Читать онлайн «Донские казаки в борьбе с большевиками». Страница 72

Второй этап - стремление сбросить опеку той советской власти, которая, засев в главных пунктах области, своими декретами продолжала натравливать на казаков иногородних и всякий пришлый сброд. Третья фаза казачьего настроения характеризовалась постепенным ростом сознания, конечно, под непосредственным давлением руководящего центра Донской власти, что освободить свою станицу от большевиков еще мало, надо помочь то же сделать соседнему хутору и станице. Постепенно, это сознание властью углубляется в казачестве, приводя его к убеждению, что пока красные где-либо в области, невозможно перейти к мирному труду. В пятой стадии, казачьей массе прививается мысль, что пока казаки не будут владеть большими пограничными центрами, лежащими вне области и крупными железнодорожными узлами, до тех пор нельзя ждать полного успокоения в Крае - иначе говоря подготовляется вывод казаков за пределы области. Наконец, последний этап - внедрение в казачью массу целей общерусских, национальных и осторожная подготовка общественного мнения, что казачество обязано участвовать в освобождении России, если не целиком, то хотя бы строевым элементом, т. е. молодой армией (около 40 тыс.) и корпусом донских добровольцев. Для поддержания же порядка в области намечалась вторая очередь казаков. Вот те стадии, которые пережило и должно было пережить Донское казачества", чтобы быть в состоянии подойти к главным, общерусским целям. Только при последовательном переходе казачьего самосознания из одной фазы в другую, можно было надеяться, что процесс произойдет безболезненно. Приходилось чрезвычайно внимательно следить за оттенками настроений казачества, дабы своевременными мерами парировать неожиданности и сглаживать шероховатости. Малейший промах грозил тяжелыми и непоправимыми последствиями. С целью, например, прекратить дезертирство, было установлено, что за всякого дезертира соответствующая станица немедленно выставляет другого казака старшего возраста, а в полку не производится увольнение от службы и в отпуск до тех пор, пока не будут заполнены места бежавших. Такая мера дала отличные результаты. Казаки из-за шкурного вопроса, сами следили один за другим и спешили выдать начальству каждого пойманного или намеревавшего дезертировать. Что касается неказачьего населения области, то право смешно серьезно говорить о каком-то среди него воодушевлении. Наглядной иллюстрацией высказанного служат хотя бы слободы Орловка и Мартыновка, превращенные иногородними в своеобразные цитадели, о которые в течение долгого времени разбивались все казачьи атаки. Отношение иногороднего элемента к казачеству, как нельзя лучше, характеризует и то, что 5 мая 1918 года, т. е. тогда, когда у казаков был очевидный успех и они уже освободили от большевиков гор. Новочеркасск, а гор. Ростов около двух недель прочно занимала казачья конница и немецкая пехота, наводя там нужный порядок, - иногороднее население Ростовского округа нелегально созывает съезд с целью "создания ударной армии против контрреволюции, поднятой казаками и добровольцами". И результат таков: из 27 наказов, данных делегатам, в 15 требовалась немедленная мобилизация против казаков, в 3-х указывалось присоединиться к большинству и только 9 было против мобилизации 149). Не менее ярко показывает настроение иногородних и следующий факт. Иногородние новобранцы, в количестве нескольких тысяч человек, предназначенные для укомплектования молодой армии, под охраной казаков были размещены в бараках Хотунка (предместье Новочеркасска). В первый день их прибытия случайно погасло электричество. Воспользовавшись наступившей темнотой, они начали неистово петь "интернационал" и дикими криками "ура" приветствовать Советскую власть в лице Ленина, Троцкого и К?. Извещенный об этом комендантом, я приказал не применять к ним пока никаких репрессивных мер, а одновременно отдал распоряжение, ввести в их состав, под видом отставших новобранцев, несколько надежных казаков контрразведывательного отделения. Мера оказалась удачной. Наши разведчики вскоре обнаружили будирующий элемент, который постепенно был изъят (между ними оказалась часть матросов, не подлежавших призыву, но вступивших под вымышленными фамилиями добровольно, исключительно с агитационной целью), а методическое затем обучение, строгое воинское воспитание, пунктуальность