Читать онлайн «Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции». Страница 24

Можно как угодно оценивать адекватность прагматического определения истины, но очевидно, что по крайней мере одной из характерных признаков истинной теории является то, что действия, основывающиеся на ней, успешно добиваются ожидаемых результатов. В этом смысле истина работает, тогда как ложь не работает. Как раз в том случае, если мы допустим, вместе с марксистами, что целью теоретизирования всегда являются успешные действия, то неизбежно возникает вопрос, почему и каким образом идеологическая (т.е. в марксистском смысле ложная) теория должна быть более полезна для класса, чем правильная теория? Нет никаких сомнений, что изучение механики было мотивировано, по крайней мере, в определенной степени, практическими соображениями. Люди хотели использовать теоремы механики, чтобы решить разнообразные инженерные проблемы. Именно стремление получить практические результаты побудило их искать правильную, а не просто идеологическую (ложную) науку механики. С какой стороны ни взглянуть на эту проблему, ложная теория никак не может служить человеку или классу или человечеству в целом лучше, чем правильная теория. Как Маркс пришел к этой доктрине?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вспомнить мотивы, подтолкнувшие Маркса к созданию всех его литературных произведений. Он был движим одной страстью – борьбой за социализм. Но он полностью отдавал себе отчет в своей неспособности хоть как-то разумно возразить против разрушительной критики экономистами социалистических планов. Он был убежден, что система экономической доктрины, разработанная экономистами классической школы, была неуязвимой и оставался в неведении о серьезных сомнениях, которые уже вызывали в некоторых умах важнейшие теоремы этой доктрины. Подобно своему современнику Джону Стюарту Миллю он верил, что «в законах ценности нет ничего, что осталось бы выяснить современному или любому будущему автору; теория этого предмета является завершенной» <Милль Дж. С. Основы политической экономии. Т. 3. – М.: Прогресс, 1980. С. 172>. Когда в 1871 г. работы Карла Менгера и Уильяма Стенли Джевонса провозгласили новую эпоху в экономических исследованиях, карьера Маркса как экономиста уже подходила к концу. Первый том «Капитала» был опубликован в 1867 г.; рукопись следующих томов была почти готова. Нет никаких указаний на то, что он осознал значение новой теории. Экономические учения Маркса по существу представляют собой искаженное перефразирование теорий Адама Смита, и прежде всего Рикардо. У Смита и Рикардо не было возможности опровергнуть социалистические доктрины, так как они были выдвинуты только после их смерти. Поэтому Маркс оставил их в покое. Но он излил все свое негодование на их последователей, попытавшихся критически проанализировать социалистические программы. Он высмеивал их, называя «вульгарными экономистами» и «сикофантами буржуазии» [18]. И поскольку ему необходимо было их опорочить, он изобрел свою схему идеологии.

«Вульгарные экономисты» по причине своего буржуазного происхождения органически неспособны открыть истину. Все продукты их рассуждений могут быть только идеологическими, т.е., в соответствии с использованием термина «идеология» Марксом, искажением истории, обслуживающим интересы буржуазии. Нет нужды опровергать логику их аргументации с помощью дискурсивного рассуждения и критического анализа. Достаточно вскрыть их буржуазное происхождение и тем самым «необходимо» идеологический характер их доктрин. Они неправы, потому что являются буржуа. Ни один пролетарий не должен придавать значения их умозрениям.

Чтобы скрыть, что эта схема была изобретена специально для того, чтобы дискредитировать экономистов, ее необходимо было возвести в ранг всеобщего эпистемологического закона, действительного для всех отраслей знания. Так доктрина идеологии стала ядром марксистской эпистемологии. Маркс и все его последователи сконцентрировали свои усилия на обосновании этого паллиатива и подборе иллюстраций его действия. Не было такой нелепости, от которой они пытались бы уклониться. Они интерпретировали все философские системы, физические и биологические теории, всю литературу, музыку и живопись с «идеологической» точки зрения. Но, разумеется, они недостаточно последовательны, чтобы приписывать своим доктринам всего лишь идеологических характер. Подразумевается, что марксистские догматы не являются идеологией [19]. Они суть предвидение [20] знания о будущем бесклассовом обществе, которое, освобожденное от пут классовых конфликтов, будет в состоянии постичь чистое знание, не искаженное идеологическими недостатками.

