Читать онлайн «Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944». Страница 106

В результате Сидор Ковпак остался на своей должности, пережив один из наиболее ярких эпизодов противостояния командования соединения с руководящей инстанцией. А противоборство это было едва ли не повседневным.

Партизанские командиры постоянно просили и требовали от Центра боеприпасов, вооружения, взрывчатки — и, в зависимости от ситуации, — других грузов: медикаментов, топографических карт, батарей и деталей для радиоприемников, одежды и обуви и т. д.

Не получив их в ожидаемые сроки, Ковпак дал гневную радиограмму Строкачу:

«Отсутствие тола и боеприпасов дает противнику свободно маневрировать. Есть сомнение, [что] Вы не информировали товарища Сталина. Вынужден рапортовать товарищу Сталину через радиостанцию Наркомата внутренних дел. Погода летная все время»[1332].

Впрочем, вскоре последовали официальные жалобы Сталину уже на Ковпака. Пилоты авиаполка Валентины Гризодубовой отказывались производить в Сумском соединении посадку, боясь, что их в отряде захватят в качестве заложников. Летчики, оставшиеся у ковпа-ковцев из-за аварии самолета, которая, по их заявлению, произошла по вине комиссара Руднева, позднее утверждали, что их использовали в качестве бойцов, грубо с ними обращались и не хотели отпускать на «Большую землю», оставляя до тех пор, пока не будут вывезены все раненые[1333].

По свидетельству чекиста Якова Короткова, 20 марта 1943 г., когда Ковпак получил очередную партию грузов от УШПД, его ждала неприятная неожиданность: в одном из мешков были найдены пакеты с надписью «Молодому партизану», выброшенные ЦК ВЛКСМ для всех партизанских отрядов и содержавшие устав ВЛКСМ, Статутник партизана, 2–3 брошюры и 5-10 конвертов:

«Ковпак, употребляя самые, что ни на есть похабные слова в присутствии бойцов и хозяев дома, где помещается штаб, высказывал свое негодование к Украинскому штабу партизанского движения и к… руководителю штаба. Тут же Ковпак дал распоряжение своему заместителю по хозчасти Павловскому обратно запаковать пакеты в мешок и направить в Москву с надписью “Молодому партизану Строкачу от старых партизан”. К этому, столь издевательскому отношению Ковпака к вышестоящим органам и ответственным лицам, была выражена солидарность присутствовавших там бойцов. Сыромолотный, находившийся там, молчал, но добавил: “Зачем присылают бумагу у нас есть лучшая, не такая, как в этих пакетах?” Ковпак сказал: “Мы можем снабдить Строкача сколько он хочет бумагой и конвертами, и не такими, как он прислал”»[1334].

В конце концов командование Сумского соединения направило письмо Строкачу с выражением неодобрения по поводу задержки грузов. Начальник УШПД, хоть и был недоволен тем, что через его голову Ковпак несколько раз обращался к Сталину, написал Рудневу письмо в увещевательном тоне:

«Оказать… помощь при наличии весьма и весьма ограниченных средств транспортировки не всегда удается так, как хочется мне или Вам. Кроме того, даже и то ограниченное количество самолетов, которое мы имеем, не всегда можно использовать по причинам метеорологических условий. Одновременно Вам говорю, что для Вашего отряда помощь в выброске боеприпасов, вооружения, а также вывоза раненых оказывается значительно больше, чем другим отрядам. (…). Здесь не бездельники, как некоторые у Вас пытаются представить работников штаба»[1335].

В другом случае на Строкача с критикой по поводу поставок грузов партизанам обрушился комиссар Черниговско-Волынского соединения Владимир Дружинин:

«Странно получается, выбрасывают тому, кто уже сидит четыре м[еся]ца на месте (имеется в виду соединение А. Сабурова. — А. Г.), а нам, т. е. движущимся, не бросают. Кроме того, единовременная выброска нам и ему, кроме безобразия ничего не дает, постоянные споры, неприятности. Кроме всего [прочего], наш сосед [нас] на этом деле обманывает.

Я посылал на Ваше имя радиограммы о выброске радиоприемника, киноаппаратуры. Как говорят — ни слуха, ни духа. Допустим, что сейчас выбросить нет возможности, но хотя бы что-либо ответили. Бумаги для выпуска газеты выбросили на два номера и все, а дальше, что мы должны будем делать?

Тов. Строкач, может быть я ошибаюсь (но думаю, что нет), что вопросами относящимися к кино, газетам и пр., никто не занимается, считая это второстепенным делом, если так, я конечно, откажусь просить в дальнейшем и кино, и радио, и газеты… Мы писали Вам о том, чтобы выбросили немного табака и мыла… Тоже пока дипломатическое молчание и по этому вопросу…

В присылаемых письмах от Вас (почта) полная неразбериха: всю раньше прут нам, тут и для К[овпака] и П[опудренко] — очевидно, кому-то лень разобраться даже по литерам»[1336].