казарменной жизни и настойчивая работа офицерского состава - в конечном результате, переродили психологию этих новобранцев и из них вышли отличные солдаты. В общем могу утверждать, что только самый незначительный процент иногородних был на стороне казаков. Если же в тылу области было относительное спокойствие и порядок и при генерале Краснове не имели места большевистские восстания, что часто происходило в тылу Добровольческой армии, то это объясняется отнюдь не горячими симпатиями неказачьего населения к Донской власти или к антибольшевистскому движению, а исключительно разумными мерами, своевременно принятыми военным командованием. Естественно, что поверхностный наблюдатель, легко мог впасть в ошибку, объясняя спокойствие в тылу чувством благожелательного отношения неказачъего населения к существующей власти 150). Такому наблюдателю не было, конечно, известно, что начальник штаба Войска уделял добрую половину своего времени и во всяком случае не менее, чем фронту, на поддержание образцового порядка в тылу, зорко следя за настроением в нем и всемерно стремясь в корне задушить случайный бесшабашный разгул и ввести жизнь в нормальную колею. В больших и даже малых населенных пунктах, особенно в первое время, пока не стихли страсти, стояли воинские гарнизоны, железные дороги охранялись, была восстановлена милиция, а население определенно знало и видело, что исполняющих законы и распоряжения Донской власти никто не смеет тронуть, никто не смеет грабить, насиловать и в каждый момент их защитит существующая власть; наоборот, с ослушниками и нарушителями закона и порядка, эта власть поступает сурово и беспощадно. Что это не были только слова или обычная угроза, укажу хотя бы на случай нападения в октябре месяце 1918 года в слободе Степановке на казачий разъезд постоянной армии. В это время революционный угар казалось, как будто бы прошел и потому во многих местах воинские гарнизоны были отозваны. Когда об этом нападении стало известно в Новочеркасске, штабом Всевеликого Войска Донского было издано такое объявление: "По приказанию командующего Донской армией, объявляю населению Таганрогского округа нижеследующее: 28 октября сего года от окружного Атамана Таганрогского округа получена следующая телеграмма: "27-го октября, в слободе Степановке на офицера с 6 казаками выступила с оружием вся слобода. Убит один казак, два ранено, офицер в плену заложником". Командующий армией на этой телеграмме положил следующую резолюцию: "за убитого казака приказываю в слободе Степановке повесить десять жителей, наложить контрибуцию в 200 тысяч рублей, за пленение офицера сжечь всю деревню. Денисов. Начальник штаба ген.-майор Поляков". В тот же день командиру одного из казачьих полков было отдано приказание немедленно оцепить слободу и привести в исполнение распоряжение командующего армией. Правда, в это дело почему-то вмешались разные делегации и члены Круга, копировавшие Керенского. Они осадили Атамана просьбами о помиловании, что вынудило несколько смягчить меру наказания, но все же, контрибуция была собрана, а зачинщики и подстрекатели были судимы и на месте повешены. Вместе с огромной организационной работой по созданию Постоянной армии, выполненной большей частью в мае месяце, а частью намеченной и выполнявшейся строго систематически в течение июня и июля, военный отдел, продолжая операции по очистке области от красных, одновременно с этим проводил реорганизацию действующей Донской армии, переформировывая дружины и сотни в 4-х сотенные полки с полковой артиллерией и сводя их в более крупные войсковые соединения, согласно выработанным штатам. В результате месячной напряженной работы, удалось сломить упорство отдельных самостоятельных начальников и свести многочисленные действующие отряды в 6 групп 151), подчиненных непосредственно центру. Не была забыта и Донская военная флотилия, настоятельная потребность в которой сказалась уже в первые дни. Состоя еще первого мая только из одного вооруженного парохода "Вольный казак", она примерно через месяц, представляла довольно внушительную, по тому времени, силу, насчитывая 4 канонерских лодки и несколько вооруженных пароходов и катеров и принимая деятельное участие в очистке от красногвардейцев полосы по реке Дону. 15-го мая 1918 года состоялось первое свидание Донского Атамана с высшими руководителями Добровольческой армии, которая, в это время, спешно