Читать онлайн «Влияние морской силы на историю 1660-1783». Страница 7

Если бы Средиземное море было ровной пустыней, на окраинах которой римляне обладали бы сильными горными цепями Корсики и Сардинии, укрепленными постами Таррагоны, Лилибеума и Мессины, итальянскою береговой линией близ Генуи и союзными крепостями в Марселе и других пунктах; если бы при этом римляне располагали также вооруженной силой, способной пересекать эту пустыню по желанию, а их противник, будучи значительно слабее их в отношении такой силы, вынужден был именно поэтому на большой обходный путь для сосредоточения своих войск, то весь смысл такого военного положения был бы сразу понят, и не было бы слов, достаточно веских для выражения значения и влияния упомянутой силы римлян. Было бы каждому ясно также, что если противник их, несмотря на свою сравнительную слабость, мог бы делать набеги через эту пустыню — сжечь поселения, опустошить несколько миль пограничной ее линии и даже, от времени до времени, перехватывать продовольственные обозы, то во всяком случае это не нарушило бы обеспеченности сообщений неприятеля. Подобные хищнические операции на море предпринимались во все века слабейшею из воюющих сторон, но это никоим образом не оправдывает вывода, несогласного с известными фактами, что будто "нельзя говорить, что Рим или Карфаген имели неоспоримое господство на море", так как "римские флоты иногда посещали берега Африки, а карфагенские флоты, в свою очередь, появлялись у берегов Италии". В рассматриваемом случае флот играл роль силы, господствующей на предполагаемой пустыне, но так как эта сила действовала на стихии, незнакомой большинству писателей, и так как деятели ее с незапамятных времен стояли как бы в стороне, не имея проповедника своего значения и значения профессии своей, то ее огромное, решающее влияние на историю той эры, а вследствие этого и на историю мира, не было принято во внимание. Если предшествующие рассуждения наши основательны, то надо признать, что было бы так же нелогично опустить морскую силу из списка главных факторов в результате исторических событий, как и нелепо настаивать на исключительности ее влияния.

Вышеприведенные примеры, извлеченные из отдаленных один от другого периодов времени, как предшествующих рассматриваемой в настоящем труде эпох, так и следующих за нею, иллюстрируют существенный интерес предмета и характер уроков, которые история должна преподавать. Как выше замечено, последние входят чаще в область стратегии, чем тактики; они касаются скорее ведения кампаний, чем отдельных сражений, и поэтому исполнены более постоянного значения. Большой авторитет по этому предмету, Жомини, говорит: "Когда мне случилось быть в Париже, в конце 1851 года, одна выдающаяся особа сделала мне честь заданием вопроса о моем мнении относительно того, произведут ли недавние усовершенствования в огнестрельном оружии серьезные изменения в способах ведения войны. Я ответил, что они, вероятно, будут иметь влияние на детали тактики, но что в больших стратегических операциях и обширных комбинациях сражений победа, вероятно, будет и теперь, как была прежде, результатом целесообразного приложения тех принципов, которые приводили к успеху во все века великих вождей — Александра и Цезаря, так же, как Фридриха и Наполеона". Изучение вышеупомянутых принципов сделалось для флота теперь еще важнее, чем было прежде, вследствие значительности и надежности движущей силы, какою обладают современные паровые суда. Наилучшие начертанные планы могли не удаться под стихийным действием погоды в дни галер и парусов; теперь же это затруднение почти исчезло. Принципы, которые должны управлять большими морскими комбинациями, были приложимы к последним во все века и выводятся из истории, но способность выполнять эти комбинации, считаясь с погодою лишь очень мало, — это уже приобретение недавнего времени.

Определения, даваемые обыкновенно слову "стратегия", ограничивают его военными комбинациями, обнимающими одно поле или несколько полей операций, независимых между собою или взаимно зависимых, но всегда рассматриваемых как действительные или непосредственные театры войны. Как бы ни было такое определение справедливо по отношению к сухопутной войне, оно, как совершенно верно указал недавно один французский автор, слишком узко для морской стратегии. "Последняя, — говорит он, — отличается от сухопутной стратегии тем, что она так же необходима в мирное, как и в военное время. В самом деле, в мирное время она может одержать самые решительные свои победы занятием в стране, покупкою или договором, превосходных позиций, приобретение которых войною было бы, может быть, трудно достижимо. Она учит пользоваться всеми случайностями для утверждения на каком-либо избранном береговом пункте и способствовать обращению в постоянную такой оккупации, которая сначала была лишь временною". Поколение, которое видело Англию в течение десяти лет занявшей последовательно Кипр и Египет на срок и на условия как будто бы временные, но и до сих пор не заставившие ее покинуть эти позиции, может вполне согласиться с приведенным сейчас замечанием. Оно, в самом деле, получает постоянное подтверждение в спокойной настойчивости, с какою все великие морские державы стараются приобретать позиции за позициями, менее заметные и менее значительные, чем Кипр и Египет, в различных морях, куда их народы и их корабли проникают. Морская стратегия имеет своею целью основывать, поддерживать и увеличивать, как во время мира, так и во время войны, морское могущество страны. Поэтому изучение морской стратегии имеет интерес для всех граждан свободной страны, но в особенности для тех, кому поручены ее иностранные и военные сношения.

