Читать онлайн «Великая Отечественная: был ли разгром?». Страница 40

Строго говоря, можно назвать еще одного потенциального поставщика дезинформации — 24 июня в кабинете Сталина появился (с 16.45 до 17.00) нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов. Однако и очень короткое время его визита — всего лишь 15 минут, и известные ныне документы Главного морского штаба не дают оснований для предположения о том, что «деза» пришла от военных моряков.

Разведсводки Первого управления ВМФ за 23–27 июня (№№ 649–658) в целом вполне адекватно описывают ситуацию «по Северному и Балтийскому театру». Что примечательно, происхождение информации всегда четко фиксируется («по данным радиоперехвата, по данным агентурной разведки, по наблюдениям постов…»). Разведка фиксирует (весьма точно) базирование немецкой авиации в Норвегии и непрерывную переброску авиачастей на аэродромы северной Норвегии. Честно и точно (без преувеличения масштаба и собственных успехов) описаны два налета самолетов люфтваффе на Кронштадт, в ходе которых немцы провели минирование бухты военно-морской базы. Что важно — фактически после этих налетов немецкие самолеты, базировавшиеся на аэродроме Проверен (Восточная Пруссия), совершили посадку для дозаправки на финском аэродроме Утти, но именно этот факт в Разведсводках ВМФ не отмечен.

В вечерней сводке за 23 июня со ссылкой на агентурные источники отмечено прибытие в финские порты Ботнического залива «60 немецких транспортов с войсками и вооружением». Все верно — это прибыла 169-я пехотная дивизия вермахта, которая затем маршем выдвинулась в район заполярного Кемиярви для наступления на Кандалакшу. Разведсводка № 653 на 19.00 24 июня фиксирует, правда, весьма неточно, первое появление немецких самолетов на заполярном финском аэродроме Луостари (сначала эти самолеты определены как бомбардировщики неуказанной численности, в утренней сводке от 27 июня они превращаются в «8—10 бомбардировщиков и 6–8 истребителей»; фактически накануне наступления на Мурманск туда была перебазирована одна эскадрилья истребителей в составе 10 «мессершмиттов»). Про базирование хоть каких-то немецких авиачастей в южных и центральных районах Финляндии нет ни слова. Не упоминаются они и в оперативных сводках Главного морского штаба за 22–26 июня.

Теперь постараемся ввести все вышеизложенное в общий контекст военно-политической ситуации 1941 года.

Вооруженная агрессия Советского Союза против Финляндии, начавшаяся 30 ноября 1939 года, неожиданно закончилась подписанием Московского мирного договора 12 марта 1940 года. Причина, по которой Сталин помиловал Финляндию (финская армия к началу марта истекала последними каплями крови), скорее всего, связана с действиями англо-французского блока: слишком близкой стала опасность превращения «странной войны» на Западе во вполне реальную войну объединенных сил Европы против СССР. Впрочем, и в таких условиях товарищ Сталин сумел навязать Финляндии «мирный договор», в соответствии с которым от Финляндии были отторгнуты обширные территории (37 тыс. кв. км, что примерно в пять раз больше того, что было захвачено силой оружия в ходе «зимней войны») и 400 тысяч финских граждан (более 10 процентов населения) вынуждены были покинуть свои дома.

При всем при этом в Кремле заключенный с Финляндией договор воспринимали как временную, вынужденную и досадную остановку на пути к полной аннексии Финляндии. После же того, как в мае-июне 1940 года Франция была разгромлена, а Англия оказалась фактически блокирована на своих островах, «прессовать» Финляндию начали по полной программе. Ультимативные требования отставки министров финского правительства и вмешательство в выборы президента, требования «вернуть» Советскому Союзу подвижной состав финских железных дорог и прекратить строительство оборонительных сооружений на новой границе, систематическое нарушение воздушных границ (за первую половину 1941 года финская пограничная охрана зарегистрировала 85 пролетов советских самолетов), управляемое из Москвы «Общество мира и дружбы с СССР», организовавшее кровавые уличные беспорядки с десятками убитых и раненых…

В январе 1941 года Москва ультимативно потребовала передачи главного богатства Финляндии — никелевых рудников Петсамо — совместному предприятию, в котором 50 процентов акций принадлежало бы советской стороне. Финляндия отказалась, после чего СССР в одностороннем порядке денонсировал торговое соглашение и прекратил поставки товаров, в том числе зерна, что поставило Финляндию на грань реального голода. 18 января Москва отозвала своего посла из Хельсинки, что на «дипломатическом языке» означает предпоследний шаг перед началом войны. По крайней мере, именно так оценивал ситуацию тогдашний посол (в будущем — президент страны и большой друг СССР) Паасикиви: «Советский Союз не преминет использовать против нас силу, если проблема не будет решена».