пополнялась, реорганизовывалась, собиралась с силами, готовясь обновленной вновь выступить на восстановление законности и порядка. В ее ряды со всех сторон текли добровольцы. К этому времени, значительный процент нашего офицерства уже в достаточной степени испытал на себе ужасы советского режима. Непрекращавшиеся расстрелы офицеров, гонение на них, истязания, оскорбления и глумления - возымели свое действие. Система устрашения, применяемая большевиками к офицерскому составу, дала положительные для Советской власти результаты: часть офицерства, не выдержав ужаса окружающей обстановки, заколебалась и стала искать спасение на путях покорности Советской власти и службе в рядах красной армии. Более стойкие, однако, еще не сдавались. Забившись в подполье, порой без куска хлеба, воздуха и света, они нетерпеливо ждали момента, когда стихнет красный террор и когда явится возможность бежать куда-нибудь в другое место. Для них весть о восстании на Дону была приятной и дорогой вестью. Но Дон тогда не мог принять и вместить всех желающих. Донская армия была невелика, неказачьих частей в ее составе еще не было, да и к тому же, казаки, за небольшим исключением, недоверчиво относились к неказачьим офицерам. Формирование исключительно офицерских частей, как то было в Добровольческой армии, не входило в расчеты Атамана и Донского командования. Руководящим соображением было то, что для создания корпуса кадровых офицеров, потребуется не один, два года, а много лет, погубить же уцелевшие от войны и зверств большевизма, остатки этого корпуса, поставив офицеров в роли рядовых, можно было в одном, двух сражениях. Такое использование офицерского состава Донским командованием было признано нецелесообразным. Вместе с тем, предусматривалось, что в дальнейшем, при расширении территории и увеличении армии, понадобится большое количество офицеров на разнообразные командные и тыловые должности, не говоря утке о необходимости пополнения потерь в армии. Все эти мотивы побуждали нас весьма бережно относиться к офицерскому вопросу, не базироваться лишь на данном моменте, но думать и о будущем. Таким образом, офицеры, которые по причинам, указанным выше, не могли попасть в Донскую армию, в большинстве отправились в Добровольческую армию, значительно пополнив ее ряды. Первая встреча представителей Донского и Добровольческого, командования произошла в станице Манычской. Не помню почему, но в этот день я не мог оставить Новочеркасск и потому, вместо себя, послал 1-го генерал-квартирмейстера. От Дона в совещании принимали участие: Атаман, председатель совета Управляющих ген. А. Богаевский, генерал-кратирмейстер полк. Кислов и начальник Задонского казачьего отряда полк. Быкадоров, а со стороны Добровольческого командования генералы: Алексеев, Деникин, Романовский и два офицера генерального штаба. Кроме перечисленных лмц, в роли молчаливого свидетеля присутствовал Кубанский Атаман полк. Филимонов, поехавший в станицу Манычскую вместе с П. Н. Красновым. В то время вся Кубань еще была под властью большевиков и полк. Филимонов жил в г. Новочеркасске. Когда совещание кончилось и полковник Кислов вернулся в Новочеркасск, кстати сказать, весьма удрученный и расстроенный, он сделал мне подробный доклад о ходе переговоров с представителями Добровольческого командования. Затем на эту тему мне пришлось говорить с Атаманом. В итоге, я вынес впечатление, что ничего положительного это совещание не дало и лишь поставило под знак вопроса взаимоотношения Донского и Добровольческого командований. Как выяснилось, Донской Атаман признавал наиболее соответственным, если добровольцы, облегчив вначале Кубанцам освобождение их земли, довершать начатое дело предоставят им, а сами двинутся к Волге для захвата Царицына. Владение Царицыном и прочное обоснование в нем, позволило бы создать здесь базу для дальнейших действий Добровольческой армии в любом направлении и наиболее вероятном северо-восточном, где уже происходила борьба Оренбургских казаков и чехословаков с большевиками. Имелись сведения, что крестьяне Поволжане, казаки - Астраханцы и калмыки стонут под большевистским игом, жаждут освобождения и охотно поднимутся, послужив отличным материалом для пополнения армии. Овладение Добровольческой армией Царицыном сулило Донской армии те преимущества, что область прикрывалась с востока, фронт Донской армии сокращался, являлась возможность