В дальнейшем изложении будут исследованы сначала общие условия, которые или всецело существенны для величия нации на море, или, во всяком случае, имеют на него сильное влияние, а затем последует более подробное рассмотрение жизни различных морских наций Европы в середине семнадцатого столетия, с которого начинается наше историческое обозрение, имеющее целью подтвердить примерами наши общие выводы по главному предмету и дать им точность.

Примечание: Блеск славы Нельсона, затмевающий славу его современников, и безотчетная вера Англии в него, как единственного человека, способного спасти ее от замыслов Наполеона, не должен скрывать, конечно, того факта, что только одна часть театра войны была или могла быть занята им. Целью Наполеона в кампании, окончившейся при Трафальгаре, было соединить в Вест-Индии французские флоты Бреста, Тулона и Рошфора вместе с сильной эскадрой испанских судов, образовав таким образом подавляющую силу, которую он намеревался возвратить всю в Английский Канал для прикрытия переправы французской армии. Он, естественно, ожидал, что, при разбросанности интересов Англии во всем мире, в ней возникнут смущение и тревога от незнания назначения французских эскадр, и английский флот будет отвлечен от избранного им предмета действий. Частью театра войны, вверенною Нельсону, было Средиземное море, где он стерег большое Тулонское адмиралтейство и "большие пути" на Восток и в Атлантику. Эта миссия имела не меньшее значение, чем другие, и в глазах Нельсона приобретала еще большую важность вследствие его уверенности, что прежние посягательства на Египет будут возобновлены. Благодаря этому убеждению, он сделал сначала ложный шаг, который замедлил его преследование Тулонского флота, когда тот отплыл под командою Вильнева. Последнему к тому же, долгое время благоприятствовал хороший попутный ветер, тогда как английский флот задерживался противными ветрами. Но если все это справедливо, если неудача комбинаций Наполеона должна быть приписана упорной блокаде англичанами Бреста настолько же, насколько и энергическому преследованию Нельсоном Тулонского флота, когда тот ушел в Вест-Индию, и после того, при поспешном возвращении его в Европу, то это преследование основательно отнесено историей к числу выдающихся отличий Нельсона, что и будет подтверждено ниже. Нельсон, в действительности, не проник в намерения Наполеона. Это могло быть, как полагают некоторые, следствием недостаточной проницательности, но может быть проще объяснено обыкновенной невыгодой положения обороняющегося, не знающего, какой пункт избрал наступающий для первого своего удара. Определение настоящего ключа позиции показывает достаточную проницательность, и Нельсон правильно определил, что таким ключом был флот, а не станция. Поэтому-то его деятельность дала поразительный пример того, как ясность цели и неутомимая энергия в преследовании могут исправить первую ошибку и разрушить глубоко рассчитанные планы противника. Его командование в Средиземном море обнимало много обязанностей и забот, но важнейшей из всех их ему представлялось ясно наблюдение за Тулонским флотом как за фактором, контролирующим ход дела там, и имеющем значение для какой бы то ни было морской комбинации императора. Вследствие этого внимание его было неуклонно сосредоточено на упомянутом флоте, в такой мере, что он прилагал к последнему эпитет "мой флот" — выражение, которое некоторым образом раздражало чувства французских критиков. Этот простой и ясный взгляд на военное положение укрепил его в принятии, под огромной ответственностью, смелого решения покинуть вверенную ему станцию для следования за "своим флотом". Решившись таким образом на преследование, неоспоримая мудрость которого не должна затмевать величие ума, его предпринявшего, он уже действовал столь неутомимо, что достиг на обратном пути Кадикса неделею раньше, чем Вильнев вошел в Ферроль, несмотря на неизбежные задержки, которые он испытал вследствие ложных сведений и неуверенности относительно движения неприятеля. Та же самая неутомимая энергия дала ему возможность привести свои корабли из Кадикса к Бресту вовремя для того, чтобы дать английскому флоту перевес над флотом Вильнева на случай, если бы последний настаивал на своей попытке прийти туда. Английский флот — при численности, значительно уступавшей полной численности флотов союзников, — был поставлен этим своевременным подкреплением из восьми испытанных кораблей в возможно лучшее стратегическое положение, как это будет указано при рассмотрении подобных условий в Американской войне за независимость. Силы Англии соединились в один флот в Бискайской бухте, расположившись между двумя дивизиями неприятеля, стоявшими в Бресте и в Ферроле и уступавшими, каждая, в силе упомянутому флоту, который, поэтому, имел большую вероятность разбить любую из них прежде, чем другая придет к ней на помощь. Таким выгодным положением Англия была обязана целесообразным действиям властей ее в их совокупности, но выше всех факторов, влиявших на результат, стоит самостоятельно предпринятое преследование Нельсоном "своего флота".