Читать онлайн «Славяне и скандинавы». Страница 72

Мечи лишь один, хотя, может быть, один из самых выразительных аспектов славяно-варяжского культурного взаимодействия. Динамика их распространения показывает, во-первых, насколько продвижение норманнов по магистральным водным путям Восточной Европы было связано и подчинено встречному процессу формирования древнерусской государственности; во-вторых, насколько самостоятельно и полнокровно эта государственность развивалась в центральной области Древней Руси, Русской Земле Среднего Поднепровья, ставшей территориальным ядром Киевской державы. Именно здесь закладывался фундамент новых отношений, здесь в наибольшей степени концентрировались новые социальные силы и средства, и прежде всего отсюда исходили социальные, политические, культурные импульсы, определявшие со времен «каганата росов» на протяжении IX–XII вв. ход, направление, сферы русско-скандинавских отношений.

Новыми источниками для изучения этих отношений наряду с систематизированными артефактами, результатами типологических и стилистических анализов находок, открытием «клинковой эпиграфики», по существу образующей особую категорию письменных исторических памятников, за последнее десятилетие стали и памятники скандинавской рунической письменности, как выявленные на территории Древней Руси, так и находящиеся в Скандинавии, но тематически связанные с событиями в Восточной Европе. Материал этот, систематизированный группой советских рунологов, и прежде всего в монографической публикации Е. А. Мельниковой201, постоянно пополняется новыми находками: овладев навыками опознания и отчасти прочтения рун, археологи совместно с рунологами выявляют памятники и даже новые их разновидности, которые ранее, не исключено, просто ускользали от внимания исследователей (как руноподобные надписи на кости, обломках деревянных стержней и пр.). Поэтому вполне можно ожидать дальнейшего роста этой группы источников.

Рунических текстов со сведениями о Восточной Европе, нанесенных на поминальные камни в Скандинавских странах, известно 97 (из общего количества около 3500 надписей такого рода) Из них 5 датированы X в., 3 — рубежом X–XI вв. и 4 — XII в. Абсолютное большинство надписей сосредоточено в Швеции (82 текста; на Готланде — 8, в пределах Датского королевства — 5, в Норвегии — 2), где в свою очередь они главным образом представлены в среднешведских провинциях: Упланде (32 текста) и Сёдерманланде (35 из 383 известных в этой провинции; по относительному количеству «восточных» надписей это самая насыщенная область Швеции). Таким образом, наиболее богаты памятниками связей с Русью XI в. районы, лежащие на южном побережье озерной системы Меларен, т. е. непосредственно включенные в систему водных коммуникаций (через Балтийское море и Финский залив), выводивших на речные водные пути Древней Руси.

Скандинавские рунические надписи освещают сравнительно поздний период русско-скандинавских контактов, по времени — следующий за эпохой, отраженной памятниками «клинковой эпиграфики», дружинными погребениями с мечами и прочим вооружением, равно как украшениями и остальными видами «норманнских древностей» в древнерусских курганах и раннегородских поселениях. Стандартные по содержанию, поминальные тексты содержат ценную информацию о социальной структуре общественных слоев, связанных с поездками «на Восток, в Гарды», их взаимоотношениях — родственных, товарищеских или деловых; в 11 памятниках упоминаются «фелаги» — товарищи, компаньоны по торговому предприятию или соратники по дружине; среди участников связей с Русью — свободные общинники-бонды, «лучшие мужи», молодые воины — «дренги» (составлявшие основной контингент дружин викингов)202, слуги, домочадцы, дружинники. Один из памятников (Колинд, в Дании) установлен ремесленником-кузнецом, брат которого умер на Востоке.

