Читать онлайн «Неизвестная блокада». Страница 38

Хотя контрнаступление советских войск сорвало осуществление этого плана, судьба города считалась предрешенной. Для осуществления работы полиции безопасности и обеспечения охраны города Шталекером были отданы соответствующие приказы, о чем было уведомлено командование 4-й танковой армии. Начальник Айнзатцгруппы А был уверен в том, что Ленинград станет его штаб-квартирой не позднее 18 июля. Так же оптимистично был настроен и германский Генеральный штаб, а Гейдрих еще 4 июля издал приказ, в котором требовал дать поименный состав передовой группы СД, которая должна была вступить в Москву. Известно, что этим надеждам не суждено было сбыться. Сопротивление Красной Армии на подступах к Ленинграду не позволило осуществиться прогнозам Гальдера, который 23 июля писал, что «приблизительно через месяц... наши войска возьмут Ленинград, Москву и выйдут на линию Орел-Крым»10.

Лишь в сентябре немецкие войска подошли вплотную к Ленинграду и взяли его в кольцо, «хотя, — как отмечалось, — и не такое плотное, как хотелось бы». В июле—августе 1941 г. основное внимание в деятельности Айнзатцгруппы уделялось борьбе с партизанами в лесистой и болотистой местности к северу и востоку от Пскова. Айнзатцкоманды II и III, предназначенные для вступления в Ленинград, были сосредоточены в Новоселье (приблизительно в 45 км к северо-востоку от Пскова). К 24 августа они должны были выдвинуться в район Песье (в 60 км к юго-востоку от Нарвы), однако уже 2 сентября эти подразделения СД вместе со штабом 4-й танковой группы оказались в Кикерино (в 75 км к востоку от Нарвы и приблизительно на таком же расстоянии к юго-западу от Ленинграда). В последней декаде сентября 1941 г. командование Айнзатцгруппы А находилось в Мешно (в 50 км к югу от Ленинграда) и в Риге. Наконец, с 7 октября штаб-квартира стала располагаться в Красногвардейске (в 40 км к юго-западу от Ленинграда). Мобильные команды 1а и 1в находились в непосредственной близости от линии фронта.

Задачи оперативных групп и команд в сфере деятельности контрразведывательных органов Германии были сформулированы в соглашении между Главным управлением имперской безопасности (РСХА) и вермахтом, заключенном в мае 1941 г., в котором говорилось, что в целях обеспечения безопасности сражающихся частей в предстоящем походе против России всеми силами следует защищать их тыл. Всякое сопротивление предлагалось подавлять любыми средствами. При этом органам СД вменялось в обязанность помогать вермахту в выполнении этой задачи11.

Что же касается идеологического фактора в войне против СССР, то ему третий рейх придавал большое значение, объективно субординируя его военно-стратегическим задачам. Об этом свидетельствуют факты заблаговременной подготовки именно в этом направлении разработанных к началу войны концептуальных и содержательных принципов ведения пропаганды.

Как уже отмечалось, поисками уязвимых мест у Советского Союза занимались органы разведки, военно-дипломатические представительства Германии в СССР и соседних с ним государствах, эмигрантские круги, специальные исследовательские институты. Накануне войны с СССР действовало несколько таких учреждений. Библиотека-институт в Бреслау занималась вопросами межнациональных отношений и политической жизнью в Советском Союзе. Позднее этот институт был переведен в Берлин и назывался «Ванзее-институт». Его возглавлял профессор Кох, который в годы войны руководил группой А I, занимавшейся подрывной агитационной работой на захваченной советской территории.

Орган краковского «Восточно-европейского института» журнал «Остланд» 1 мая 1940 г. писал, что задачей института явлется «обеспечение военной победы немцев на Востоке в психологическом отношении и руководящее положение германского народа в восточном пространстве»12. Особый интерес проявлялся к возможности создания в СССР «пятой колонны», реальности восстания в советском тылу13. При этом нацисты рассчитывали на поддержку лиц немецкой национальности, проживавших на территории СССР.

В 1941 г. для служебного пользования было выпущено специальное пособие о немецких поселениях в Советском Союзе14. В нем приводились данные об истории возникновения немецких общин, их численности, географическом положении, процентном соотношении фольксдойче и лиц других национальностей. Сводные таблицы были составлены не только для сельской местности, но и для городов.

