Читать онлайн «История Швейцарии». Страница 25

12. Отважиться на большую демократию (1848–1919)

Победители немедленно воспользовались своим успехом для переустройства союза. Во время обсуждений новой конституции сохранились, однако, старые линии размежевания между мировоззренческими и политическими группировками. Консерваторы надеялись спасти как возможно больше федерализма и тем самым в сущности сохранить суверенитет кантонов; радикалы делали ставку на принцип непосредственного суверенитета народа в едином государстве с однопалатным парламентом. Так сформировался либеральный центр. Разработка новой конституции началась 17 февраля 1848 г. — за пять дней до того, как события в Париже возвестили о начале года европейских революций. Компромисс, найденный в результате обсуждений, обнаруживал самостоятельные решения, несмотря на все наличные образцы в США и Европе. Орган законодательной власти состоял из двух палат. Национальный совет формировался на основе всеобщего избирательного права для мужчин; при этом один депутат приходился на 20 тысяч граждан. Напротив, в Совете кантонов история оставалась живой. Здесь каждый кантон (или, соответственно, полукантон) был представлен двумя депутатами, независимо от своей величины и численности населения. Федеральное собрание, состоявшее из депутатов обеих палат, избирало Федеральный совет в количестве семи человек, действовавший как коллегиальный орган, но de facto разделенный на отдельные ведомства, между которыми осуществлялась ротация. Члены Федерального совета должны были по истечении срока своих полномочий в три (позже четыре) года идти на переизбрание, в котором им редко отказывали. Кроме того, Федеральное собрание назначало на один год федерального президента, который как Primus inter pares[39] председательствовал в коллегии и представлял Швейцарию в мире. До 1920 г. федеральный президент был преимущественно главой политического департамента, то есть министром иностранных дел.

Уникальным в рамках евроатлантического конституционного развития было (и остается) положение Федерального совета по отношению к парламенту. Избрание его членов, конечно, в той мере зависело от соотношения сил между партиями, в какой оно отражалось в Федеральном собрании. Но результаты выборов в Национальный совет отнюдь не оказывали неизбежного непосредственного воздействия на состав высшего органа исполнительной власти. Этот состав подбирался скорее в соответствии с особым принципом голосования за партии и личности одновременно. В нем вырисовывалось усилие, имевшее целью в зародыше пресечь возможность исключительного положения отдельных руководящих лиц, которое могло бы возникнуть в случае их вовлечения в коллегию. Вместе с тем несомненным было стремление придать высшему национальному правительственному органу как можно большую неуязвимость от партийной суматохи. И это тоже исторический рефлекс, а с учетом опыта Гельветической республики — прямо-таки урок истории.

Федеральная конституция была до сентября 1848 г. принята 15 с половиной из 22 кантонов и вслед за тем по решению тагзатцунга вступила в силу. По сравнению с принципами 1815 г. и более древними швейцарскими традициями, предполагавшими единогласие, это означало революционный разрыв с действующим правом. Однако сопротивления этому Fait accompli[40] не последовало. Положение либеральных и радикальных победителей было слишком гегемонистским. К тому же конституция оказалась способной к развитию. Так, статья 111 предусматривала пересмотры основного закона, а статья 113 даже инициативу по пересмотру. Право на полный пересмотр было дополнено в 1891 г. правом законодательной инициативы на частичный пересмотр. Это стало приемлемым не в последнюю очередь благодаря хорошо дозированной неопределенности. Так, в статье 1 кантоны характеризовались как суверенные, в статье 3, напротив, только в той мере как суверенные, в какой этот суверенитет не ограничивался федеральной конституцией. Эти сивилловы или соломоновы формулировки оставляли открытыми свободные пространства для трактовок. Впоследствии упомянутые пространства были заполнены преимущественно в пользу союза. В 1848 г. он был наделен скромными полномочиями. Его компетенция охватывала поначалу внешнюю и внутреннюю безопасность и тем самым внешнюю и военную политику, а также таможенные и монетные дела и почту.

