Читать онлайн «Кровь королей». Страница 33

Стана Николаевна умело определила удачный момент для того, чтобы еще более укрепить свое влияние при дворе. Ей помогла при этом вера в чудеса и святых, и в особенности в недавнее открытие петербургских салонов – Григория Распутина. Она надеялась, что Распутин сможет то, чего не смогли врачи, – спасти царевича, спасти силой заклинаний и своего взгляда. Если это удастся, тогда, думала она – как она сама мне позднее признавалась, – у нее в руках всегда будут ключи влияния на императора.

Она была достаточно умной и понимала, что царевич будет постоянно нуждаться в помощи. Казалось, что благодаря этому ее роли при дворе ничто не угрожает. Во всяком случае, в тот исторический вечер она спокойно дожидалась, когда царица снова будет в состоянии вести разговор и услышать совет. И тогда Стана использовала свой шанс.

– Я должна передать тебе послание, – сказала она, – послание от нашего святого Распутина, которого ты знаешь и почитаешь. Мне стало известно, что он сильнее, даже чем наш друг Филипп… Вчера вечером Григорий Ефимович Распутин был моим гостем. Я доверилась ему и рассказала о твоем отчаянии и о состоянии Алеши. Он выслушал меня, потом благословил и попросил как можно скорее пойти к тебе и передать следующее послание: «Скажи царице, пусть больше не плачет. Я верну ее мальчику здоровье. Если он когда-нибудь станет солдатом, щеки его должны снова стать красными…»

Стана Николаевна была моей пациенткой – я хорошо знал ее и представлял себе, как страстно, до экзальтации, она умеет говорить, если воодушевлена какой-то целью.

Годы спустя ей совсем не нужно было описывать мне, как красноречиво она представила охотно слушавшей ее императрице Распутина – не только в качестве святого, но и в качестве уже проверенного врача-чудодея. Стана заклинала царицу немедленно вызвать Распутина к постели царевича. Я очень хорошо могу себе это представить. Она описывала, как ей удалось вновь вернуть краски жизни в лицо императрицы, изможденное бессонными ночами; как подражала интонациям и словам Распутина, чтобы убедить Александру Федоровну; как пересказывала выдуманные ею свидетельства сибирских женщин, чьих детей Распутин якобы вылечил молитвой и наложением рук. В ней странным образом соединялись экстаз верующей и холодный расчет.

Свою речь к царице она закончила страстными словами:

– Вспомни, Аликс, что тебе сказал наш дорогой врач и помощник доктор Филипп, когда уезжал из Петербурга. Он сказал, что Бог пошлет нового друга, который поможет вам в бедах и болезнях… Верь мне, Аликс, этот Божий посланник – Распутин.

Императрица впервые за много дней покинула свои покои, чтобы обсудить с императором, как привезти Распутина в Царское Село. Николай Александрович был согласен на любую, даже самую отчаянную попытку спасти жизнь царевича.

Так было решено втайне доставить Распутина в тот же вечер в девять часов к постели мальчика. Стана Николаевна должна была проводить его к боковому входу в задней части дворца. Царь полагал, что этот боковой вход не охраняется. Вишняковой поручили встретить Распутина и редко используемыми проходами отвести в комнату царевича.

Доктор Деревенко в последний раз приходил к своему маленькому пациенту в половине девятого. Он заметил, что после визита Станы Николаевны поведение императрицы изменилось. Теперь в комнате Алеши он не встретил ни царицу, ни царя. Вишнякова тоже исчезла. Вместо них рядом с кроваткой сидел широкоплечий усатый матрос Деревенко.

Эта ситуация показалась доктору Деревенко тем более странной, что царевич был в сознании, его лихорадило, и от боли он плакал долгим бессильным плачем. Деревенко еще раз попытался влить ему болеутоляющее, но безуспешно.

И только в тот момент, когда Деревенко собирался уйти, пришла императрица. На ее лице проступили те странные красные пятна, которые всегда появлялись у нее при сильном волнении. К его удивлению, она объявила:

– Теперь вы можете отдыхать. До завтрашнего утра вы больше не понадобитесь. Если что-нибудь случится, мы вас разбудим…

Деревенко подавил недоумение и отправился в свою комнату, однако не спал: царевич показался ему столь плох, что катастрофы можно было ожидать в любую минуту. В начале десятого он услышал в коридоре необычно громкие шаги, которых раньше в Царском Селе не слышали. Но когда Деревенко открыл дверь, уже снова воцарилась тишина.