сосредоточить больше сил на наиболее угрожаемом северном направлении и, наконец, Донские казаки видели бы, что они не одиноки в борьбе с большевиками. Не менее выгодно, нам казалось, это было и для добровольцев. Они получали хорошую и независимую от казаков базу, громадные запасы воинского снаряжения, пушечный и снарядный заводы, деньги и сближались с чехословаками и Оренбургскими казаками, образуя с Донцами единый фронт. Сверх того, Атаман обещал при движении Добровольческой армии к Царицыну, подчинить все войска района ген. Деникину. Без выполнения этого, он не признавал возможным, в силу обстоятельств, допустить подчинение донских частей Добровольческому командованию, как то хотел ген. Деникин. Руководители Добровольческой армии держались иной точки зрения. Связанный обещанием Кубанцам освободить их землю, а главное, опасаясь почему-то при движении на Царицын встретиться с немцами, ген. Деникин категорически воспротивился идти на Царицын, заявив, что сначала он обязан освободить Кубань. Вместе с тем, он выявил и определенное желание взять под свою опеку Дон, что как я говорил 152), не отвечало ни обстановке, ни настроению казачьих масс, пользы не принесло бы, а повредить делу могло. Добровольческий лозунг "Москва" для казаков было еще преждевременен. Сказать его тогда им, значило бы развалить то, что было уже создано. Надо было сочетать события по времени, подготовить общественное мнение, выждать окончательного политического оздоровления казачьих масс и уже после, бережно подойти к этому вопросу. Генерала Деникина поддержал ген. Алексеев. Последний не отрицал выгод движения на Царицын, но однако считал, что Кубанцы никуда из своей области не пойдут. Сама же Добровольческая армия пока слаба, нуждается в отдыхе и пополнении, в чем ей должно придти на помощь войско Донское. Итогом длительных разговоров намечалось расхождение армий в противоположные стороны: Донцы, очищая область, вынуждены были двигаться на север, к Москве, а Добровольческая армия уходила на юг, на Кавказ. Здесь же на совещании в ст. Манычской выяснилась крайняя нетерпимость ген. А. Деникина к немцам, что по мнению Донского командования, не отвечало ни моменту, ни обстоятельствам. Генерал Деникин негодовал, например, даже на то, что мною для боя за селение Батайск, в боевом приказании Задонскому отряду было, между прочим сказано, что правее нашего отряда будут действовать германцы, а левее отряд полк. Глазенапа Добровольческой армии. Генерал Деникин считал недопустимым и унизительным действия добровольцев рядом с немцами и требовал уничтожить это распоряжение. Выполнить его просьбу уже было невозможно, ибо бой фактически произошел три дня тому назад, закончившись полной победой над красными этих трех своеобразных "союзников". Правая колонна - германцы: с присущей им пунктуальностью и тщательностью выполнившие приказ начальства; на своих соседей слева смотрели скорее дружески, чем безразлично и совершенно не интересуясь кто - за ними. Средняя колонна - Донцы рассуждали просто: главный враг - большевики; соседи справа и слева наступают против красных, значит, они - союзники и друзья. Наконец, левая колонна - были добровольцы. Я не знаю, как они были настроены, но полагаю, что едва ли они могли быть недовольны, отлично сознавая, что благодаря поддержки немцев, расцениваемых высшим их командованием неприятелями, их задача была сильно облегчена и они достигли цели с наименьшими усилиями и жертвами. Как тогда, так и сейчас я не мог ни понять, ни подыскать оправдание поведению верхов Добровольческой армии в отношении немцев. С одной стороны, генерал Деникин до мелочности отстаивал чистоту принципа верности союзникам 153), а с другой он настойчиво просил у Дона помощи оружием и снаряжением, причем принимая таковую, определенно знал, что все это Донским Правительством получено от германцев и Украины. Одновременно, добровольческая пресса с согласия и одобрения Добровольческого командования, метала гром и молнии против Скоропадского и немцев, клеймила и называла всех изменниками, кто поддерживал контакт с немцами, а в то же время начальник штаба Добровольческой армии ген. Романовский, в тяжелые минуты напряженных боев и недостатка боевых припасов, звал меня к аппарату, слезно прося помочь им пушками, снарядами и патронами, обычно добавляя в разговоре, что если у нас нет запасов в складах, то все нужное для них мы можем