Таким образом, мы можем понять тимологические мотивы, которые привели Маркса к его теории идеологии. Однако это не ответ на вопрос, почему идеологическое искажение истины более выгодно интересам класса, чем правильная доктрина. Маркс никогда не рискнул объяснить это, возможно, отдавая себе отчет в том, что любая попытка сделать это затянет его в трясину неразрешимых противоречий и нелепостей.

Нет нужды подчеркивать смехотворность утверждения, что идеологические физические, химические или терапевтические теории более выгодны для любого класса или индивида, чем правильные. Можно оставить без внимания заявления марксистов по поводу идеологического характера теорий, разработанных представителями буржуазии Менделем, Герцем, Планком, Гейзенбергом и Эйнштейном. Достаточно подвергнуть исследованию якобы идеологический характер буржуазной экономической науки.

В глазах Маркса, буржуазное происхождение подвигло классических экономистов на разработку системы, из которой логически следовало оправдание несправедливых притязаний капиталистических эксплуататоров. (Здесь он противоречит себе, так как на основе этой системы сделал противоположные выводы.) Теоремы классической школы, из которых, якобы, можно вывести оправдание капитализма, Маркс атакует наиболее яростно: что редкость материальных факторов производства, от которых зависит благосостояние человека, является неизбежным, естественным условием человеческого существования; что никакая система экономической организации общества не способна создать государства изобилия, где каждому можно дать по потребностям; что повторение периодов экономических спадов внутренне не присуще действию свободной рыночной экономики, а наоборот – неизбежный результат государственного вмешательства в экономику с ложной целью – понизить ставку процента и вызвать экономический бум при помощи инфляции и кредитной экспансии. Однако мы должны задать вопрос, какую пользу, с марксистской точки зрения, подобное оправдание капитализма может принести капиталистам? Сами они не нуждались ни в каком оправдании системы, которая – согласно Марксу – причиняла ущерб рабочим и была выгодна им самим. Им не нужно было успокаивать свою совесть, так как, опять же согласно Марксу, любой класс безжалостен в преследовании собственных интересов.

Точно также, с точки зрения марксистской доктрины, недопустимо предполагать, что польза, которую идеологическая теория, происходящая из «ложного самосознания» и потому искажающая истинное положение дел, приносила эксплуататорскому классу, заключалась в том, чтобы обмануть эксплуатируемый класс, сделать его податливым и заставить подчиняться, и тем самым сохранить или по меньшей мере продлить несправедливую систему эксплуатации. Ибо согласно Марксу, срок жизни определенной системы производственных отношений не зависит от каких-либо духовных факторов. Он определяется исключительно состоянием материальных производительных сил. Если изменяются производительные силы, то производственные отношения (т.е. отношения собственности) и вся идеологическая надстройка также должны измениться. Никакие человеческие усилия не могут ускорить эту трансформацию. Ибо, как говорил Маркс, «ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созревают материальные условия их существования в недрах самого старого общества» <Маркс К. К критике политической экономии // Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.13. С.7. (см. выше. гл. 7, раздел 2 и далее)>.

Это ни в коем случае не просто случайное замечание Маркса. Это один из главных пунктов его доктрины. Именно на основе этой теоремы он требует называть его доктрину научным социализмом, в отличие от утопического социализма его предшественников. На его взгляд, отличительной чертой утопического социализма была вера, что осуществление социализма зависит от духовных и интеллектуальных факторов. Вы должны убедить людей, что социализм лучше, чем капитализм, и затем они заменят капитализм социализмом. В глазах Маркса эта утопическая вера была абсурдной. Наступление социализма никоим образом не зависит от мыслей и желаний людей; оно является результатом развития производительных сил. Когда придет время и капитализм достигнет своей зрелости, наступит социализм. Он не может появиться ни раньше, ни позже. Буржуазия может изобретать любые самые тщательно разработанные идеологии – все тщетно; она не может отсрочить день крушения капитализма.