Тем временем царь и царица сидели около кровати царевича в ожидании. Ребенок тихо плакал, когда в начале десятого Вишнякова открыла дверь. Мимо ее широкой, полной фигуры в комнату протиснулся Распутин. Он, не смущаясь, подошел к императору и императрице, обнял их и звучно расцеловал в щеки. Потом перевел взгляд на Вишнякову, которая, недоумевая, следила за его действиями.

– Ну, душенька, – сказал он своим грубым и в то же время вкрадчивым голосом, – что уставилась?..

Затем он направился к иконам в углу комнаты, опустился на колени и вполголоса помолился. Поднялся, подошел к кровати царевича, перекрестил ребенка и положил правую руку ему на лоб. В первое мгновение царевич широко открыл глаза и вскрикнул от испуга при виде незнакомого человека. Но затем, как позднее рассказывали император, императрица и няня, в лице мальчика произошла перемена.

Слабый плач, из-за которого всем было мучительно находиться в комнате, прекратился, хотя прежде не затихал даже тогда, когда мальчик терял сознание. Широко раскрытые детские глаза смотрели на бородатое лицо Распутина. Мальчик не двигался и не сопротивлялся, когда руки Распутина подняли и откинули одеяло. В этот момент царевич лежал еще скорчившись от боли. Но уже в следующий момент началось удивительное изменение, которое заслуживает быть занесенным в анналы медицинской науки. Распутин провел руками по телу ребенка. Остановил их над распухшим бедром, потом скользнул по ногам.

В это время Распутин говорил глубоким, проникновенным и мелодичным голосом. Он называл царевича ласковым детским именем, которое употребляли при дворе, – «Алеша». Черногорские княжны хорошо подготовили Распутина.

– Не бойся, Алеша, – сказал он. – Теперь очень скоро все будет снова хорошо. – Чувствуешь, Алеша, как мои руки прогоняют твою боль? Чувствуешь, как она уходит?.. Сейчас я прогнал ее из твоей ноги, и ты снова можешь ее выпрямить. Теперь она убегает из твоего маленького живота, а теперь совсем проходит. Больше у тебя ничего не болит. Совсем ничего, и завтра, когда проснешься, ты снова будешь здоров.

Пока Распутин, полунапевая, полуговоря, занимался ребенком, императрица заметила, что царевич зашевелился. Его судорожная поза расслабилась. Нога, которая только что была поджата к груди, опустилась чуть ниже. Царевич попытался повернуться на спину, чтобы лучше видеть лицо Распутина.

– Теперь боль прошла… – сказал Распутин и снова укрыл царевича одеялом. – А я тебе кое-что расскажу. Когда я был таким же маленьким, как ты, и жил в нашей деревне в Сибири… – Он с необычайной проникновенностью рассказывал истории из своей юности, которые, как я установил позднее, по большей части были выдуманы. Царевич, не издавая больше болезненных стонов, еще немного распрямился, и когда Распутин рассказал первую веселую сказку, на исхудавшем детском личике впервые за много дней появилась улыбка.

Ни царь, ни царица не решались двинуться с места. Они наблюдали за тем, как с лица ребенка исчезала бледность. Лишь когда царевич впервые за долгое время оперся на руки и попытался сесть, неуклонно нараставший страх родителей преодолел чары, которые наложило на них присутствие Распутина.

– Алеша! – воскликнула императрица, – Алеша, не двигайся… Ты же знаешь, что тебе нельзя двигаться…

Но мальчик уже выпрямился. Он не отрывал глаз от губ Распутина.

– Пожалуйста, мама, – сказал он. – Так мне лучше слышно. Я хочу послушать… – И потом, обращаясь к Распутину, добавил:

– Пожалуйста, рассказывай дальше…

– Ты прав, Алеша, – сказал Распутин. – У тебя больше ничего не болит. Скажи только своей маме, что не надо так бояться. Пока я рядом, с тобой ничего не случится.

Он продолжил рассказывать: про конька-горбунка, про одноногого богатыря и слепого богатыря, про Аленушку и Иванушку, про неверную царевну, которая превратилась в белую утку, про царевича Василия и Елену Прекрасную. Распутин рассказывал о том, что растет в бескрайних степях Сибири, где даже у цветов и старых деревьев есть душа – они умеют разговаривать друг с другом. Эта огромная страна, Сибирь, принадлежит Алешиному папе и когда-нибудь будет принадлежать Алеше, когда он станет большим и сильным. Люди там другие, чем в Петербурге, и даже животные выглядят совсем по-другому, потому что они могут разговаривать друг с другом…

Теперь царевич сидел наполовину выпрямившись и сосредоточенно слушал Распутина.

– Видишь, Мария, – обратился он к Вишняковой, – я всегда говорил тебе, что животные тоже могут разговаривать. А ты не веришь…