Действовавшее избирательное право, основанное на мажоритарной системе, в течение 70 лет давало свободомыслящей партийной группировке либералов и радикалов уверенное большинство в обеих законодательных палатах. Однако на кантональном уровне спектр правящих сил отличался куда большей неоднородностью уже в последующее десятилетие. Так, во Фрибуре и Валлисе господствовавшее радикальное меньшинство демократическим путем сменилось консервативными правительствами. Даже если в 1855 г. в Тессине еще имел место путч либералов против их радикальных и консервативных противников, то в долговременной перспективе все свидетельствовало об ориентации на компромисс. Предпосылка этого заключалась, с одной стороны, в том, что в отдельных кантонах, например в Берне и Люцерне, представители политического меньшинства были кооптированы в правительства. С другой стороны, обострявшееся в 1860-е гг. противоречие между либералами и радикалами нового типа в долгосрочной перспективе способствовало преодолению традиционных антагонизмов. Именно последние были двигателем пересмотра конституции, который в 1874 г. укрепил национально-государственную сплоченность и форсировал демократизацию. Так союз, упрочившийся в финансовом отношении, получил дополнительные военные полномочия, а также расширенные компетенции в сфере юстиции (постоянный федеральный суд с местопребыванием в Лозанне) и в школьной политике. Но самые большие последствия имело внутреннее преобразование, состоявшее во введении факультативного референдума по федеральным законам и обязательным для всех союзным постановлениям. 30 тысяч голосов полноправных граждан или восемь кантонов могли в будущем добиваться проведения народных опросов по этому поводу. Таким способом политический руководящий слой был сильнее, чем в какой-либо другой европейской стране, подчинен контролю с помощью плебисцитов. Демократизация 1874 г. способствовала интеграции католической части населения благодаря тому, что теперь консервативные референдумы могли блокировать законопроекты свободомыслящего большинства. (За 70 лет до этого стремление к интеграции выразилось в избрании в Федеральный совет представителя консервативно-католического меньшинства, жителя Люцерна Йозефа Цемпа.)

Но до этого лежал еще далекий и тернистый путь. Ведь и в статьях, касавшихся церкви, пересмотр конституции не ставил под сомнение их радикализм. Так, было ужесточено ограничительное законодательство против иезуитов и монастырей; создание новых епископств зависело теперь от одобрения со стороны союза. Эти положения отражали атмосферу культуркампфа, разогретую, как и в Германии, заявлением Первого Ватиканского собора 1870 г. о непогрешимости [Папы Римского], но четко продолжавшую линию традиции, начатую конфликтами 1840-х гг., а в конечном счете столкновениями 1798–1799 гг. Швейцарский культуркампф достиг своей кульминации в 1873 г. с высылкой апостолического викария Женевы Гаспара Мермийо, отстранением от должностей епископа Базельского и симпатизировавших ему священников. Но после этого антикатолический образ врага неудержимо утрачивал свою интегрирующую силу.

Такому течению событий решающим образом способствовало экономическое и социальное развитие. Индустриализация, далеко продвинувшаяся уже около 1800 г., ускорилась после 1848 г., чему содействовала экономическая политика молодого союзного государства. Благодаря созданию единого внутреннего рынка и либерализации, его законодательство благоприятствовало развитию больших акционерных компаний и появлению таких крупных капиталистов, как Альфред Эшер из Цюриха. Этот финансовый магнат обрел важнейшее поле своей деятельности в приватизированном с 1852 г. железнодорожном строительстве. Законченная в 1882 г. при значительном участии иностранного капитала железнодорожная линия через перевал Сен-Готард являла миру изумительный пример самого современного инженерного искусства. Но с внутриполитической точки зрения железные дороги были щекотливым вопросом. Так, вероятно, наиболее влиятельный в швейцарской истории член Федерального совета, свободомыслящий Эмиль Вельти, в 1891 г. ушел в отставку после референдума против национализации, которая семью годами позже была тем не менее проведена. В 1856 и 1860 гг. дело дошло до внешнеполитических кризисов в отношениях с Пруссией и Францией из-за Невшателя и, соответственно, старых швейцарских притязаний на Савойю.

Как и везде в индустриализованной Европе, в Швейцарии тоже создавались рабочие организации нового типа, в программном отношении сменявшие прежние объединения, например, основанный в 1838 г. национал-реформистский «Грютли союз». Так, в 1880 г. было основано Всеобщее объединение профсоюзов, а восемью годами позже Социал-демократическая партия Швейцарии. Хотя новая партия и выступала с целевыми установками марксистского характера, проникнутыми духом классовой борьбы, в сравнении с другими европейскими социал-демократическими партиями она обрела скорее умеренный облик и стала в результате этого привлекательной и для левобуржуазных кругов. В целом умеренную ориентацию партии следует рассматривать с учетом особых швейцарских условий. Рабочие организации сталкивались здесь не с силовым государством (по меньшей мере на определенных фазах очень репрессивным), как в Пруссии, а с политической системой, чей демократический, уважающий волю народа (мужчин) характер в конечном счете не подлежал сомнению.