Читать онлайн «Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.». Страница 34

В октябре 1937 г. около лодки разорвалась бомба крупного калибра, которая нанесла ей серьезные повреждения, и ее по решению командования флота пришлось затопить. Команду с большими трудностями отправили из Хихона на торговом корабле, Н.П. Египко с другим советским моряком-добровольцем А.В. Крученых на французском спортивном самолете вылетели во Францию. Вот тогда-то Николай Павлович и был вызван из Парижа вновь в Барселону к командованию и получил ответственное задание приступить к доукомплектованию экипажей подводных лодок «С-2» и «С-4», находившихся на ремонте во Франции, первая – в Сен-Назаре, а вторая – в Бордо.

Время шло быстро. Наконец настал день, когда я встретился со своим будущим командиром – капитан лейтенантом И.А. Бурмистровым, о котором я уже так много слышал. Иван Алексеевич встретил меня как старого знакомого, чем сразу расположил к себе. Я честно признался ему, что сильно обеспокоен, что я не моряк, назначен к нему на подводную лодку. Он усмехнулся и ободряюще сказал: «Значит, со мной получите боевое крещение!»

И.А. Бурмистров был совершенно не похож на Николая Павловича. Типичное русское лицо, светлые волосы, плотный, среднего роста, очень подвижный, с ласковыми и добрыми глазами.

Иван Алексеевич начал свою трудовую деятельность в Ставрополе накануне Великой Октябрьской социалистической революции 14-летним юношей на кожевенном заводе, успев испытать на себе тяжести подневольного труда. В 1920 г. вступил в комсомол, был организатором первой комсомольской ячейки у себя на заводе. В 1920–1922 гг. в составе частей особого назначения (ЧОН) участвовал в борьбе с белогвардейскими бандами на Северном Кавказе. В 1923 г. в числе других юношей по путевке комсомола был направлен для несения службы на корабли Военно-морского флота. Молодой моряк оказался на Краснознаменном Балтийском флоте. Затем был переведен на Черное море. Стал кочегаром на крейсере «Коминтерн». Окончил школу машинистов на Черноморском флоте. Учитывая успехи в учебе, был оставлен в школе инструктором, а затем выдвинут командиром роты. В 1931 г. в Ленинграде окончил Военно-морское училище им. М.В. Фрунзе и вновь был направлен в Севастополь, где его назначили старпомом командира подводной лодки, а после окончания курсов усовершенствования – командиром. В 1923 г. вступил в ряды Коммунистической партии.

Из разговоров с Иваном Алексеевичем я понял, что для него незабываемыми были служба на флоте и учеба в Ленинграде в военно-морском училище. Он очень полюбил наш город. Меня удивляло, насколько мой командир хорошо знаком с городом, его музеями, достопримечательностями, улицами, площадями и окрестностями. Это, естественно, с первых же дней сблизило нас еще в большей степени.

Первый раз И.А. Бурмистров приехал добровольцем в Испанию в ноябре 1936 г. Он был первым советским подводником в Испании. Главный военно-морской советник Н.Г. Кузнецов поручил ему выяснить причины неудачных действий подводных лодок республиканского флота. В то время в Картахене находилось только две подводные лодки. С их изучения начал свою службу на республиканском флоте Иван Алексеевич. Чрезвычайно требовательный и, как некоторые хорошо знавшие его считали, даже при необходимости придирчивый, он был поражен плохим техническим состоянием лодок, слабой дисциплиной, отсутствием у моряков достаточной боевой подготовки.

Иван Алексеевич делал все возможное не только для тщательного изучения самих подводных лодок, их состояния, но и для выявления недостатков в технической и боевой подготовке моряков. Он стремился к достижению значительного подъема их боеспособности. О результатах своей работы он регулярно докладывал главному военно-морскому советнику Н.Г. Кузнецову.

Вскоре Николай Герасимович, ознакомившись с докладами Ивана Алексеевича, посоветовавшись с ним, договорился с командующим республиканским флотом о назначении И.А. Бурмистрова командиром подводной лодки «С-1». Это было первым назначением советского добровольца – военного моряка, командиром корабля. До этого они являлись только советниками при испанских офицерах, командирах кораблей и офицерах штабов флота и базы. Правда, позднее, к моменту моего прибытия в Картахену, наши моряки частично командовали и торпедными катерами.

Положение советских военных в Испании было очень ответственным и тяжелым. В особенности это касалось советников на флоте. По существу, они не имели никаких прав, но в то же время в определенной степени отвечали за состояние и действия кораблей, флота в целом, а также и военно-морской базы. Для успешной работы им было необходимо не только тщательно изучить часто менявшуюся обстановку, а для этого хорошо разбираться в морских картах, но и в достаточной степени освоить особенности конструкций кораблей, их боевого вооружения.

