Читать онлайн «Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг.». Страница 28

Деятельность великокняжеской оппозиции в Ставке продолжилась с визитом члена Государственной думы В.М. Пуришкевича, который встречался с Николаем II 3 ноября. Выше уже было описано, как великие князья Георгий и Сергей Михайловичи, а также Кирилл Владимирович привлекли его на свою сторону непосредственно перед началом беседы с императором, хотя до приезда в Ставку он не намеревался выходить за рамки своего сообщения. В.М. Пуришкевич считался подходящим лицом для оказания влияния на императора. Несмотря на то что его доклад Николаю II был «далек от событий внутренней жизни России и от политики», все же он сказал «ему в Ставке… горькую истину… осветил ту правду, которая от него скрывалась, но которую видела и видит вся скорбная Россия»[347]. Обращение В.М. Пуришкевича было по своему характеру антираспутинским и не затрагивало вопросов министерства общественного доверия, что делало его требования схожими с основными требованиями великих князей. Как и выступление великого князя Николая Михайловича, эта беседа не имела видимых последствий, хотя позже дала ему право выступить со схожими заявлениями с трибуны Государственной думы.

Еще одним лицом, прибывшим на этот раз из Петрограда и дважды встречавшимся 4 ноября с Николаем II, стал начальник Главного артиллерийского управления генерал-лейтенант А.А. Маниковский. Первая встреча проходила наедине, а при второй присутствовал великий князь Сергей Михайлович, являвшийся генерал-инспектором артиллерии русской армии[348]. На следующий день Николай II сообщил об этом своей супруге, заметив, что полиция ничего не делает для предотвращения забастовок и распространения пропаганды среди рабочих и что «министры, как всегда, очень слабы – вот и результат»[349]. Таким образом, были высказаны обвинения в адрес полиции, а фактически и министра внутренних дел А.Д. Протопопова. Об участии во встречах великого князя Сергея Михайловича, который был охарактеризован Александрой Федоровной как один из главных ее врагов[350], Николай II даже не упомянул, хотя, несомненно, великий князь влиял на содержание беседы.

В это время Петроград был полон разговоров о событиях, произошедших в Государственной думе. В основном все обсуждали и пересказывали речи В.В. Шульгина и П.Н. Милюкова, а также, как обычно, жили в атмосфере сплетен и слухов, на этот раз принявших опасный политический характер. Об этом свидетельствует Г. Шавельский, который оказался в эти дни в Петрограде по делам, связанным с заседаниями новой сессии Св. Синода. Невольно для себя он стал играть роль связующего звена между Петроградом и Ставкой. К нему «потянулись государственные и общественные деятели», в большей степени подгоняемые не долгом вежливости, а той обстановкой, которая царила в городе. Причем «одни из них хотели узнать, что делается в Ставке, что думает, что хочет предпринять Государь. Другие – считая, что я могу раскрыть глаза Государю, убедить его и тем спасти положение»[351].

Первым к Г. Шавельскому обратился начальник штаба корпуса жандармов генерал В.П. Никольский, который назвал А.Д. Протопопова «психически ненормальным человеком», а Б.В. Штюрмера – «послушным клевретом Распутина»[352]. Однако никаких мер он не предложил. Более в этом преуспел товарищ министра внутренних дел князь В.М. Волконский. 5 ноября в 5 часов вечера, когда Г. Шавельский уже собирался покинуть Петроград и отправиться обратно в Ставку, к нему прибыл гвардейский капитан Н., состоявший при князе В.М. Волконском. Г. Шавельский сам заехал к князю в министерство, так как спешил на вокзал, с которого должен был отправиться в Могилев. В разговоре товарищ министра внутренних дел охарактеризовал положение как «катастрофическое»: «в Государственной думе единодушная оппозиция и ненависть к правительству, в обществе недовольство и возмущение, в народе брожение, а в правительстве – безумие. Более всего беспокоил Волконского министр внутренних дел Протопопов»[353]. Он даже пытался убедить Г. Шавельского, что министр сошел с ума и во всем зависит от Г.Е. Распутина.