Но и в соединении Сабурова, которому едва ли не все соседние командиры открыто завидовали, т. к. в его ведении находились посадочные площадки для самолетов, везущих грузы партизанам, далеко не всегда все было гладко с поставками, о чем секретарь Каменец-Подольского обкома КП(б)У Степан Олексенко написал Строкачу: «Советую по-товарищески: проверь и выгони сволочей из аппарата. Кое-кто у тебя, не знаю сознательно или несознательно… работает на врага»[1337]. Олексенко писал, что Сабурову прислали магнитные мины без взрывателей; вместо 10 тыс. патронов к автоматам ППШ доставили такое же количество патронов к наганам, вместо масла из-за линии фронта были получены пустые масленки, из-за чего партизаны смазывали оружие репейным маслом, а в апреле в отряды прислали ватные брюки и шапки-ушанки: «Про все это знают не только командиры, а и рядовые бойцы. Вы понимаете их возмущение. Если бы не летали самолеты, то каждый понял бы, что нет. А так говорят: “Царь Мыколка [во время русско-японской войны] в Маньчжурию посылал иконы, а нам штаб присылает шапки. Значит хотят, чтобы мы шапками забрасывали немцев”. (…) Здесь жара стоит, а почти все в ушанках. Даже сам Сабуров в шапке. Ему привезли генеральский костюм, а фуражки нет. Неудобно же быть в генеральской форме и в кепи»[1338]. По словам Олексенко, о минах замедленного действия, официально принятых УШПД на вооружение с начала 1943 г., в соединении Сабурова до мая 1943 г. вообще не было известно: «Вы [бы] видели, чем люди перекидывают поезда — за голову взялись бы… Ребята сами мастерят мины, правда на них много и сами подрываются, но они не падают духом, они просто выклянчивают у т. Сабурова десяток взрывателей. Ну, что составляет привезти летчику даже в кармане десяток пачек капсюлей? Вы же сами понимаете, что это мелочь, но через эту мелочь нечем перекидывать поезда… Вы же понимаете, что имея такие факты, как не отдельные факты, вроде переходят [они] в систему. Народ возмущается и ругается»[1339].

Постоянные гневные радиопослания командира соединения им. Боровика В. Ушакова, также пытавшегося апеллировать к Сталину, вызвали ответное раздражение Строкача, пославшего за фронт телеграмму-молнию:

«Удивляюсь и не узнаю Вас. Вы произвели на меня такое хорошее впечатление, что не хочется верить Вашим радиограммам. Из-за Вашей раздражительности и грубости погода не улучшается и самолетов нам не прибавляют.

Не думайте, что мы можем и должны дать все, что Вы просите. Это невозможно при всем нашем желании.

По разъяснению Главного командования, тот, кто думает, что партизанское движение должно состоять на снабжении Центра, тот ничего не понимает в партизанском движении. Из этого делайте вывод и не ждите всего из Москвы, а добывайте на месте у противника»[1340].

Ругань командиров на штаб продолжалась и далее. В конце 1943 г., на протяжении нескольких погожих дней, не дождавшись обещанных грузов, командир кавалерийского соединения Михаил Наумов в дневнике выразил досаду на заместителя Строкача, непосредственно занимавшегося организацией поставок: «Где мера безответственности и беспечности у Соколова? У меня подчас создается впечатление, что этот деятель партизанского движения на Украине делает все, чтобы партизаны, действующие на Украине, были поставлены в невыносимые условия, а [подчиненные УШПД] партизаны, живущие в белорусских лесах, пользуются всеми преимуществами. (…) И как это не видят т.т. Строкач, Коротченко, Гречуха? За последние три дня т. Строкач прислал две радиограммы, в которых указывает о том, чтобы соединению действовать в этом районе и асфальт[ового] шоссе Киев — Житомир и ж[елезной] дороги Коростень — Киев. Очевидно, тов. Строкач ожидает активных действий и не знает, что Соколов привязал меня к аэродромам. Вообще, удивительно то, что за 100 км от фронта у штаба не хватает толку снабдить меня боеприпасами»[1341].

Критика партизан во многом была оправданной, поскольку материальная база нередко использовалась в УШПД «нецелевым образом». Так, грузовики штаба — сообразно документам, гонялись для перевозки боеприпасов, а в действительности за определенную плату они обслуживали торговые организации Москвы: Военторг, Главтекстильсбыт и даже буфет Ржевского вокзала. «Партизанскими» же машинами нередко возились и дрова на продажу горожанам в зимний период. Руководители УШПД получали за подобные услуги взятки не только деньгами, но и водкой, тканью, кожей и другими товарами.