Начиная по меньшей мере с августа 1940 года, Генеральный штаб РККА разрабатывал оперативные планы, в которых однозначно и прямо ставилась задача полной оккупации всей территории Финляндии (включая столицу государства — Хельсинки), полного разгрома и уничтожения финской армии. Что примечательно — в тексте этих «Соображений» и «Директив» не нашлось места даже для формальных оговорок о том, что планы вторжения разрабатываются на случай нарушения Финляндией условий мирного договора или же появления на территории Финляндии немецких войск.

И поэтому нам вовсе не обязательно искать и изучать какие-то «секретные файлы» для того, чтобы понять, каким было отношение народа и правительства Финляндии к начавшейся войне между Германией и СССР. В адрес «великого соседа» прозвучали тысячи проклятий и пожеланий скорейшего разгрома. Однако эмоции эмоциями, а вопрос о реальном вступлении Финляндии в войну был гораздо серьезнее.

Никакого публичного, открытого договора между Финляндией и Германией не было. Финляндия не присоединилась к Тройственному пакту и не вела (в отличие от СССР) переговоров о таком присоединении. С другой стороны, не подлежит сомнению факт секретных военных переговоров, в результате которых было достигнуто соглашение на пропуск четырех немецких дивизий через финское Заполярье к советской границе и участие одной финской пехотной дивизии в совместном с немцами наступлении на Кандалакшу. Кроме того, Финляндия предоставила свои аэродромы для базирования германских самолетов-разведчиков, а возможно, и сама участвовала в разведывательных операциях над и на территории СССР.

Таким образом, по состоянию на 24 июня 1941 года сложилась ситуация, которая по большому счету не устраивала ни германское, ни финское руководство. В Берлине считали, что от Финляндии они получили слишком мало, командованию вермахта нужно было не ритуальное участие одной финской дивизии в операции на удаленном и малозначимом театре, а полномасштабное наступление финской армии на Ленинград. Узкий круг финских руководителей, которые за спиной народа и парламента вели тайные переговоры с нацистами и договорились до участия финской армии в войне на стороне Гитлера (и в данном случае уже неважно — одна дивизия, десять дивизий или один батальон), не могли не понимать, что они зашли слишком далеко. Гораздо дальше, чем возможно и допустимо в демократической стране, каковой была предвоенная Финляндия.

20 июня президент страны Ристо Рюти встречался с депутатами социал-демократической фракции (85 мест в парламенте из 200) и заверил их, что финские войска не будут использованы для нападения на Советский Союз. Накануне этой встречи, 19 июня, лидер социал-демократов, один из влиятельнейших политиков страны Вяйне Таннер (министр иностранных дел во время «зимней войны») на совещании руководителей профсоюзов заявил: «Наши войска будут использованы лишь для обороны страны, но не для наступательных действий». И вот после этого становится известным факт появления многотысячной группировки немецких войск на севере Финляндии.

Заседание финского парламента было назначено на 25 июня заранее, вне всякой связи с советскими бомбардировками. На этом заседании правительству предстояло дать объяснения, и ожидавшийся жесткий «разбор полетов» вполне мог закончиться отставкой кабинета. В такой ситуации бомбардировка финских городов советской авиацией стала ошеломляющим подарком для сторонников «жесткого курса». Подарок был столь ценным и столь своевременным, что неизбежно возникает вопрос: а была ли эта случайность случайной? Другими словами, где — в Берлине или в Хельсинки находился тот пресловутый «секретный телефон», из которого в кабинет Сталина поступила дезинформация о перебазировании в южную Финляндию «лучших частей люфтваффе» и запланированной немцами бомбардировке Ленинграда.

И в заключение несколько слов о реальных результатах «сокрушительных ударов по аэродромам немцев в Финляндии». Бомбардировочные части ВВС Северного фронта, имевшие на вооружении не менее 280 исправных самолетов и более 400 боеготовых экипажей, выполнили 25 июня 1941 года порядка 130 самолетовылетов. По аэродромам, на которых фактически базировались финские истребители, отбомбились (или хотя бы пытались это сделать) не более 30 самолетов. Ни один самолет противника не был уничтожен ни на земле, ни в воздухе. К аэродромам базирования финских бомбардировщиков и звена немецких дальних разведчиков (Сиикакангас и Луонетъярви) не было произведено ни одного вылета.