Несомненно, что князь В.М. Волконский преследовал и корыстные цели. Будучи товарищем при четырех министрах внутренних дел и занимая очень прочные позиции в этом департаменте, он был не прочь занять кресло министра, и решил использовать для этого все возможные способы, в том числе усложнившуюся внутриполитическую ситуацию, а также визит в Петроград человека, который вскоре будет в Ставке близок к императору. Более того, для усиления эффекта своей встречи с протопресвитером за пять минут до отхода поезда тот же гвардейский капитан явился в купе вагона и вручил Г. Шавельскому пакет от князя, в котором были расшифрованные стенограммы речей Шульгина, Милюкова и других думских ораторов[354].

Разговор между протопресвитером русской армии отцом Георгием Шавельским и Николаем II состоялся 6 ноября в 19 часов 20 минут, то есть вечером того же дня, когда священник вернулся из Петрограда в Ставку.

Идея о беседе с императором созрела у Г. Шавельского под влиянием нескольких факторов. Во-первых, существенную роль сыграла встреча протопресвитера с великим князем Николаем Николаевичем в октябре 1916 г., о которой было написано выше. В пользу этого говорит тот факт, что беседа происходила накануне приезда Николая Николаевича в Ставку. Во-вторых, несомненно, решающее влияние оказали петроградские встречи с В.П. Никольским и В.М. Волконским. Так, во время беседы с Николаем II, говоря о лицах, нежелательных в правительстве, он использовал именно их аргументацию.

Несомненно, великий князь Сергей Михайлович также был в курсе содержания данной беседы. Ведь именно с ним сразу после аудиенции состоялся разговор, в котором протопресвитер и великий князь прекрасно поняли друг друга без лишних слов: «Говорили?» – «Все сказал». – «Молодец!»[355].

Согласно воспоминаниям Г. Шавельского, основное содержание разговора выглядело следующим образом. Вначале он сказал, что во время его визита в Петроград виделся со многими государственными и общественными деятелями, поэтому первая часть разговора касалась преимущественно петроградских событий последних дней, и в первую очередь событий в Думе. «Изволите ли прочитывать думские отчеты?…Вы знаете, что в Думе открыто назвали председателя Совета министров вором, изменником и выгнали его вон»[356]. Затем, видя, что император прохладно реагирует на его слова, Г. Шавельский решил довести до сведения царя идею князя В.М. Волконского о ненормальности министра внутренних дел А.Д. Протопопова. «Его ближайшие сотрудники с ужасом уверяют, что он сумасшедший»[357]. Император не спешил соглашаться с ним.

Когда «заказ» В.М. Волконского был выполнен, протопресвитер стал говорить от себя лично, и тут он обвинил обер-прокурора Н.П. Раева и митрополита петроградского Питирима. В конце разговора, когда выяснилось полное несогласие императора с точкой зрения Г. Шавельского, он рискнул сказать, что «в гвардии идут серьезные разговоры о государственном перевороте, даже о смене династии». А в завершение беседы не побоялся назвать имена тех, кто в большей степени способствовал формированию у него данных взглядов – князя В.М. Волконского и генерала В.П. Никольского[358].

Николай II выглядел после разговора озабоченным[359], но в своих письмах императрице Александре Федоровне он об этой встрече практически ничего не сообщил, вероятно, не желая ее беспокоить. Лишь 10 ноября император напишет ей, что А.Д. Протопопов «перескакивает с одной мысли на другую и не может решиться держаться определенного мнения. Я это с самого начала заметил. Говорят, что несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни (когда он обращался к Бадмаеву). Рискованно оставлять в руках такого человека мин. внут. дел в такие времена!»[360]. Таким образом, Николай II все-таки отчасти поверил намекам Г. Шавельского. Необходимо заметить, что неделей позже М.В. Родзянко на встрече с Николаем II также станет уверять его в сумасшествии министра внутренних дел. Этот преднамеренный и общий для либеральных оппозиционных кругов Петрограда слух заденет даже императрицу Александру Федоровну, которой о том же самом говорил А.Ф. Трепов и которая, сама засомневавшись, 12 ноября напишет царю: «Не сменяй Прот. [т. е. А.Д. Протопопова – Е.П., К.Б.] Вчера я имела продолжительную беседу с ним – он совершенно здоров, конечно»[361].

Подробно о беседе с Г. Шавельским Николай II расскажет императрице лишь уже после ее приезда в Ставку 13 ноября, на что она, согласно воспоминаниям самого протопресвитера, возмутилась, что царь его все-таки выслушал. Николай II заметил в ответ, что Г. Шавельский «рясу носит, а говорит такие дерзости»[362]. Других прямых последствий беседа протопресвитера с императором не имела.