Обширная терминология раскрывает характер поездок. Они совершались на больших торговых судах (knоrr), с командой 15–20 человек, равно как и на быстроходных боевых skeid. Капитаны кораблей, а нередко и их владельцы и предводители дружин обозначались термином stýrimadr — в источниках он применим к главе как военных, так и торговых походов. Последнее подкреплено рядом торговых терминов: упоминаются корабли с ценными товарами, кожи, меха, шкуры, весы (в надписи па коробке для весов из Сигтуны; стоит отметить, что аналогичные весы и футляры к ним известны широко в археологических памятниках как Скандинавии, так и Восточной Европы). Судя по некоторым текстам, определенную организационную роль в торговле XI–XII вв. играли скандинавские церкви, известные по письменным и археологическим источникам в Новгороде и Смоленске203. Лаконичность текстов не позволяет детализировать цели поездок: несколько раз упоминается о «нажитом на Востоке» богатстве, имуществе, наследстве, золоте. Источником этих средств могли быть торговые операции, но в равной мере и военные походы. Некоторые из них, как поход Ингвара Путешественника в 1040-х гг. (последний из походов шведских викингов на Восток), освещены в источниках довольно подробно204. Предводители походов (конунги, стюриманны, форинги и др.) названы неоднократно. Симптоматично появление спецализированного термина þingaliđ для обозначения наемного войска. Наряду с ним употребляется шведское слово griđ, обозначающее дружину, а также другие слова военной терминологии.

Наряду со сведениями по экономической и политической истории особый интерес представляют материалы по исторической географии Древней Руси, содержащиеся в рунических текстах. Они свидетельствуют о формировании в скандинавской традиции специальной восточноевропейской, в том числе древнерусской, географической номенклатуры, составившей впоследствии оригинальный фонд сведений в средневековых исландских географических сочинениях205. Знакомство скандинавов с местными (финскими, балтскими, славянскими) географическими названиями началось еще до эпохи викингов, а к концу ее, в XI в., они уже сложились в достаточно стройную систему, позволявшую варягам ориентироваться на основных магистралях и в важнейших центрах Древней Руси. При этом для Древнерусского государства у скандинавов установилось собственное, не опирающееся на местную традицию (хотя и восходящее к восточноевропейской топонимике) название «Гарды»; имена рек были транскрипцией местных, восточноевропейских гидронимов; названия городов образовывались по двум типам: ранние, по модели «Х-garđ» для важнейших центров на «Пути из варяг в греки», и более поздняя транскрипция местных топонимов206.

На территории Древней Руси, как уже отмечалось, известен единственный поминальный камень с рунической надписью XI в., на о. Березань в устье Днепра. Он документирует не только функционирование в это время «Пути из варяг в греки», но и достаточно высокую интенсивность русско-скандинавских связей в период развития рунической эпиграфики поздней эпохи викингов. Ряд находок рунических текстов в древнерусских памятниках, сделанных за последние десятилетия, позволяет проследить определенную динамику в развитии этих связей с IX по XII в.

Древнейшая из надписей эпохи викингов, датированная первой половиной IX в., найдена в слое Е2 в Старой Ладоге. Поэтический текст прочитан, но по-разному интерпретируется рунологами207. Однако все предложенные интерпретации позволяют рассматривать его как один из первых памятников древнесеверной поэзии эпохи викингов, представляющий один из ее начальных жанров: либо магическое стихотворное заклинание, либо «щитовая драпа», хвалебная песнь, посвященная описанию изображений на мифологические темы, украшающих парадный (подаренный?) щит, либо, наконец, похоронная песнь в честь умершего. Уже в IX в. русско-скандинавские контакты в Ладоге охватывали высшие уровни духовной культуры. Это предположение подтверждает, в частности, и находка в Ладоге небольшого деревянного идола, в иконографии и атрибутике которого выступают элементы скандинавской мифологемы Тора: выделенная борода, «пояс силы», характерная юбка (по одному из мифов, Тор побеждает великана, переодевшись женщиной). В ритуальной практике использовалась и руническая письменность: в Ладоге найдена медная подвеска с несколькими десятками рун, составляющими магическое заклинание208. Аналогичные подвески найдены недавно на «Рюриковом» Городище в Новгороде209.

Новгородские находки рун, вырезанных на кости, по крайней мере в одном случае фиксируют следующий, более реалистичный уровень культурной практики: некий варяг в первой половине XI в. вырезал рунический алфавит, вероятно, не столько в ритуальных, сколько, может быть, в учебных целях.

Богатая коллекция вещей XI в. обнаружена недавно в Суздале, на усадьбе одного из бояр, возможно, варяга по происхождению; комплекс датируется по монете 1031–1051 гг. и, возможно, образовался в связи с пожаром 1096 г. Среди находок — литейная форма для изготовления украшений, среди которых, наряду с восточноевропейской лунницей, вырезаны две круглые подвески: на одной был изображен Óдин с воронами, на другой в орнаментальную кайму включена руническая надпись, указывающая на принадлежность вещи (амулета) некоему Олаву.