получить от немцев. Ясно, что игра велась без проигрыша: пока главенствуют немцы, их можно использовать не непосредственно, а через Дон; окажутся победителями союзники - Добровольческая армия чиста перед ними. Зародившаяся в кругах Добровольческой армии ненависть к германцам, вскоре заразила и донскую оппозицию, всегда имевшую теплую поддержку в лице Добровольческого командования. Я помню, как в августе месяце на одном из заседаний Войскового Круга раздались голоса оппозиции, обвинявшей Атамана за его сношения с немцами и ставившие в пример кристальную чистоту Добровольческой армии и ее непоколебимую веру в союзников. Тогда П. Н. Краснов встал и сказал: "Да, да господа, Добровольческая армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, Донской Атаман, своими руками беру грязные немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах Тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии. Весь позор этого дела лежит на мне". Меткая фраза Атамана вызвала гром аплодисментов и нападки временно прекратились. Надо еще сказать, что на Манычском совещании Донской Атаман обещал генералу Деникину взять на себя заботу о раненых и больных добровольцах, предоставить им широкие квартиры, обеспечить свободный приток пополнений, устроить на территории Дона вербовочные бюро и вообще быть источником снабжения для Добровольческой армии. А взамен всего этого, добровольцы обещали охранять Дон со стороны Кубани. Казалось, принятые обязательства далеко не были равноценны, но несмотря на это, при всяком удобном случае, командование Добровольческой армии подчеркивало лишь свою миссию и за это ставило в обязанность Дону во всем помогать им. Дон и без того широко шел навстречу Добровольческой армии, но такая постановка вопроса, естественно, часто раздражала Донское командование. Действительно: не отрицая необходимости обоюдной помощи уже по одному тому, что мы были соседи и у нас был один и тот же враг большевики, никак нельзя было согласиться, чтобы нашу помощь добровольцы расценивали, как компенсацию за охрану ими юго-восточной границы Дона. Если Добровольческая армия прикрывала Донскую землю со стороны Кубани, то же самое еще в большей степени выполняла Донская армия, прикрывая добровольцев с севера, т. е. с главного направления. Здесь большевики силой в пять армий ежедневно пытались пробить казачий фронт, тогда как против Добровольческой армии находилась одна плохо организованная и оторванная от центра Кавказская красная армия. При таких условиях не могло быть и речи о какой-то "обязанности" или "компенсации", но, к сожалению, убедить в этом противоположную сторону было невозможно. Замалчивали, не хотели слушать и учитывать тот факт, что ведь только под крылышком Дона и его защитой Добровольческая армия могла произвести реорганизацию и пополниться живой и материальной силой и вновь стать боеспособной. После тяжелого Ледяного похода ее силы были совершенно истощены и она, в сущности, не представляя реальной силы, обратилась в прикрытие огромного обоза раненых и больных 154). В общем, никаких выгод Манычское совещание Дону не принесло. На главном направлении, ведущим к центру России, Дон оставался одиноким. Обнаружилась лишь разница во взглядах Донского и Добровольческого командований в достижении главной цели - уничтожения большевизма и, вместе с тем, определенно выявилась непримиримость позиции добровольческих кругов в отношении немцев и Украины, что, естественно, и для Дона и для всего Белого движения могло иметь неблагоприятные последствия. Наконец, поведение ген. Деникина на этом совещании его манера, тон и форма разговора с Донским Атаманом, служили дурным предзнаменованием установлению добрых искренних и приятельских наших отношений с командованием Добровольческой армии. Между тем, изолированность войска, его одиночество и безысходность положения, побуждали Донскую власть, не теряя времени, искать себе поддержку и союзников вне Дона. Но кто мог помочь тогда войску? Только немцы и Украина. Таково было общее мнение и Донской власти и того фронтового казачества, которое умирало с оружием в руках, отстаивая свои казачьи станицы. Никто другой, как казачья масса, в лице Круга Спасения Дона, заложила основу и дала тон будущим отношениям между Доном и немцами 155). Простые казаки, составлявшие названный Круг, лично учавствовавшие в восстаниях, видели и ясно сознавали, что Дон обезоружен, что