Всем советникам, а особенно тем, которые были направлены на республиканский флот, для успешной работы следовало хорошо узнать испанцев, с которыми в дальнейшем надлежало нести службу. Только благодаря своим профессиональным знаниям, умением держаться советник мог завоевать себе авторитет, должное почтение и дружелюбие.

Все это очень хорошо понимали, и ставший после отъезда на Родину Н.Г. Кузнецова главным военно-морским советником В.А. Алафузов постоянно чувствовал, какой огромный авторитет и нескрываемое уважение сумел завоевать Николас (так испанцы называли Николая Герасимовича), а поэтому испанские моряки и наши советники жалели, что он был отозван в Москву слишком рано.

Командирам-подводникам приходилось еще сложнее, чем советникам на кораблях. Каждый из них был один, в лучшем случае вдвоем с переводчиком на корабле. Его окружал испанский экипаж, а в преданности республике всех его членов, офицеров и матросов, старшин он не мог быть уверенным. Надо было в достаточной степени освоить сложную иностранную технику, во многом отличающуюся от отечественной. Недостаточное знание испанского языка затрудняло непосредственное общение с экипажем, а как следствие – возможность установить надлежащий личный контакт с офицерами и матросами. Кроме того, на подводной лодке, где от молниеносного исполнения получаемой команды зависит не только успех операции, но и сохранение самой подлодки и жизни экипажа, командовать с помощью переводчика было почти невозможно. Наши советские командиры-подводники должны были иметь минимальный запас испанских слов, достаточный для того, чтобы суметь отдать необходимую срочную команду.

Какова же роль в этих условиях принадлежала адъютант-переводчикам?

Из рассказов Николая Павловича Египко и Вальдеса, а после прибытия в Картахену и Ивана Алексеевича Бурмистрова мне становилось все более понятным, что круг обязанностей адъютант-переводчика на подводной лодке был очень широк. Прежде всего, не должен был забывать, что он не просто переводчик, а офицер республиканского флота. В его обязанности входил перевод морякам подчас очень сложных объяснений командира во время занятий по подготовке и разбору отдельных операций и боевых выходов. Он должен был помогать командиру во всех его начинаниях, направленных на укрепление дисциплины среди экипажа, наведение должного технического порядка на лодке. В дальнейшем моя работа с И.А. Бурмистровым шла по всем этим направлениям, а в период подготовки перехода подлодки «С-4» и во время его осуществления мои обязанности еще больше расширились. Приходилось иногда непосредственно замещать командира на отдельных боевых постах.

Испанские моряки, знавшие Ивана Алексеевича по совместной службе на подлодках «С-1» и «С-6» во время его первого пребывания в Испании, рассказывали, что были всегда поражены неутомимостью, даже какой-то особой одержимостью своего командира, пытавшегося навести должный порядок на лодках. Он был для них загадкой, совершенно непохожим на тех офицеров флота, которых они знали до этого. Сосредоточенное внимание моряка-подводника отмечало малейшее упущение, самый незаметный дефект.

– Русский командир доставлял много «неприятностей» не только матросам и старшинам, но и офицерам. Он поспевал повсюду, показывал, требовал, делал сам, не боясь ни грязи, ни тяжестей, учил и терпеливо пояснял. Из-за незнания испанского языка, проявляя нетерпеливость при работе с переводчиком, используя небольшой запас известных ему слов, в основном пояснения он делал жестами, мимикой, показывая непосредственно на детали, о которых шла речь. Нет, он совсем не был похож на наших испанских офицеров, – говорили мне испанские моряки, которые служили ранее под командованием И.А. Бурмистрова.

Эта оценка касалась не только Ивана Алексеевича, но и всех наших добровольцев-моряков. Помню, как-то я рассказал о нашем разговоре с испанцами Николаю Алексеевичу Питерскому. Он, смеясь, привел мне следующий факт: многие советские советники весьма тщательно осматривали материальную часть кораблей и требовали содержать ее в полном порядке. Это крайне удивляло многих испанских офицеров и моряков вообще. Однажды командующий флотом, внимательно следя за действиями Николая Ильина, озабоченного состоянием торпед, задал мне вопрос: «Неужели это ваш офицер? Он лазает под торпедными аппаратами и сам тщательно осматривает все приборы, проверяет исправность самой торпеды!» – продолжил свою мысль Н.П. Питерский. Да, Николай Ильин, наш ленинградец, моряк с Балтики, мог служить примером грамотности и трудолюбия. Однако среди наших моряков-добровольцев он не был исключением. О каждом можно было сказать то же самое.