В докладе референта германского министерства пропаганды Врохена на заседании рабочей комиссии имперского совета обороны, состоявшемся еще 26 июня 1935 г., подчеркивалось, что в мирное время разведка должна раскрывать психологию предполагаемого противника, знать все противоречия в его лагере. На нее возлагалось также наблюдение за работой партийных руководителей, средств пропаганды, сбор и подготовка специального пропагандистского материала по каждой интересующей Германию стране (книги, пластинки, фильмы, картотеки о мировой прессе и радиостанциях, а также об отдельных личностях). Для ведения психологической войны рекомендовалось своевременно подготовить кадры пропагандистов, переводчиков, специалистов в области радиоперехвата15.

В разработке концепции пропаганды внимание обращалось как на психологический фактор — внушить страх и преклонение перед вермахтом, Германией, так и на идеологический — убедить советских людей в теоретической ущербности марксизма-ленинизма, бесчеловечности сталинского режима и, вместе с тем, показать преимущества национал-социализма. Главная задача пропаганды состояла в том, чтобы пробудить в противнике чувство: национал-социализм превосходит всех и является непобедимым. Один из теоретиков пропаганды подчеркивал, что победит тот, «кто в результате неожиданных военных успехов, достигнутых пусть даже с помощью жестоких методов, сможет пробудить у неприятеля представление: кто может больше, чем я, тот может невозможное»16.

Важнейшими принципами психологической войны немецкие теоретики считали необходимостьориентации в пропаганде на чувства и инстинкты человека и, прежде всего на инстинкт самосохранения и продолжения рода; максимальную доступность предлагаемой информации; широкое привлечение социалистической фразеологии; использование всех возможных средств пропаганды.

Исходя из того, что в военное время моральный фактор является определяющим при приблизительном равенстве сторон, ему уделялось исключительно большое внимание. Военный психолог Блау писал, что сферой, в которой происходит «вербовка» противника, является человеческая психика. Поэтому пропагандистская деятельность рассматривалась как часть прикладной психологии, а подготовка к войне с тем или иным противником включала в себя наряду с изучением степени политической и социальной напряженности также его психологические особенности, потребности и целевые установки будущих объектов пропаганды17.

При ведении военной пропагадны рекомендовалось всячески возбуждать у противника инстинкт самосохранения, чувство тоски по жене и семье с тем, чтобы вызвать ослабление воинской дисциплины и стойкости. Использование в пропаганде привлекательных социалистических идей называлось одним из необходимых условий ее успеха. «Было бы промахом, — писал один из теоретиков ведения психологической войны, — бороться против марксизма, не используя в известной степени марксистскую заразу»18.

В целях психологического обеспечения идеологического противоборства брались на вооружение и «русские» идеи, и специфика русской души, и русская литература, и конкретные социальные слои. Пытаясь описать особенности «загадочной» русской души, авторы брошюры «Политические задачи немецкого солдата в России в свететотальной войны» отмечали, что русские живут не умом, а чувством, что характерной национальной чертой является богатство чувств и аффектов, интенсивность внутренней жизни, подчеркивалось, что «русские веруют, они хотят веровать во что-нибудь или кого-нибудь», что «русским необходимо крепкое руководство (сильная личность)». Патриотизм советского народа выводился из того, что «русские в своих действиях всегда ищут идеи», наиболее популярными из которых являются идеи патриотизма. Они утверждали, что патриотизм большинства простых людей подсознателен и в этом заключается невиданный успех пропаганды большевиков. Подчеркивая приоритет психологического воздействия в пропаганде против СССР, авторы рекомендаций писали, что «если нам не удастся заставить русских поверить в нас, то вряд ли подействуют разумные аргументы»19.

Пропаганда противника постоянно прибегала к цитированию выдающихся представителей русской литературы — Достоевского, Гоголя, Толстого, Бунина, Короленко, Горького, Гумилева, Л.Андреева, Лермонтова, Фета, Тютчева, Чернышевского и других. Из их произведений подбирались отрывки, свидетельствующие о неприятии авторами революций, насилия, высказывания об отсталости России и «особой» роли крестьянства в ее истории, жертвенности и смирении как высших добродетелях человечества, «исцеляющей» роли веры и русском народе — «народе-богоносце». Ф.М. Достоевский представлялся в качестве идеолога антисемитизма, величайшего противника социализма и пророка антигуманной сущности советской власти, прообразом которой была социальная система Шигалева, изображенная писателем в романе «Бесы».