голыми руками им не справиться с большевиками, вооруженными до зубов, что для успеха борьбы казачеству необходима помощь, хотя бы оружием и снаряжением. Вот эти-то мотивы и заставили казачество смотреть на немцев не как на врагов, а как на союзников и стремиться приход германцев использовать в целях себе помощи. Вступив в управление краем, Атаман Краснов в этом отношении, в сущности, только продолжил политику, начатую Кругом Спасения Дона. Обстановка того времени безотлагательно требовала принятия решительных и определенных мероприятий. Деятельность Атамана в отношении установления прочных сношений с Украиной и немцами началась с того, что из Киева срочно была отозвана Донская делегация, посланная туда еще Кругом Спасения Дона. Ее состав 156) не внушал доверия Атаману и, кроме того, по нашему мнению, не был в состоянии выполнить свою трудную миссию. Наше недоверие к составу делегации вполне оправдалось. Ген. Сидорин и полк. Гущин, вернувшись из Киева, уклонились от службы в Донской армии и занялись не только вредной, но и совершенно недопустимой деятельностью, что читатель увидит ниже. На место старой делегации в Киев немедленно была послана "Зимовая станица" в лице ген.-майора Черячукина и ген.-лейт Свечина. Эти лица были облечены полным доверием и Атамана и Донского командования. С присущей ему неутомимостью, уже 5-го мая П. Н. Краснов отправил с доверенным курьером (личный его адъютант есаул Кульгавов) письма Императору Вильгельму 157) и гетману Скоропадскому 158). Заявляя о своем избрании Императору Вильгельму, Атаман сообщал, что войско Донское не находится в войне с Германией и просил его впредь до освобождения России от большевиков, признать Дон самостоятельным, а также помочь войску оружием, предлагая за это установить через Украину правильные торговые сношения. Гетмана Скоропадского П. Н. Краснов заверил в исконной дружбе между Украиной и донскими казаками и настойчиво просил скорее восстановить старые границы земли войска Донского. Результат посылки этих писем сказался скоро. Уже 8-го мая ген. фон-Кнерцер, находившийся тогда в Таганроге, прислал к Атаману делегацию, которая заявила, что германцы никаких завоевательных целей не преследуют, что Таганрогский округ они заняли по указанию Украины, а часть Донецкого округа, по приглашению самих же казаков 159). Спор о Таганрогском округе депутация предложила решить путем непосредственных сношений Атамана с Гетманом, высказав при этом, что по ее мнению, в интересах самих казаков, чтобы немецкие войска оставались временно на Дону, впредь до установления здесь полного порядка. Вместе с тем, Атаману удалось настоять, что дальше вглубь Дона немцы продвигаться не будут и в Новочеркасске не должны появляться без особого на то разрешения Атамана, ни германские офицеры, ни солдаты, дабы своим видом не раздражать казаков. Таковы были первые шаги Донской власти по установлению контакта с немцами и с Украиной. Почти одновременно в Новочеркасск прибыла депутация от Грузинской республики, с которой Атаман также вошел в дружеские сношения, условившись за наш хлеб получать оружие и воинское снаряжение, оставшееся в изобилии от бывшей Кавказской армии. В эти же дни завязались добрые отношения и с Кубанским Атаманом полк. Филимоновым, проживавшим тогда в г. Новочеркасске. Имея впереди главную цель - свержение Советской власти вооруженной борьбой, Краснов всюду настойчиво искал себе союзников и помощь. Уже через короткий срок стало очевидным, что просьбы Донского Атамана возымели действие. 5-го июня из Киева от ген. Эйхорна прибыл майор Стефани и сообщил Атаману о признании его германскими властями. В связи с этим, 14 июня в Новочеркасск приехал немецкий генерал фон-Арним и представился Атаману, а 27 июня в г. Ростов был официально назначен для сношения с Донской властью немецкого генерального штаба майор фон-Кохенхаузен. Мало-помалу, начала налаживаться деловая работа. Был установлен курс германской марки (75 коп.), сделана расценка винтовки и воинского снаряжения, обусловлено получение Доном орудий, аэропланов, снарядов, патронов, автомобилей и прочего военного имущества. Немцы обязывались прочно охранять западную границу войска (свыше 500 верст) и вскоре на деле выполнили свое обещание, когда быстро, но с большими для себя потерями, ликвидировали отважную попытку большевиков высадиться на Таганрогской косе и занять гор. Таганрог.