своего правительства. «Вестник» призывал активно заниматься разработкой местных минеральных ресурсов, развитием промышленности и путей сообщения, не увлекаться одними административными мероприятиями, но придать русской политике в этом регионе «характер экономический, промышленный, торговый»[204].

В сущности, это и были главные цели туркестанского генерал-губернатора. Через три года после, как тогда говорили, замирения Бухары Константин Петрович мог констатировать: «В настоящее время русские товары на бухарских рынках преобладают и смело могут конкурировать с немногими английскими произведениями, встречающимися на рынках Бухары»[205]. Свое заключение он сделал на основании доклада специального агента Министерства финансов Н.Ф. Петровского, посланного в Бухару весной 1872 г. для изучения местного рынка. Уже в июле Петровский сообщал генерал-губернатору весьма любопытные сведения: «В настоящее время можно с уверенностью сказать, что торговля русским товаром имеет здесь первостепенное место и тяготение Бухары к Макарию (то есть к Нижегородской ярмарке. – Е. Г.) чувствуется на каждом шагу. Русскими хлопчатобумажными произведениями (кроме кисеи, но с прибавлением тика, которого из Афганистана не привозят) Бухара завалена буквально сверху донизу. На мой взгляд, русского бумажного товара по крайней мере раз в шесть более английского. Я видел на базаре этикетки фабрик Соколова,

Богомазова, Сучкова, Истомина, Муравьева, Корнилова, Шереметьева, Мануилова, Сидорова, Морозова, Урусова, Баранова, Зубкова, Борисова, Миндовского, Фокина и Зизина. Затем идут сукно фабрик Осипова, Ремезова и Туляева, плис, парча и бархат, кожи кунгурская и уфимская, юфть, пряжа (ярославская и Лодера), прутовое, полосатое и листовое железо, чугунные котлы, медь, латунь, олово, свинец, меха, медные и железные изделия, фаянсовая посуда, сахар, леденец (преимущественно Кокина), сахарный песок, квасцы (идут больше Ушковские), купорос (синий), нашатырь, сандал (идет тертый), фуксин (первый сорт; второй и третий не идут), стеариновые свечи, писчая бумага, ртуть, мишура, бисер, краски, сундуки и всякая мелочь»[206].

Впечатляющий перечень! Такой обширный ассортимент могла предложить Бухаре начавшая бурно развиваться после 1861 г. молодая русская промышленность. А каково было везти товары по бездорожью за тысячи верст? Можно представить, каких трудов стоила доставка в Бухару чугунных котлов, металлов, фаянсовой посуды… Но везли и довозили! Был интерес, большой частный интерес.

К.П. Кауфман мог гордиться достигнутым – высокомерная Бухара все осознала и смирилась. В 1873 г. российско-бухарский договор был пересмотрен: детализирован и расширен. Были включены пункты о свободном доступе российских купцов и их караванов в любую часть Бухарского ханства; об ответственности местных властей за их безопасность и за соблюдение условий торговых сделок; о беспошлинности транзита русских товаров; о взаимном праве владения недвижимостью (бухарцам – в России, российским подданным – в Бухаре); об обмене между Российской империей и Бухарским ханством торговыми и политическими представителями. Особым пунктом в Бухарском ханстве запрещалась работорговля, что, однако, не привело мгновенно к уничтожению этого экзотического промысла, но давало право российской стороне настаивать на его ликвидации.

С полным основанием Кауфман мог заявить: дальнейшее развитие торга зависит от «самих купцов, правительство свое дело сделало»[207].

На очереди была Хива. Небольшое ханство с населением, насчитывавшим 300–400 тысяч душ, удобно расположилось в плодороднейшем Хорезмийском оазисе. Это государственное образование занимало важное стратегическое положение, контролируя низовья судоходной Амударьи. Через Хиву путь лежал в Афганистан и Индию; ее нельзя было обойти, так как это был оазис в центре безводных пустынь. Природой изолированное маленькое государство, правители и жители которого имели самые смутные, причудливые представления об окружающем мире и своем месте в нем, с давних пор занимало заметное место в политико-экономических комбинациях российских властей.